Глава 81

Запахло дымом. Лошадь под Одиссеем почувствовала близость жилья или бивака и пошла быстрее. Однако, необходимо было соблюдать осторожность. Одиссей остановил отряд и предложил спутникам подождать, пока он не вернётся из разведки.

С двумя бойцами и револьвером в руке Луков пешком отправился вперёд. Очень скоро разведчики увидели чей-то лагерь. С севера к нему примыкал довольно глубокий извилистый овраг, по которому разведчики сумели подобраться почти вплотную к стоянке неизвестных людей.

По тому, как хорошо бивуак был оборудован, чувствовалось присутствие опытных путешественников, хорошо подготовленных к местным условиям. Неподалёку от единственного шатра были привязаны огромный мохнатый як, две низкорослые лошадки и мул.

– Англичане! – с досадой догадался Одиссей, наблюдая из-за камня за перемещающимися по лагерю людьми и слыша их речь. Он видел только двоих, но поблизости могли находиться и другие. Как не хотелось Одиссею к костру, всё же он решил, что благоразумнее потихоньку удалиться, оставаясь незамеченным. Но тут в лагере залаяла собака. Люди там схватились за оружие. Стало понятно, что уйти по-английски не удастся. Пришлось выходить из своего укрытия, пока дело не дошло до стрельбы, и представляться. Держа пустые руки немного поднятыми, чтобы незнакомцы могли их видеть, Одиссей пояснил, что он руководитель научной экспедиции, направленной русским географическим обществом. Англичанин удивился, что в большевистской России кого-то ещё может интересовать наука. Впрочем, сделал вид, что поверил внезапно появившемуся в его лагере русскому.

Коллегу Одиссея, то есть руководителя крохотной английской исследовательской партии, звали Гарри Ягдхазбенд. Кажется, он был ирландцем. Он был в цветущем мужском возрасте, не красавец, зато обладал массой обаяния. Черты лица его были грубые, но не отталкивающие. Он был прям, как доска, и жилист. И вообще выглядел этот малый, как типичный британский офицер, непоколебимая вера которого в цивилизаторскую миссию Британии, приправленная повадками авантюриста, позволяли ему смело отправляться туда, где редко ступала нога европейца.

Многое из того, что он говорил, не могло понравится Одиссею, но Луков оценил прямоту и искренность противника.

Ягдхазбенд не скрывал, что имеет инструкции от своего командования оценить положение дел на бывшей афгано-российской границе. Саму границу британец считал «теоретической» после краха николаевской империи. Другими словами его послали узнать, может ли Лондон прибрать к рукам ставшими бесхозными после русской революции территории. И этот парень идеально подходил для такой миссии. Ягдхазбенд был ярым сторонником решительной и жесткой политики британской империи в Центральной Азии. Единственный его недостаток, как профессионального разведчика, заключался в том, что он не умел притворяться. Впрочем, Одиссей посчитал это достоинством.

Луков также оценил, что британец ведёт себя, как джентльмен, хотя вражеский разведчик должен был бы ненавидеть любого русского, попавшегося ему на пути. Ведь даже несмотря на то, что в только что закончившейся большой войне Россия и Великобритания являлись союзниками по Антанте, здесь в Азии они ни на день не переставали вести необъявленную войну, натравливая друг на друга племена туземцев и марионеточные «карманные» правительства, засылая агентов…

Да и у Одиссея из-за последних событий не было повода чувствовать к сынам «Туманного Альбиона» симпатию. Тем не менее, встретившись лицом к лицу, русский и англичанин старались вести себя, как европейцы, то есть придерживаться определённого рыцарского кодекса поведения.

Этот разговор происходил возле большого костра после того, как Ягдхазбенд любезно пригласил русских коллег в свой лагерь. Одиссей успел предупредить своих людей, что они все должны выдавать себя за сугубо научную экспедицию. Это было сделать не так уж несложно, ибо ближайшие соратники Лукова итак являлись людьми науки.

Одиссей показал англичанину свой блокнот с описанием природных необыкновенностей, которые встретились ему на пути. Археолог Кенингсон похвалился перед новым человеком редкими научными записками, найденными на Памирском посту.

