Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
На Пасху 1993 года, 18 апреля, были убиты трое Оптинских братьев — иеромонах Василий, инок Трофим, инок Ферапонт. В 2005 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия II была возведена часовня над их могилами, и люди из разных епархий автобусами едут сюда, чтобы отслужить панихиду у могил убиенных братьев, а помолившись, попросить их о помощи. Многие действительно получают помощь. Сведения о чудотворениях по молитвам Оптинских мучеников сейчас собирают в монастыре, готовя материалы к канонизации. Но некоторые из особо настойчивых паломников приходят ко мне в гости, благо что мой дом расположен у стен монастыря, и просят: «Запишите, пожалуйста». Вот некоторые рассказы моих гостей.
Паломница из Сочи Людмила Лучко попросила записать следующее:
— Моя сестра умирала от почечной недостаточности. То есть мы прошли все мыслимые и немыслимые курсы лечения, сестра подолгу лежала в больнице, подключённая к аппарату «Искусственная почка», пока врачи не вынесли приговор: «Если не сделать срочно пересадку почек, ваша сестра умрёт». Продали мы квартиру наших покойных родителей и обнаружили — денег на операцию в Америке или в Европе нам не хватает. И тогда врачи подсказали нам самый дешёвый вариант — надо лететь в Китай, тем более что по китайским законам для трансплантации используют органы казнённых преступников, а стало быть, операцию сделают быстро.
Прилетели мы в Пекин, оплатили операцию, в клинике сказали: «Ждите!» И потянулись даже не дни, а месяцы ожидания. К сожалению, мы в такой спешке улетали в Китай, что я не взяла из дома ни одной иконы. У меня была с собой только книга «Пасха красная», читаная и перечитаная уже настолько, что иеромонах Василий, инок Ферапонт, инок Трофим стали для меня родными людьми, и я постоянно просила их о помощи. Чтобы не молиться перед пустой стеной, я поставила в иконный угол «Пасху красную» — не икона, конечно, но всё же на обложке — Ангелы и пресветлые лики мучеников, пострадавших за Господа нашего Иисуса Христа. И если кто-то осудит меня за такую «икону», то могу сказать одно — не дай Бог кому-то пережить такой духовный голод, какой мы пережили за шесть месяцев жизни в стране драконов. Сначала я даже не поверила, что в огромном Пекине и во всём Китае нет ни одной православной церкви. Говорят, они позже появились. А тогда, как рассказали мне, последнего китайского православного священника отца Григория Чжу похоронили на кладбище мирским чином, ибо власти запретили пригласить на отпевание православного иерея из России.
Раньше я даже не представляла себе, как тяжело бывает на душе, когда не ходишь в храм и месяцами не исповедуешься и не причащаешься. Дома рядом был батюшка, и хотя моя сестра, к сожалению, была неверующей, но батюшка умел уговорить её исповедаться, причаститься. А после причастия сестре становилось легче, и она уже хотя бы изредка, но добровольно читала молитвы. В Китае исчезли даже эти слабые ростки веры, а Великим постом сестра пошла вразнос. Особенно её почему-то раздражало, что я обращаюсь за помощью к тричисленным Оптинским мученикам: «Да кто они такие? Нашла святых!» Ну, и так далее.
Я терпела, понимая, что моя сестрёнка в отчаянии: смерть при дверях, а в клинике уже полгода лишь обещают: «Ждите!» Живём мы между тем в убогой съёмной комнатушке, денег почти не осталось — всё уходит на медицинские услуги, и мы могли себе позволить питаться лишь самыми дешёвыми овощами.
В Страстную Пятницу сестра устроила мне скандал, потому что я расплакалась на молитве при мысли, что впервые за мою взрослую жизнь я не буду в церкви на Пасхальном богослужении и не услышу, как крестный ход со свечами многоголосо запоёт в ночи «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити». Не славить мне на Пасху Христа в церкви! И я уже в голос взывала к отцу Василию, иноку Трофиму и иноку Ферапонту: «Вы же всегда так любили Пасху! Сделайте хоть что-нибудь. Я не могу без храма в Пасхальную ночь!» А сестра насмешливо комментировала: «Сейчас они тебе за одну ночь построят церковь. А как же?!» И говорила такие обидные слова, от которых ещё больнее сжималось сердце.
