«ДЕРЖАВНАЯ»

2/15 марта, в день отречения от престола государя-страстотерпца Николая Александровича, в селе Коломенском — ныне это Москва — явила себя чудотворная икона Божией Матери «Державная». В «Сказании о явлении Державныя Божия Матери» говорится: «Зная исключительную силу веры и молитвы Царя-мученика Николая и его особенное благоговейное почитание Божией Матери (вспомним собор Феодоровской иконы Божией Матери в Царском Селе), мы можем предположить, что это он умолил Царицу Небесную взять на Себя Верховную Царскую власть над народом, отвергшим своего Царя-Помазанника. И Владычица пришла в уготованный Ей всей русской историей „Дом Богородицы“ в самый тяжкий момент жизни богоизбранного народа».

О Державной иконе Божией Матери уже написано так много, что, вероятно, не стоит повторять. А потому расскажу о фактах менее известных.

В Москве мы с сыном окормлялись у отца Георгия Таранушенко, ныне протоиерея и настоятеля храма Святых мучеников и страстотерпцев Бориса и Глеба в Дегунино. А в те годы он служил священником в Коломенском храме Казанской иконы Божией Матери. Подружились мы и с супругой отца Георгия матушкой Ириной, работавшей научным сотрудником в Историческом музее. Обстановка в музее была сложная, на «попадью», бывало, косились. Но когда матушка Ирина решила уволиться из музея, то духовник их семьи архимандрит Адриан (Кирсанов) не только не одобрил её решения, но как-то особенно значимо благословил её продолжать работать там. Благословение было не случайным, потому что именно матушке Ирине дано было отыскать в запасниках музея, казалось бы, утерянную «Державную» икону Божией Матери.

«Отреставрировали мы икону, — рассказывала матушка Ирина. — И тут её увидел митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, возглавлявший тогда Издательский отдел Патриархии. А это было время того духовного голода, когда в Стране Советов запрещалось издавать православную литературу. Выходил только тоненький и искромсанный цензурой „Журнал Московской Патриархии “. Вот и попросил митрополит Питирим дать им на время чудотворную икону „Державную“, чтобы в домовом храме издательства они могли помолиться перед ней о духовном просвещении России. Святое дело, конечно. Отдали мы им икону и ждём, когда вернут. Полгода прошло, а икону нам не возвращают. Выждали мы ещё некоторое время и написали официальное письмо в Патриархию о необходимости вернуть икону в Коломенскую церковь — на место её исторического обретения. Подчеркну, именно в церковь, ибо иконе не место в музее, среди языческих экспонатов. В Патриархии одобрили наше решение.

Помню, ехали мы за иконой и очень волновались. Вот, думаю, сейчас там толпа журналистов, и телевизионщики приехали: ведь второе явление „ Державной“ — это воистину событие. Приезжаем, а в домовом храме никого нет. Вынесли нам из алтаря икону, и я ахнула: подменили „ Державную“! Вместо нашей яркой иконы — чёрная доска. Встала я на коленки, приложилась к иконе, а я там каждую трещинку знаю — нет, вижу, наша икона. Но почему она чёрная?»

О дальнейшем мне рассказывала не только матушка Ирина, но и другие очевидцы чуда. Когда «Державную» икону Божией Матери привезли в храм и начали служить перед нею молебен, то вдруг исчезла с неё чернота, и икона воссияла яркими первозданными красками. Обновление иконы было своего рода знамением, обозначившим ту связь времён, когда в 1917 году крестьянке Евдокии Адриановой было дано во сне повеление отыскать в Коломенской церкви «чёрную» икону и сделать её «красной». Тогда икону нашли в подвале и почти как нынче — в завале вещей. А потом дважды обновлялась чудотворная икона, и каждый раз в трудные, переломные времена.

Весть о возвращении «Державной» мигом облетела Россию, и боголюбивый народ хлынул в Коломенское. Люди плакали, радовались и обнимали друг друга: «Державная» вернулась, а это добрый знак!

* * *

А теперь расскажу о моём непререкаемом убеждении, что именно по милости Державной Божией Матери я куплю дом возле Оптиной пустыни. Но поскольку рассказывать о личном крайне неловко, то сошлюсь на такой пример. Однажды к преподобному Амвросию пришла заплаканная женщина и рассказала, что помещица наняла её ходить за индюшками, а они у неё почему-то дохнут. Кто-то посмеялся тогда над женщиной, а старец сказал, что в этих индюшках вся её жизнь.

Словом, жизнь есть жизнь, и, вероятно, у каждого есть свои «индюшки», от которых одно огорчение. Вот и у меня после того, как мне благословили купить дом возле Оптиной пустыни, начались своего рода мытарства. Всю осень я настойчиво искала дом. В дождь и в слякоть часами ходила по улицам, читала объявления, расспрашивала людей, а потом в унынии возвращалась в Москву. Зимой стало ещё хуже. Однажды в крещенские морозы я забрела на окраину Козельска и так отчаянно промёрзла, что, не выдержав, постучалась в ближайший дом и попросила пустить погреться.

— Кто же в лёгкой обуви по морозу ходит? — захлопотала хозяйка Валентина Ивановна. — Вот тебе валенки, переобуйся немедленно. И чайку горячего, сейчас же чайку!

За чаем Валентина Ивановна рассказала, что после смерти матери она вместе с братом унаследовала её дом. И после вступления в наследство — этой весной, 15 марта, — они будут продавать его. Тут мне стало даже жарко от радости: ведь 15 марта — это праздник в честь «Державной» иконы Божией Матери! Вот он, «знак», свидетельство о милости Царицы Небесной.