В свою очередь англичанин поведал, что много лет провёл в путешествиях. Одиссея удивило, что коллега путешествует в этих опасных местах фактически в одиночку. Его сопровождал лишь солдат-гуркх в звании старшего сержанта

В ответ на недоумённую реплику Лукова Ягдхазбенд шутливо признался, что после того, как во время боксёрского восстания в Китае его чуть не убил собственный слуга, которого он считал другом, он перестал доверять «туземцам».

Заметив среди русских индийца, англичанин высокомерно сказал, что если русские надеются осчастливить когда-нибудь эту нацию, то они сильно заблуждаются:

– Я прожил несколько лет среди них и могу сказать вам, что индийцы ни на что не годны. Они способны сделать что-либо сносное только под присмотром белого человека – в противном случае работе этой грош цена. Указания и советы, которые английский сапожник, плотник, портной, кузнец или строитель схватывают на лету, в Индии приходится повторять по многу раз, прежде чем местный житель вникнет в смысл сказанного. Но и потом, уже в процессе труда бестолковый работник раз десять обратится к своему работодателю за разъяснениями и дополнительными инструкциями.

Впрочем, всё это было сказано не в присутствии Георгия. Ибо англичанин сразу заявил: «нижних чинов, туземцев и собак в приличное общество не принято допускать». Впрочем, с Луковым и другими его ближайшими соратниками по экспедиции британец был безукоризненно любезен, как с представителями привилегированной европейской расы. Хозяин предлагал гостям лучшие куски; щедро делился всем, что имеет, хотя в горах вес поклажи рассчитывается строго до грамма. Ягдхазбенд даже велел сержанту открыть по случаю встречи консервы, которые они приберегали на крайний случай. Все набросились на еду за исключением комиссара, который вероятно опасался быть отравленным.

Пока все ели Ягдхазбенд с восторгом говорил об отваге и неутомимости русских исследователей, которых встречал в этих горах в прежние годы.

– Правда, те русские были не учёные, как вы, а военные. Мы были врагами, и тем не менее искренне радовались каждой нашей встрече. Обычно мы сталкивались в безлюдных диких местах, как здесь, и всегда делились друг с другом всем, что имели.

Ягдхазбенд вспоминал, что, несмотря на крайнюю примитивность снаряжения и скудность питания, те – прежние русские чувствовали себя более чем комфортно в суровых местных условиях. А о таких солдатах, как казаки, любой офицер может только мечтать.

Часть своего восторга Ягдхазбенд адресовал Одиссею и его измученной команде, в которых видел продолжателей дела прежних русских исследователей.

Вся эта подчёркнутая галантность, рыцарская учтивость, будто сошла со страниц хроник бургундского двора XV века. Конечно, это была в определённой степени игра, однако не расчётливое притворство. Создавалось впечатление, что англичанин действительно не испытывает ненависти к русскому коллеге. Разговор их был вполне приятельским. Хотя временами всё же возникала взаимная напряжённость. Это случалось, когда разговор касался острых геополитических противоречий.

– Наши военные с тревогой отмечают улучшение вооружения и повышение военного искусства пуштунов, – многозначительно сообщил Ягдхазбенд. – Вооружённые современными винтовками горцы осуществляют рейды через северо-западную афгано-индийскую границу. Эти рейды превращаются в форменные вторжения, проводящиеся с большим тактическим искусством.

– Вы сами учите своих врагов, охотно вербуя патанов в свои территориальные войска, – заметил англичанину Луков.

– Но теперь пуштуны с надеждой смотрят на Восток! – воскликнул англичанин. – Речи Амануллы-хана в Джелалабаде о возможности джихада против Англии до предела накалили обстановку в зоне племен. Количество рейдов пуштунов в глубь британской территории сразу резко возросло. Пуштуны до того распоясались, что стали похищать дочерей и жён британских чиновников, чего раньше никогда бы не посмели, прекрасно зная, что возмездие будет самым суровым. Но мы не можем сейчас бросить все силы против горцев, так как вынуждены держать войска в Индии в состоянии боевой готовности, и даже требовать новых пополнений из метрополии, чего на моей памяти никогда не было. А всё потому, что в наших индийских провинциях усиливается пропаганда в пользу какого-то красного принца, грозя разжечь пожар широкомасштабного восстания сродни тому, что мы пережили в 1857-м, когда нам с огромным трудом удалось усмирить сипаев. Не трудно догадаться, почему этот принц зовётся «красным», и откуда ожидать его прихода…