Наплакалась я и повела сестру обедать в китайскую столовую. Посты я всегда держала строго, но тут по безденежью постилась и сестра, благо что в Китае много дешёвых и очень вкусных овощей. Вдруг подходит к нам одна женщина, сидевшая за соседним столиком:
— Вы русские?
— Да.
— Я смотрю, вы поститесь Великим постом. Вы православные?
— Конечно.
— А хотите попасть на Пасху в церковь?
— Как?!
А женщина тут же вручила нам с сестрой два пригласительных билета, рассказав, что в наше российское посольство приехал священник с антиминсом, и сейчас гараж посольства уже начали переоборудовать в походный храм.
— Всю ночь будем трудиться и встретим Пасху в церкви, — сказала наша новая знакомая.
Господи, помилуй! Что за чудо было это Пасхальное богослужение в посольском гараже! Я бывала в знаменитых соборах, встречала Пасху в монастырях, но такого духовного подъёма, как тогда в Китае, я ещё не встречала. Люди плакали от радости, обнимая друг друга, а после службы никак не могли разойтись. Мы снова и снова пели «Христос воскресе из мертвых» на многих языках мира — по-русски, по-китайски, по-английски, по-корейски, по-гречески, и ещё на каких-то незнакомых мне языках. Христа в том гараже, казалось, славил весь мир. И было точное чувство — Христос посреди нас. Был, есть и будет! Помню, я взглянула на счастливое лицо сестры и увидела, что она тоже плачет от радости.
Сразу после Пасхи сестру прооперировали, и выздоровела она легко и быстро. А та Пасхальная ночь настолько перевернула ей душу, что сестрёнка с тех пор прилепилась к Церкви и любит рассказывать знакомым о том, как по молитвам тричисленных Оптинских мучеников в Китае за одну ночь построили храм.
Рассказывает паломник из Москвы, водитель автобуса, Игорь Шабуня:
— У моего маленького сына так сильно заболели уши, что ребёнок кричал от боли, и температура поднялась под сорок. Вызвали мы «скорую». И врач, утешая мальчика, рассказывал ему по дороге, что сейчас его отвезут в самую хорошую больницу, а там есть такой замечательный профессор, который обязательно вылечит его.
Оставил я жену с ребёнком в больнице и поехал на работу. Только приехал, как звонит жена и буквально рыдает в трубку. Оказывается, их выгоняют из больницы — мест, говорят, нет, больница не резиновая, и почему всех везут сюда? Более того, ребёнка, нуждающегося в срочной медицинской помощи, не только не лечат, но ещё и с важностью объясняют, что мы привезли сюда сына «незаконно», потому что сначала больного должен осмотреть участковый врач, выписать направление и так далее. Короче, жена плачет и просит: «Игорь, приезжай и забери нас отсюда. Нам в больнице поставили ультиматум, чтобы до шести вечера нашего духа здесь не было!»
Пошёл я было отпрашиваться с работы и вдруг вспомнил: сегодня наш участковый педиатр уже закончил приём, завтра принимает лишь во второй половине дня. И сколько же ещё мучиться ребёнку? А врач со «скорой помощи» предупредил нас, что такие обширные нагноения — это серьёзная опасность, и надо немедленно принимать меры.
И тут я отчаянно взмолился, призывая на помощь убиенного Оптинского иеромонаха Василия. До монастыря он тоже был Игорь, и я ему особенно доверял. Словом, минут пять я даже не молился, а «вопиял», взывая к отцу Василию и объясняя ему, что моему ребёнку нужна срочная медицинская помощь. Помню, я лишь повторял: «Срочно! Срочно! Срочно!»
Прошло минут двадцать, пока я договаривался на работе, чтобы меня подменили в рейсе. Вдруг опять звонит жена, а голос даже звенит от радости: «Представляешь, Игорь, нас поместили в отдельную палату! Пришёл профессор и назначил такое хорошее лечение, что сыночек уже не стонет, а сладко спит. Не понимаю, что случилось, — то нас гнали отсюда взашей, и вдруг принимают, как родных людей!» А случилось, я считаю, чудо.
Сын Игоря был тут же и играл с моей собакой. А услышав разговоры про чудо, с простодушием ребёнка сказал:
— А ничего особенного не случилось. Просто папа помолился, ещё кто-то помолился, и сразу стало всё хорошо.
А что? Нормально.
