Глава 2
Десяток выхваченных из камеры людей долго ведут по лестницам и коридорам в окружении вооружённых конвоиров. Наконец, их заводят в длинное помещение с низким потолком, похожее на раздевалку в бане. На узких скамьях лежит чья-то второпях сброшенная одежда, по полу – оставленные хозяевами чемоданы, мешки, свёртки.
Ничего не объясняя, комендант велит всем раздеваться до нижнего белья. Парализованные страхом люди безропотно подчиняются. Но тут где-то неподалёку за стеной гремят выстрелы. Интеллигентный господин в треснувшем пенсне сразу выходит из состояния покорного оцепенения.
– По какому праву! – неожиданно высоким женским голосом взвивается он. – Я поэт! Художник революции! Сборник моих стихов будет опубликован в издательстве Пролеткульта. Меня сам Горький знает.
Однако лицо коменданта остаётся каменным. Только когда обезумевший от страха литератор подскакивает к одному из красноармейцев и пытается вырвать из его рук винтовку, комендант быстро подаётся вперёд и коротко бьёт слева несчастного по скуле. Удар получается страшный, так как литератор подлетает в воздух и отлетает метра на три. При падении он сильно бьётся затылком о пол и замирает неподвижный. Конвоиры быстро стаскивают с нокаутированного одежду. Затем, взяв за ноги, волокут вместе с остальными, словно тушу оглушённого бычка, по лестнице наверх. При этом голова несчастного с глухим деревянным стуком бьётся о каждую ступеньку лестницы.
Босых, дрожащих от холода людей выводят на тёмный двор и гонят к каменной стене. Возле неё в лужах крови в разных позах застыли почти обнажённые трупы только что убитых людей. Чуть в сторонке в ожидании новой партии смертников покуривают палачи.
Происходящее напоминает конвейер смерти. Приговоренным к казни велят выстроиться вдоль стены. Луков, щурясь подслеповатыми глазами, ищет себе место, боясь нечаянно наступить на руку или на ногу лежащих повсюду покойников, словно способен причинить им боль, и будто ему самому через несколько минут не умирать.
Побросав окурки, стрелки достают из кобур револьверы и тоже выстраиваются в линию. Одиссей вдруг открывает для себя, что палачей тоже десять, как и их. Каждый из стрелков берёт на мушку своего. Стоящая рядом с Луковым девушка тоненьким дрожащим голоском затягивает «Марсельезу». Мужчина слева начинает грубо материться. Бородатый старик торопливой скороговоркой читает слова молитвы. Тихо поскуливает простоволосая баба.
Одиссей на удивление хорошо видит своего персонального убийцу. Тот хладнокровно целится в него и вряд ли даст промаха…
Звучат скупые слова приговора: «По врагам революции!..»
«Значит, рассказы про суды «троек» тоже неправда – проносится в голове Лукова. Он изумлён: «Как у них, оказывается, всё просто!».
В последний момент из окна третьего этажа ближнего здания высовывается по пояс какой-то человек и начальственным тоном кричит распорядителю казни:
– Эй, Игнат, погодь-ка пока вон того парня шмылять! Ну того – второго слева. Его к себе начальство срочно затребовало.
Ничего не понимающего Лукова вытаскивают из строя и ведут в здание. За его спиной гремят выстрелы. Он вздрагивает и втягивает голову в плечи. И следом после паузы ещё несколько одиночных выстрелов, которыми добивают раненных…