Как профессиональный востоковед, Одиссей уверенно вёл дискуссию с англичанином:

– Извините, сэр, политика, конечно, не так интересует меня, как наука. Но всё же хочу заметить вам, что британцам в Индии при любых проблемах мерещится призрак русской угрозы на Востоке. Тем не менее, раньше вашему колониальному правительству ничто не мешало осуществлять карательные операции против приграничных пуштунских племен под лозунгом обеспечения безопасности населения правобережья Инда. Что же вам мешает на это раз?! Неужели мифическая красная угроза?

Ягдхазбенд пояснил:

– В последнее время кто-то щедро оплачивает шумную компанию в международной прессе, направленную против образа Великобритании. В глазах всего мира нас выставляют кровожадным агрессором. Газеты пишут, что наши солдаты ведут себя в пуштунских селениях с жестокостью цивилизованных варваров. Всё это выставляется как избиение вооружённых допотопным оружием несчастных туземцев с помощью самых современных технологий уничтожения. Репортёры рассказывают об обстрелах деревень из горных орудий и пулемётов, использовании отравляющих газов. Смакуют подробности варварских бомбёжек высокогорных селений нашими самолётами. Авторы статей сетуют, что в прежние времена «большой игры», когда русские и англичане боролись за влияние на буферные государства, никто не позволял себе такого. Общественное мнение подводят к простому выводу: только вы русские можете урезонить нас англичан.

Ягдхазбенд был уверен, что руководители новой России по всем законам театра талантливо разыгрывают против англичан грандиозный политический спектакль. И решающий козырь в этой игре пуштуны. А главный «приз» – контроль над Афганистаном, и в конечном итоге над самой ценной британской колонией – Индией. Со слов Ягдхазбенда следовало, что придерживающаяся в своей внешней политике джентльменских правил Англия, стала жертвой развязанной беспринципными большевиками лживой пропагандисткой компании.

Одиссей никогда не ассоциировал себя с большевиками, но как русскому патриоту ему было неприятно, что его родину обвиняют в мошеннических методах игры. Поэтому в ответ Одиссей напомнил англичанину, что это как раз традиционная политика его страны всегда заключалась в том, чтобы любыми способами не позволять усиливаться России, даже тогда, когда Англия была с царской Россией в наилучших, казалось бы, отношениях.

– Вы помните историю наполеоновских войн? – спросил англичанина Одиссей.

– Помню – не слишком уверенно отозвался Ягдхазбенд, на лице его появилось удивление. Похоже он не понимал, какое это имеет отношение к их разговору.

– Значит, вы знаете о том, как Англия в период нашествия Наполеона организовала в Персии войну против России?… Да вы спорьте со мной! Пожалуйста! Я буду только рад любому вашему контраргументу.

Но так как Ягдхазбенд молчал, Одиссей напомнил ему более свежий эпизод своеобразного отношения Англии к своим союзникам:

– А известно ли вам, что в 1914 году, когда ваши политики на всех углах трубили о верности союзническому долгу перед Россией, ваши же дипломаты в Анкаре у нас за спиной всячески вынуждали Турцию, ведущую переговоры с Петербургом о нейтралитете, воевать с Россией на стороне кайзеровской Германии? И всё это только для того, чтобы ослабить военные силы России, заставить её воевать на два фронта, и в конечном итоге получить существенный перевес здесь в Азии.

Англичанин не спеша затянулся папиросой, удерживая её в полусогнутой ладони. Так огонёк тлеющей папиросы не был виден в темноте. Прищурившись на Одиссея, он удивлённо произнес:

– Для человека, которого интересует только наука, вы слишком хорошо разбираетесь в политике?

Тут внимание Ягдхазбенда привлёк краешек какой-то бумажки, торчащий из разорванного тюка. Этот многократно латанный мешок был частью того немного, что осталось от имущества русской экспедиции после труднейшего перехода через горный перевал и высокогорное плато. И было удивительно, как попавшийся на глаза британцу листок ещё не сгорел в костре в холодные ночи. Но ещё поразительнее, что по странному стечению обстоятельств именно теперь – в разгар спора англичанину попала в руки листовка, «контрабандно» взятая комиссаром в поход.

В ней содержался призыв к горцам продолжать борьбу против англичан, несмотря на мирный договор между Афганистаном и Англией. Те афганские правители, которые договорились о мире с англичанами, обзывались в агитке «свиньями» за то, что они прекратили священную войну против колонизаторов.

– Значит, вы говорите, что вас интересует только наука? – двумя пальцами подняв за краешек листовку с карикатурным изображением английского колонизатора и его афганских лакеев, усмехнулся Ягдхазбенд.

Одиссею пришлось извиняться перед британцем:

– Уверяю вас, Гарри, это бумажка оказалась здесь совершенно случайно. Наверное, её кто-то тайком подсунул в экспедиционное имущество.

– Зачем ты оправдываешься перед ним! – вмешался возмущённый комиссар. – Ты же видел, как он относится к нашему Георгию. Даже брезгует сидеть с ним рядом.

Англичанин не согласился:

– Вы не правы! В пути я могу есть из одной миски и спать под одним одеялом с бедуином или индейцем. Но существует этикет. Если собираются европейцы – офицеры или просто образованные люди, туземцы должны соблюдать определённую дистанцию. Вы же не посадите на званном обеде за один стол с гостями своего пса, пусть даже и очень любимого?

Это заявление британца только подлило масла в огонь. Побелевшими от ненависти глазами Гранит смотрел на представителя враждебного мира. С презрением Лаптев сказал Янгдхазбенду:

– Мы рискуем жизнями в этом походе во имя торжества всеобщей справедливости и равенства, а вы – за деньги, чины и награды.

На это англичанин неожиданно для Одиссея признался, что, действительно не только забота об интересах своего государства движет им:

– Людей толкают пускаться в подобные авантюры разные мотивы и обстоятельства. Но в основном за историю человечества первооткрывателей новых земель заставляло отправляться в опасные скитания и плавания по неизведанным странам и морям жажда обогащения и славы, власти и почёта. Патриотизм среди нашего брата тоже иногда присутствует, но обычно далеко не на первом месте. Кто-то всего лишь выполняет приказ. Что же касается лично меня, то вы совершенно правы: грешен, ибо действительно мечтаю разбогатеть. Я бедный джентри. Отец ничего не оставил мне. По завещанию большая часть наследства досталась моему старшему брату. Так что кроме как на себя мне не на кого надеяться. Я провожу свою жизнь в седле, чтобы в старости иметь под задницей удобное кресло. Надеюсь выйти в отставку в звании майора с соответствующим пансионом.

Но Лаптева полушутливый тон Ягдхазбенда только разъярил.

– Вы беспринципный пират! Такие как вы британские ублюдки стали подстрекателями злодейского убийства 26 бакинских комиссаров! За это преступление вы дорого заплатите. Настанет день и вас также поставят под пулемёты восставшие индийцы.

Прямодушный комиссар стал уверять англичанина, что не пройдёт и полгода, как героическая Красная армия будет на берегах Инда, потому что все – от рядового красноармейца до самого Наркомвоенмора Троцкого – мечтают принести свободу многомиллионному народу, порабощенному кучкой заморских торгашей. А для большей убедительности Гранит подозвал одного из красноармейцев и спросил, желает ли он учавствовать в подобном походе. Ответом ему был восторженный вопль: «Даёшь Индию!», сопровождаемый многоголосым «ура!!!» других находящихся неподалёку красноармейцев.

Казалось, сбывались самые мрачные подозрения английского разведчика. Однако Ягдхазбенд лишь усмехнулся и, глядя почему-то только на Лукова, вывел:

– М-да, не ожидал встретить в этих молчаливых горах таких красноречивых агитаторов. Как учёные вы не носите револьверов, однако владеете более грозным оружием, чем огнестрельное, – силой опытного агитатора, силой, которая повелевает толпой и может вызвать камнепады и лавины восстаний…

После этой яростной стычки комиссар презрительно замолчал. А англичанин больше не возвращался к разговору на острые политические темы. Беседа стала вращаться вокруг сугубо научных вопросов. Опытный путешественник и талантливый востоковед впервые встретились на Памире, и любая затрагиваемая тема вызывала неподдельный обоюдный интерес. Несмотря на недавний инцидент, их общение становилось всё более непринуждённым, и вскоре снова приобрела вполне дружеский характер.