С деревенской простотой мы разрешили дело в тот же день: я отдала хозяевам деньги за дом, и они мне вручили ключи от него. А бумаги — дело десятое, оформим потом. И я начала обживать этот дом. Еду из Москвы и обязательно везу туда что-нибудь — шторы, скатерти, посуду.

— Зачем вы вещи в этот дом возите? — спросил меня однажды отец Георгий. — Вы его не купите. Да и дом ненадёжный, там одна стена потом начнёт заваливаться.

«Но какой может быть ненадёжный дом, — не поверила я, — если это — милость Царицы Небесной?!» Батюшка слушал мои восторженные речи, улыбался и почему-то говорил:

— Какой нам нужен дом? Маленький, тёпленький.

15 марта, в день празднования «Державной» иконы Божией Матери, двое наследников и я уже сидели в сельсовете. Секретарь деловито печатала договор о покупке дома, а я торжествовала в душе: ну что, батюшка, кто из нас прав — вы или я? Договор был почти напечатан, когда в кабинет влетела девица и зашептала секретарю на ухо, что в магазин завезли нечто, короче, дефицит.

— Меня срочно вызывают в мэрию, — ринулась к дверям секретарь. — Приходите после обеда.

Томиться на крыльце сельсовета ещё несколько часов не имело смысла, и мы отправились домой. Идём, а навстречу нам бежит запыхавшаяся Зоя, дочка Валентины Ивановны, и ещё издали кричит:

— Вы уже продали дом?

— Не успели пока. После обеда оформим.

А Зоя едва не танцует от радости, рассказывая, что к ним сейчас приходил «миллионщик» и предложил купить дом почти за миллион.

Позже схиархимандрит Илий (Ноздрин) сказал, что это бес приходил в обличье миллионера, чтобы обольстить людей, а только больше он не появится. Тем не менее обольщение состоялось. Валентина Ивановна вышвырнула в окно мою сумку с деньгами за дом, а её брат предал анафеме Москву, москвичей и меня.

От обиды хотелось плакать, но тут незнакомая женщина участливо сказала: «У нас ещё Мария дом продаёт. Пойдёмте, провожу вас к ней». В тот же день мы сговорились с Марией, и вскоре я купила тот самый дом, каким его описывал отец Георгий: маленький, тёпленький. Очень тёплый! И мы блаженствовали в нём зимой.

А бедная Валентина Ивановна ещё два месяца нервно дежурила у окон и ждала «миллионщика». Со мной она тогда не здоровалась и лишь много позже пожаловалась при встрече: «Уже год, как дом не могу продать. Я даже цену снизила — дешевле некуда, а покупателей нет и нет!»

Только через полтора года этот уже заметно подешевевший дом купил старенький больной игумен Пётр (Барабан), узник Христов, потерявший здоровье в лагерях, где он сидел за верность Господу нашему Иисусу Христу. Старый священник был опытным хозяйственником и сразу увидел дефекты купленного дома. Но где взять деньги на покупку дома получше, если батюшка жил на нищенскую пенсию и по-монашески отвергал приношения прихожан? Первое время отец Пётр надеялся подремонтировать дом, но вскоре выяснилось — дом не подлежит ремонту. За пленившими меня нарядными обоями скрывались трухлявые брёвна, уже настолько изъеденные шашелем, что надави на бревно — и останется вмятина. А потом одна стена с торца накренилась и на полметра отошла от сруба, через образовавшуюся дыру в дожди лило так, что не успевали подставлять тазы. А зимой в доме стоял такой леденящий холод, что даже при жарко натопленной печке батюшка не снимал с себя овчинного тулупа. Отец Пётр тогда тяжело заболел. И многочисленные духовные чада игумена наконец-то догадались купить тёплый дом больному священнику. Правда, игумен-исповедник и тут не изменил монашеским обетам нестяжания и переписал дом на храм Святого Духа, где он служил перед смертью.

Одно время я келейничала у отца Петра. И однажды проговорилась, что в тот памятный праздник «Державной» иконы Божией Матери я так ждала утешения от Царицы Небесной, а вместо этого — скандал и осадок в душе.

— Но ведь вам было дано утешение, — удивился отец Пётр. — В тот день вы нашли хороший дом, и номер у вашего дома — пятнадцать.

— При чём здесь пятнадцать? — не поняла я.

— Да ведь пятнадцатого числа мы величаем Державную!

Позже, когда в Москве сносили нашу пятиэтажку, нашу семью переселили в новую квартиру под номером пятнадцать. И у моего теперешнего дома у стен монастыря — тоже номер пятнадцать. Совпадение это или нечто большее, не берусь судить. Но вот то, что я знаю точно, — Божия Матерь не дала мне купить непригодный для жизни дом.

Много чудес было в моей жизни, и больше всего тех, когда Господь и Божия Матерь уберегали меня от опрометчивых и опасных поступков. Через священников остерегали. И однажды отец Георгий сказал: «Вот, бывает, ребёночек упадёт в грязную лужу, испачкается, а Божия Матерь пожалеет и вымоет его. Но ведь есть такие взрослые детки, которые сами лезут непонятно куда». Отец Георгий смотрит ласково и улыбается, но всё понятно — это про меня. Простите меня, батюшка.

Назад: КОРОВА И КОСМОС

Дальше: ДВЕ СВЕЧИ