Рассказывает экскурсовод Оптиной пустыни и моя соседка Татьяна Козлова:
— «Вера есть удел людей благодарных», — писал святитель Иоанн Златоуст. И на экскурсиях часто встречаешь людей, приехавших в Оптину пустынь, чтобы поклониться могилкам иеромонаха Василия, инока Трофима, инока Ферапонта и поблагодарить их за молитвенную помощь. Таких случаев множество, но запоминается лишь самое яркое. Например, одна бабушка в часовне у могил новомучеников и в присутствии всей группы рассказала вот что. Её дочь с мужем уехала отдыхать и внука на время отпуска оставила бабушке. А любопытный внук отыскал где-то в доме бабушки бутылку с ядовитой химической смесью, выпил её и сжёг себе все внутренности. Когда внука на «скорой» доставили в реанимацию, то врачи сказали ей, что спасти ребёнка, к сожалению, вряд ли удастся, хотя они делают всё возможное. «Я сидела под дверьми реанимации, — рассказывала эта женщина, — молила о помощи отца Василия, инока Ферапонта, инока Трофима и почему-то знала: всё будет хорошо».
И действительно, к удивлению врачей, мальчик не просто выздоровел, но не осталось даже следов от страшных ожогов гортани и пищевода.
Вот другой случай. Паломников из Москвы часто привозит в монастырь экскурсовод Дарья Спивякина. Конечно, на работе, бывает, устаёшь, но после одной экскурсии Дарья вернулась буквально без сил. Оказывается, на этот раз с их группой приехала из Москвы пожилая паломница с костылём — еле-еле ходит. Ну то, что больной человек ходит с трудом, — это как раз вызывало сострадание. Но ведь паломница буквально застревала у всех святынь, подолгу молилась здесь, а нагнав наконец группу, просила экскурсовода повторить то, о чём она рассказывала в её отсутствие. Более того, как подосадовала Дарья, автобус давно пора отправлять в Москву — шофёр уже ругается, а хромая паломница с костылём пошла помолиться у могил убиенных Оптинских братьев, и неизвестно, когда вернётся.
Прошло некоторое время. Сижу я в нашем экскурсионном бюро одна. Вдруг входит пожилая женщина и начинает как-то демонстративно-радостно ходить мимо меня — туда-сюда, туда-сюда. Честно признаться, я опешила и даже подумала: «Всё ли с ней в порядке?» А чуть позже, и уже с помощью Дарьи, выяснилось — это была та самая хромая паломница, что приезжала в Оптину с костылём. А женщина рассказала, что после молитвы у могил Оптинских братьев в ноги вступила такая невыносимая боль, будто резали по живому. Еле-еле она добралась до дома и забылась от боли только во сне. А наутро она проснулась здоровой — ходит теперь легко и в костыле не нуждается. Между тем она болела с восемнадцати лет.
Вот ещё один, вероятно, незначительный случай, но протоиерей Александр Шаргунов почему-то очень обрадовался, когда я рассказала ему о нём. Дело было так. Перед Великим постом я дала себе зарок — не буду есть ничего вкусного, и даже фрукты не позволяла себе есть. А на третьей неделе Великого поста пришла рано утром помолиться у могил новомучеников. В часовне никого не было. И вдруг вижу — на могиле отца Василия лежит большое красное и такое сочное яблоко, что мне очень захотелось его съесть. Нет, думаю, я же зарок дала. А пока я молилась у могил инока Ферапонта и инока Трофима, яблоко исчезло. Иду я на работу в наше экскурсионное бюро, и так яблочка хочется… А вокруг безлюдье — дорожки ещё с вечера прочистили от снега, и за ночь их лишь слегка припорошило снежком. На снегу ни следочка, и лежит среди этого белоснежного покрова, ещё не тронутого человеком, большое жёлто-зелёное яблоко. Очень вкусное! Когда я рассказала моему духовнику отцу Никите, что, не утерпев, съела яблоко, он даже засмеялся: «Да как же не съесть яблоко, если тебе его сам отец Василий послал?» А ещё рассказ про яблоко очень порадовал протоиерея Александра Шаргунова, и он сказал: «Вот-вот — это то самое!» А «то самое», как я поняла, означает вот что: да, на могилах убиенных братьев, как и положено, служат панихиды, но множатся известия, что они уже прославлены у Господа.