Одиссей отметил про себя необычность ситуации: возле одного костра напротив друг друга сидели представители двух враждебных лагерей и мирно беседовали. Хотя, то, что в этих горах они непримиримые враги, сомнений уже не осталось ни у одной из сторон.

Перед тем как пойти спать Ягдхазбенд обронил весьма любопытную фразу: «И всё-таки я рад этой нашей мирной встрече, но я буду не менее рад встретиться с вами в боевых условиях, например, на индийской границе; в любом случае вы можете рассчитывать на тёплый приём».

Едва он отошёл от костра шагов на пятнадцать, Лаптев толкнул Одиссея локтем в бок:

– Слышал, что он сказал?! Угрожает сволочь! Говорит: устроит нам засаду на индийской границе. Пристрелить собаку! Немедленно!

Комиссар извлёк из-под себя спрятанный револьвер:

– Сержанту предложим перейти на нашу сторону, ну а коль откажется и его тоже в расход.

Одиссей с негодованием оттолкнул нацеленный в спину британца револьвер.

– Мало того, что вы выдали нас с головой, вы ещё ведёте себя как последний негодяй!

Кенингсон тоже был глубоко возмущён вероломным намерением юнца:

– Это возмутительно! Как вам не стыдно, молодой человек, – платить чёрной неблагодарностью за оказанное вам гостеприимство!

Тогда комиссар с издёвкой поинтересовался у Одиссея:

– И что же тебе мешает устранить врага – интеллигентское чистоплюйство или симпатия к английским скотам?

– Неписанные законы учёных-путешественников, диктующие взаимовыручку и уважение к коллеге, независимо от того, к какому государству он принадлежит. А вы если не прекратите подобную коминтерновскую «самодеятельность», будете снова подвергнуты аресту. Как вы смели взять с собой листовки, я же запретил вам это!

Неожиданно комиссара поддержал Насыров, который прежде никогда не пытался спорить с Луковым:

– Комиссар правильно предлагает. Англичанина нельзя отпускать. Европейские дьяволы помогают басмачам. Они враги советской власти.

– И вы туда же! – изумился Луков. Даже верный Георгий впервые за всё время не поддержал безоговорочно Одиссея. Возможно, комиссар уже успел рассказать юному индийцу, что англичанин приравнял его к собакам.

Одиссей стал объяснять соратникам, что убийство английского офицера спровоцирует большой международный скандал и даст повод Англии осуществить прямую военную интервенцию против ещё неокрепшей Туркестанской республики.

– Пускай, пускай приходят! Этим они лишь подпишут себе смертной приговор! Красная армия отразит любой удар, и на плечах интервентов нам будет проще ворваться в Индию.

Удивительно, но прежде недолюбливающий комиссара, считающий его врагом своего друга-начальника, Георгий радостно заулыбался и закивал при этих словах!

– Вы так же смыслите в политике, как я в переводе Советской конституции на иврит, – неприязненно ответил комиссару Луков, а Георгию в сердцах сказал:

– Ты меня разочаровал.

После этого разговора Одиссей стал всерьёз беспокоиться за безопасность английского коллеги. Доверять охрану Ягдхазбенда красноармейцам было рискованно. Оставалось взять это дело в свои руки…

В этот же вечер произошло ещё одно событие, которое очень расстроило Лукова. Пропал Георгий. Никто не видел, как он исчез из лагеря. Одиссей винил только себя, ведь это он обидел гордого юношу. Вместе с Кирой и другими он обшарил все окрестности лагеря, но следов паренька найти так и не удалось. Видимо, обидевшись на старшего товарища, гордый юноша решил покинуть экспедицию. Это был очень тяжёлый удар для Одиссея, ему очень тяжело было смириться и с этой потерей. Уже не впервые за эту экспедицию он терял людей, в надёжность которых верил.