Между тем как в оставленных вами деревнях настало время загадыванью и гулянью, в городах суеверие заставляет не менее проказничать. Там гумны, перекрестки, банные окна, проруби, церковные замки и вереи, а здесь стояние за воротами и вопрошения об имени проезжающих, бросанье башмаков через ворота и слушание под окнами. Всеобщее желание открыть совершенно для себя завесу будущего заставляет в сие время лить в воду воск и олово, полоть снег, вывешивать белое полотенце и ключи за окно, класть под головы гребень и есть пересол. Но менее ли сего странны загадывания по зеркалу, которое, по мнению многих, в сие время имеет и имело столь волшебную силу, что будто всем показывало точно тех людей, за которыми они теперь замужем? Менее ли сего странно удостоверение, что будто черти в сие время так умеют галантонить, что преобращаются в щеголей и вертопрахов и точно принимают на себя лицо и вид тех, за которых рано или поздно выходят замуж? – Но, впрочем, чего не производит в сие время суеверие и старинный обряд дурачиться? – Какие по улицам шатаются гурьбы в тулупах, вывороченных вверх мехом, с лицами, вычерненными сажей, или с надетыми на оные страшными харями! Таковые простонародные забавники и герой святок всего паче стараются почтены быть или за чертей, или за чудовищ, в чем они и успевают, ибо робкие в сие время старушки и суеверы часто от виду их падают в обморок, а лошади в сторону шарахаются. Все сие именуется однако ж забавою, которая крайне веселит пугающих и испуганных. – Но наши маскарады, в которые приезжают в сие время одетые вместо медведей мышами, вместо дьяволов подобными им чертями, а вместо колдунов волшебниками, разве менее сего странны? Разве безобразнейшие маски не то же значат, что хари или рожи, вымаранные сажею? Разве многие необычайные одежды неможно почесть наряду с вывороченными тулупами? Разве в том только находится некоторая разница, что гурьбы святошников таскаются по улицам, а толпы проказников бродят и бегают по комнатам; первые пугают, а сии морят со смеху; те страшны, a сии странны? Итак, суеверие в сие время владычествует с одинаковою силою и отношением как в деревнях, так и в городах, по улицам и в домах, в хижинах и в палатах, в народе и в большом свете. Может быть, щегольской свет, яко отделенный и превосходный род человеков, сие суеверие обделал по моде, а грубости и невежеству оного придал гораздо более привлекательности и тонкости. – У простого народа настали игрища и святошные сборища, а для вас настали вечеринки. Музыка и танцевание должны сопровождать сии веселости. Играйте в фанты, ошибайтесь и старайтесь, чтоб более было собрано фантов. Когда настанет время, как говорится, разыгрывать фанты, придумывайте по очереди, что тому делать, чей фант вынется. Догадливые мужчины должны приговаривать, чтоб ходить кофеем и сливками, «продавать» ленты, бархат, сукно, и вообще стараться, чтоб по праву игры чаще целоваться и целовать прелестные ручки; почему на конце игры надлежит не забыть о мощении моста. Те, которые имеют склонность бегать, резвиться и ронять стулья, столы, а иногда даже и самых людей, могут играть в жмурки или в так называемый весь туалет. Дабы иметь повод обнаруживать в тайне хранимую страсть, надлежит для сего играть в «Ох, болит!». Игра «Дарю вас», последующее шептание на ухо и паки вопрошение вслух «Куда прикажете девать или поставить?» есть игра весьма забавная и также много поспешествующая открытию чувствований. Смех производящие игры – суть игра, которой правила состоят в том, чтоб отвечать не тому, которого будут спрашивать, но говорить за оного товарищу; игра в рюш, «Этот цвет хорош» и «Короли» и пр. Впрочем, остальное время вечера употребляется на подблюдные песни, на танцевание и всякую резвость, и все оное наиболее должно быть терпимо по тому, что повелевает сие время и древний обычай. – Вот все веселости, которыми стараются себя отделить от простого и суеверного народа! Сии забавы и подлинно могут и могли бы учиниться превосходными и невинными, если бы по несчастью не обращены были модою в те средства, которые только поспешествуют хитростям и замыслам, внушаемым страстью, а иногда и пороком.