Рассказывает экскурсовод из Калуги Вера Дьяченко:
— 18 мая моему любимому племяннику Алёше исполнилось восемнадцать лет, а вскоре после дня рождения он исчез, оставив записку: «Меня не ищите. Потом позвоню сам». Алёша учился тогда на первом курсе сельхозинститута и жил у моей сестры, его тётки, в Челябинске. Сначала сестра обзвонила друзей и знакомых Алёши в Челябинске, потом позвонила его маме в Алтайский край и мне в Калугу, но Алексей нигде не появлялся. Через три дня мы подали на розыск в милицию, понимая, что случилась беда. И, хотя в милиции нас уверяли, что для молодёжи это нынче обыкновенное дело — мол, погуляют и возвращаются, мы твёрдо знали: Алёша никогда бы не позволил себе трепать нервы родным. Он даже словом не смел никого обидеть — такой это был светлый и чистый юноша, и мы в Алёше не чаяли души.
Потянулись дни и недели ожидания. Мы были в ужасе. Моя мама, бабушка Алёши, наложила на себя суровый пост и сказала: «Не буду ни есть, ни пить, пока Алёша не найдётся». А я в ту пору часто бывала в Оптиной пустыни и буквально поливала слезами могилки отца Василия, инока Ферапонта, инока Трофима, умоляя их о помощи.
Алёша был мне как сын, и я чувствовала сердцем — Алёша в опасности.
Он действительно умирал в те июньские дни. Много позже, когда Алёша вышел из больницы и мог уже разговаривать, он рассказал нам, почему уехал из дома. Оказывается, его отчислили из института, потому что после зимней сессии он долго болел и пропустил много лекций. Алёша учился тогда на платном отделении института, и его замучила совесть — родители тянутся из последних сил и отказывают себе во многом, чтобы сын получил высшее образование, а он их так подвёл. И тут ему попалось на глаза объявление в газете, что в Екатеринбурге приглашают на работу молодых людей и обещают высокие заработки. Вот и решил он уехать на заработки, а уже из Екатеринбурга позвонить родным.
В Екатеринбург наш Алёша приехал ночью и заночевал на автовокзале. В зале ожидания было жарко, и он снял с себя куртку и свитер, оставшись в одной футболке. А наутро обнаружил — украли всё: куртку, свитер, сумку с документами, с деньгами и со всеми вещами. Обратился мой племянник в милицию, а там объяснили, что без документов его нигде на работу не возьмут, а вот задержать, как бродягу, могут. Так что выход один — возвращаться домой. И поехал наш Алёша домой — в одной футболке, без копейки денег и пересаживаясь «зайцем» с электрички на электричку.
В мае у нас на Урале ещё холодно, даже снег местами лежит. И без тёплых вещей Алексей простудился и заболел. К сожалению, он и дома болеет так, что при высокой температуре впадает в беспамятство и не может говорить. И его, безбилетного пассажира, милиционеры и контролёры принимали за наркомана — глаза мутные, больные, говорить не может и дрожит, как наркоман в ломке. Алёша потом даже не мог вспомнить, сколько раз его забирали в милицию или вышвыривали из электрички на снег. Смутно помнит — его били, и он стал бояться людей. Прятался ночами в пустых вагонах, а утром по шпалам шёл домой. Две недели он ничего не ел — просить стеснялся, а своровать бы не смог. Добирался он в Челябинск уже «на автопилоте» и, теряя сознание, старался запомнить — в каком направлении идти к дому.
В эти страшные дни вся наша семья молилась за Алёшу. В Челябинск прилетела мама Алёши, к сожалению, не крестившая сына в детстве, да и церкви в их местах в ту пору не было. И когда я передала ей слова нашего старца схиархимандрита Илия — пусть сразу же окрестит Алёшу, когда он вернётся домой, — то мама не только обещала всё исполнить, но и сама теперь не выходила из церкви.
О дальнейшем мне рассказывала сестра. Вернулись они однажды домой из церкви и увидели в прихожей кроссовки Алёши. Парень он был аккуратный и, возвращаясь домой, всегда снимал обувь. Обыскали всю квартиру — нет нигде Алёши. А он уже настолько боялся людей, что спрятался в шкафу и лежал там без сознания в позе эмбриона. Когда приехала «скорая», то врач, осмотрев уже холодеющего Алёшу, сказал: «Ещё бы три-четыре часа, и никто бы не вернул его с того света».
Алёша, действительно, вернулся к жизни почти с того света. И когда его выписали из больницы, то поехали из клиники не домой, а сразу в церковь, где и крестили раба Божьего Алексея.
Алёша вернулся домой 9 июня — это день памяти праведного Иоанна Русского и день Ангела Оптинского инока-мученика Ферапонта. Я чувствовала участие убиенных Оптинских братьев в судьбе Алёши, и хотелось как-то запечатлеть этот день. К сожалению, у нас в Калуге тогда не было ни одной иконы праведного Иоанна Русского, и многие мало знали о нём. И тогда по благословению протоиерея Андрея Богомолова я стала собирать деньги на икону. Везу куда-нибудь экскурсию и по дороге в автобусе рассказываю об этом удивительном святом. А люди так охотно и с любовью жертвовали деньги, что вскоре в Покровском соборе Калуги появилась икона праведного Иоанна Русского. Для меня эта икона не только дань любви к великому святому, но ещё и память о том, как по молитвам Оптинских новомучеников был спасён мой племянник Алёша.
Рассказывает жена бизнесмена из Брянской области, попросившая не называть её имя в печати:
— Я вышла замуж по любви, а вскоре обнаружила, что мой муж не просто атеист, но атеист беспощадный и яростный. И стоило ему обнаружить, что кто-то из его подчинённых ходит в церковь и молится Богу, как он немедленно увольнял такого человека с работы. Городок у нас маленький, с работой трудно, и найти себе место с приличной зарплатой нигде, кроме как на предприятиях мужа, практически невозможно.
Вот и жили мы, как некогда христиане в катакомбах, молились тайком и скрывали свою веру от ока «хозяина». Я прятала свои иконки и молитвослов в шкафу под бельём, а духовную литературу не смела дома держать и хранила её у православной подруги, работавшей на фабрике мужа.
Однажды муж собрался ехать в область по делам, предупредив меня, что вернётся лишь завтра. А тут как раз звонит моя подруга и говорит, что ей дали почитать книгу «Пасха красная» о трёх Оптинских братьях, убитых на Пасху. И так интересно про книгу рассказывает, что мне тоже захотелось её прочитать.
— Приходи, — прошу, — ко мне с книжкой. Вместе почитаем, а муж сегодня не вернётся домой.
В общем, как говорил позже мой муж, кот из дома — мыши в пляс. Достала я из шкафа свои иконки, помолились мы с подругой и только начали было читать «Пасху красную», как внезапно вернулся муж. Не знаю, по какой причине, но поездка сорвалась, и муж, что называется, поймал нас с поличным. Я, как человек тренированный, мигом спрятала иконы. А подруга заметалась с книжкой и не знает, куда её девать. Наконец положила книгу на холодильник и бегом в дверь. А муж схватил «Пасху красную» и кричит ей вслед:
— Так вот кто мою жену с толку сбивает! Завтра же вылетишь за это с работы!
На меня он даже взглянуть побрезговал. Хлопнул дверью и ушёл в кухню.
Всю ночь в кухне горел свет, а я не могла уснуть. Вспоминала, как верующая женщина, уволенная мужем, кричала мне, что я живу с «антихристом». И почему не подаю на развод? Правда, батюшка не благословлял разводиться и говорил, что неверующий муж верующей женой освящается. Да и что скрывать? Я любила мужа, а он очень любил меня и детей. Многие, наконец, уважали мужа, говоря, что вокруг разруха, а у него производство поставлено крепко. И всё же в ту ночь я твёрдо решила — уйду от мужа, если он выгонит подругу с фабрики. А ей без работы никак нельзя — растит без мужа двоих детей, а ещё содержит стариков-родителей.
Всю ночь я сочиняла в уме «ультиматум» и только на рассвете решилась войти в кухню. Смотрю, а мой муж уже дочитывает «Пасху красную» и заливается слезами.
— Поклонись, — говорит, — в ноги своей подруге за то, что принесла эту книгу в наш дом. Собирайся, прошу, поедем в монастырь к твоему батюшке. Я хочу креститься сегодня же.
Так состоялось обращение моего мужа. А сразу после крещения муж дал нам с подругой свою машину с водителем и отправил в Оптину пустынь — отвезти пожертвования в монастырь и поклониться с благодарностью могилам Оптинских мучеников.
Войти с помощью соц. сетей: