Глава сорок вторая
Сюрприз
Брюнет, красавец, прекрасно одевается, бывает у нее ежедневно, а порой и по два раза в день. Его зовут мистер Годфри Нортон из Темпла.
Шерлок Холмс (Артур Конан Дойл. Скандал в Богемии)
Бывает такая усталость, когда ничего не чувствуешь. Усталость, в которой самая истеричная натура слишком вымотана, чтобы снова и снова о чем-то думать. Именно в таком состоянии я вернулась к дверям нашего с Ирен номера. В руке я сжимала ключ, хотя и не знала точно, как воспользоваться этим приспособлением.
Как боялась я этой пустоты за дверью, ужасающего факта исчезновения Ирен. Она пропала. Возможно, навсегда. Но идти мне больше было некуда.
Я сунула ключ в замочную скважину при свете газового фонаря на стене.
Я подергала ключ, забыв, как обходиться с этим замком… вернее, никогда и не знала, поскольку Ирен всегда шла первой, как и во многом другом, и открывала дверь.
Слезы наворачивались на глаза, но я боролась, хотя рядом не было никого, кто велел бы мне сдержать их. Темнота в номере меня удивила. Воздух показался холодным, хотя на улице остатки летней жары еще давали о себе знать.
Я не помнила, где включается газовое освещение, поскольку это еще одна вещь, которую Ирен торопилась сделать первой, как торопилась она и в пансион…
Я прошлась вдоль стены, слушая, как мои ноги шаркают по голому полу, и ощупывала стену на уровне плеча. Может, надо было пойти не направо, а налево от двери?
Я собралась было повернуться, но… надо мной вдруг нависла черная осязаемая темнота.
Эта темнота тут же окутала меня, как ковер Клеопатру, только этот ковер был соткан из шерсти с довольно-таки прочной основой, поскольку я пиналась и била по нему кулаками, молча сопротивляясь.
Кто-то высокий и большой схватил меня, и мы боролись возле стены. Паника при воспоминании о трех злоумышленниках придала мне сил. Даже наша Мессалина не боролась так отчаянно в смертельной схватке с коброй.
Кобра! Кобра. Я знала, что раньше так называли британских шпионов в Индии. Так это Квентин? Зашел нас навестить и, найдя наши комнаты подозрительно пустыми, решил остаться.
– Квентин? – спросила я темную фигуру.
Она могла бы не отвечать мне, но ответила:
– Нелл? Что на тебе надето, ради всего святого? Где Ирен?
Я открыла рот, но ничего не могла сказать от изумления.
Наконец кто-то из нас задел газовый выключатель.
Пламя газового фонаря наконец осветило черты человека, который удерживал меня, полусхватив-полуобняв.
– Годфри? Годфри! Слава богу, что ты здесь!
Годфри был полной противоположностью Шерлоку Холмсу. Он не стал отпаивать меня водой, а принес мне бренди.
Он тоже усадил меня, но на диван посреди комнаты, а затем обошел комнату, включив все лампы так, что комната засияла, словно бальный зал.
– Ирен постаралась, – сказал он, осматривая мой костюм.
Разумеется, я при этих словах снова зарыдала.
Годфри сел рядом, обняв меня за плечи.
– Расскажи мне, что случилось. Начни с самого плохого и двигайся в обратном направлении.
– Ирен здесь нет. Ее ищет Шерлок Холмс. Она пропала ночью. Новости появятся к утру. Не исключено, что те три человека убийцы. Может быть, у Ирен с собой пистолет, я не знаю. Мы ожидали найти лишь пустую комнату, а я осталась наблюдать снаружи, но пришлось идти внутрь, потому что она так и не вернулась. Все это случилось лишь пару часов назад, Годфри. Если бы ты только приехал чуть раньше, возможно, мы сидели бы сейчас в этой комнате, все вместе…
– Время такая гадкая штука, Нелл, – сказал он наконец, когда поток моих слов иссяк. – Оно никогда не компенсирует то, что ты потерял по его вине.
Мы несколько минут сидели молча, размышляя над этой горькой истиной, а потом Годфри снова заговорил:
– Ты сказала, что ее ищет Шерлок Холмс, но где?
– Он ищейка в человеческом обличье. Если она оставила след, то он его найдет.
– Расскажи мне еще раз обо всем.
В этот раз я уже рассказывала по порядку, а Годфри подверг меня перекрестному допросу, как это делают обычно адвокаты. От напряжения черты его лица заострились, и лицо приобрело выражение, отдаленно напоминающее ястребиный облик Холмса.
– Стенхоуп в курсе ваших генеалогических изысканий?
– Нет. Холмс, разумеется, в курсе. Он-то нас и подтолкнул к ним тогда, на Гринвудском кладбище.
– Зачем ему это, как ты думаешь?
– Мне кажется, он хотел, чтобы Ирен была при деле. Ты знаешь, что их тропинки пересекались в прошлом, обычно потому, что они преследовали одни и те же цели, и…
– И что?
– Ну, он думает, что по-своему оказывает ей услугу. Он был вовлечен в ее расследование, когда речь шла об убийствах членов ее бывшей театральной семьи, назовем их так. Видимо, натолкнулся на информацию о Лоле Монтес и намекнул, что, вероятнее всего, она является ее матерью, а не мадам Рестелл. Годфри, почему мы сидим здесь и ковыряемся в прошлом? Почему не идем разыскивать Ирен?
Он откинулся назад и покачал головой.
– Ты сама сказала, что никто не берет след так хорошо, как Шерлок Холмс. Так что бежать на поиски сейчас бессмысленно, к тому же Холмс не сможет нас найти, если… когда у него появятся новости. Пока что займемся тем, что будем распутывать клубок отсюда. Мы знаем, что, когда Холмс вошел в пансион через два часа после Ирен, там уже никого не было. Ни Ирен, ни той троицы, которая на твоих глазах последовала за ней.
Я кивнула, готовая снова разрыдаться, но подавила в себе это желание.
– Холмс что-нибудь говорил о следах крови в комнате?
– Нет, только о том, что Ирен оставила следы своего пребывания в комнате. Я не стала говорить о тайнике в камине, но он, без сомнения, заметил, что шкаф отодвигали, а кирпичи доставали.
– То есть Ирен сделала то, что собиралась.
– Возможно.
– Она могла уйти до прихода тех людей?
– Но почему она тогда не вернулась ко мне?
– Может, она выскользнула перед самым их приходом, но ей пришлось прятаться, пока они не уйдут.
– Опять же почему она не вернулась ко мне?
– Боялась навести их на тебя. А что если… – глаза Годфри сузились, когда в голову пришла неприятная мысль, – она решила следить за злоумышленниками?
– Оставив меня в темноте, одну?
– Маловероятно, но дело, похоже, безнадежное… я не о деле Лолы Монтес, а о расследовании, которое Шерлок Холмс проводит по просьбе Вандербильта. Ирен без оглядки кинулась бы навстречу опасности, если бы сочла, что это вопрос чьей-то жизни и смерти. Уже убит безобидный старый священник. Появление его тела на бильярдном столе в доме Вандербильта говорит о том, что изыскания Ирен и расследование Шерлока Холмса связаны, хотим мы того или нет. Лучше всего обменяться друг с другом всей имеющейся информацией, тогда мы будем во всеоружии, когда Шерлок Холмс вернется… с Ирен или, не дай бог, без нее.
– Обменяться информацией, Годфри? А что ты можешь предложить?
– Ты забыла, где я был последние несколько недель.
На самом деле я и впрямь забыла, даже не то чтобы забыла, а просто отодвинула эту мысль на задний план в своем лихорадочном состоянии, пока беспокоилась за Ирен.
– В Баварии, – медленно сказала я, как ребенок, который не слишком твердо выучил урок.
– Именно. В Баварии. Там, где Лола Монтес пережила свои самые великие победы и поражения.
– Но как ты узнал, что мы изучаем жизнь Лолы Монтес?
– Ирен упомянула в телеграмме, что могла бы использовать пикантные подробности о ее жизни, если мне что-то попадется. Естественно, я прочел между строк и собрал всю возможную информацию прежде, чем сесть на поезд до Остенде и отплыть в Нью-Йорк.
– То есть ты не получил огромную посылку, которую отправила Ирен?
Годфри покачал головой:
– Ей придется рассказать мне обо всем самой.
– И ты так быстро приехал лишь потому, что Ирен вскользь упомянула чье-то имя?
– Ирен никогда ничего не упоминает вскользь. Кроме того, даже беглое прочтение газет, историй и мемуаров в архиве убедило меня, что приезд в Нью-Йорк всячески послужит интересам Ротшильда, как и моим, конечно же.
– Лола Монтес была плохой танцовщицей, еще более плохой актрисой, своенравной женщиной со скверным характером и без моральных принципов. Как она может влиять на глобальные политические процессы спустя тридцать лет после своей кончины?
Годфри терпеливо улыбнулся:
– Ее враги хорошо потрудились, дискредитируя ее, и она, надо сказать, им в этом помогла. Но в конце сороковых годов она была яростной республиканкой и сторонницей либерализма, убеждала монарха даровать своим подданным беспрецедентную свободу слова и свободу прессы. Она свергла правление его религиозно настроенных советников. Она вдохновляла студентов протестовать и бунтовать. Помнишь, Франция переживала муки реформ и революции в то же время?
– Да! Именно тогда бриллианты Марии-Антуанетты вывезли тайком из Франции в Англию.
– Именно, и Ирен, кстати, самостоятельно нашла пропавший Бриллиантовый пояс. Сороковые годы стали периодом великих беспорядков в Европе. Лола Монтес оказалась в самом центре событий в Баварии. Разумеется, когда ее тайные враги накинулись на нее, вынудили покинуть Мюнхен и заставили короля отречься от престола, она отвечала той же монетой. Теперь, по прошествии тридцати лет, когда Людвиг уже мертв, его считают милостивым правителем, желавшим добра своему народу, но в итоге его основное наследие – сумасшествие сына и внука и дурная слава Лолы Монтес.
Я села снова на диван, пораженная.
– То есть Лола была серьезным игроком на политической арене? Во имя добра. Я-то думала, что она придумала это, так же как убедила всех, что она испанская танцовщица, прибегая к разным приемам, от полуправды до неприкрытой дерзкой лжи.
Годфри улыбнулся:
– Можно сказать то же самое и о политической карьере Лолы, но она была достаточно сильна, чтобы представлять опасность, и приобрела еще более опасных врагов, например ультрамонтанов.
– Ультрамонтаны! Мы слышали об этой… фракции. Кто они вообще такие? Они всё еще… ведут свою деятельность?
Годфри поднялся, принес графин с бренди на ночной столик и налил себе выпить. Кроме того, он зажег сигару, и запах табака словно бы вернул Ирен в комнату. Я проклинала себя за то, что жаловалась на ее привычку курить.
– Спокойствие, Нелл. Сейчас мы пока можем лишь анализировать и сравнивать факты, в противном случае мы сойдем с ума от ожидания, а это не поможет никому, и менее всех Ирен. Я скажу тебе, что Шерлок Холмс считается лучшим частным сыщиком в Европе, но частный сыск значительно отличается от шпионажа в его чистом виде.
– Может, тогда позвоним Квентину?
Он бросил взгляд на телефон, который восседал на кружевной салфеточке, словно черная вдова в своей паутине.
– Мы первым делом позвоним ему в отель утром.
– Хорошо. – Я почувствовала, как краснею от негодования. – Я поехала к нему в отель ночью сразу после того, как ушла из пансиона, но его не было.
– В котором часу?
– Около часа ночи.
– А потом ты отправилась к Холмсу, как к последней инстанции.
– Мне он не нравится.
– А он и не должен тебе нравится, Нелл. Ты должна полагаться на его репутацию человека, который с потрясающими результатами распутывает самые загадочные преступления.
Годфри сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев. Я видел, насколько противоречит его привычкам наша вынужденная бездеятельность, пусть даже в ее пользу говорит здравый смысл. Он расслабил пальцы, а потом поднял бокал с бренди к губам, едва смочив их.
– Мы должны отбросить тот вопрос, ради которого вы с Ирен все это затеяли, – является ли Лола Монтес ее матерью. Это сложно выяснить. Главный вопрос заключается в том, какое отношение имеет покойная Лола Монтес к недавнему убийству.
– Епископальная церковь замешана тут до самых воротничков, – сказала я холодно.
Годфри кивнул:
– Очень на то похоже. Мне кажется, что отсутствует какое-то звено, возможно, то, из-за которого в дело вмешался мистер Холмс. У него интерес не политический, а криминальный.
– Тут целая куча преступлений, которые он мог бы расследовать. Сначала убили отца Хокса, теперь еще и Ирен пропала. Разве она не вернулась бы к этому часу, Годфри, если бы могла?
– Помнишь, Нелл, как она ночью обследовала Монако, переодевшись в мужской костюм. Надо посмотреть в ее вещах, не найдется ли там ее пистолет. Если его нет, то уже чуть легче.
– Но я не знаю, где она его хранит, Годфри! Она оберегает меня от ненужной информации, чтобы лишний раз не огорчать. Если бы я не расстраивалась из-за пустяков, то знала бы больше.
– Но ты знаешь лабиринт женского гардероба, Нелл, намного лучше, чем мужчина. Поищи там.
Я встала, но не слишком твердо держалась на ногах. Видимо, в моем случае шесть глоточков бренди приравнивались к нескольким часам в бушующей Атлантике.
– Я посмотрю, но не уверена, что догадаюсь, где искать.
– И ты, наверное, хочешь переодеться в обычное платье, – добавил Годфри, – чтобы мы были готовы отправиться куда-то утром, если это потребуется.
Задача получена, поняла я. Во-первых, вернуть себе прежний облик. Во-вторых, выяснить, была ли Ирен вооружена, когда исчезла.
Через час я снова вернулась в гостиную. Все это время я была занята. Боюсь представить, какие мысли овладели Годфри, когда я оставила его в одиночестве.
Он неподвижно сидел на диване, склонив темноволосую голову под ярким светом газовых фонарей. В свое время «Астор» стал новомодным отелем, когда перешел на газовое освещение, но теперь по городу расползалось электричество, вытесняя мягкий свет газа.
Годфри читал газету, ту самую, что Ирен «одолжила» в архиве «Геральд». Ту, в которой напечатали некролог Лолы Монтес. Неужели нам предстоит оплакивать Ирен? Я сделала глубокий вдох и отрапортовала:
– Не могу нигде найти пистолет.
Он подпрыгнул так, словно раздался трубный глас Судного дня.
– Нет пистолета?
Я покачала головой:
– Я все обыскала.
– Значит, она была вооружена, но не воспользовалась пистолетом, то есть ей ничто не угрожало в пансионе. Отличная новость, Нелл. По-видимому, она услышала приближение незнакомцев и стала скорее охотником, чем жертвой.
– Неужели она не сообщила бы нам каким-то образом?
– Ну, про «нас» Ирен не в курсе. Речь только о тебе. Я почти уверен: Ирен ожидала, что ты поступишь так, как ты и поступила в итоге, – бросишься на поиски союзника.
– Но Шерлок Холмс защищает интересы Вандербильтов, а не Ирен. Его клиенты – Вандербильты.
– Шерлок Холмс, возможно, в эту секунду думает, как и мы, что та беседа на кладбище привела к тому, что вы с Ирен попали в переплет. Он, наверное, ничего подобного не хотел, но это уже не имеет значения, когда речь идет о жизни и смерти. Я бы предпочел, чтобы на моей стороне был человек, чувствующий свою вину, чем десяток чудотворцев.
– Но, по твоим словам, Шерлок Холмс воплощает собой и то и другое.
Годфри кивнул и вынул карманные часы.
– Почти семь утра, Нелл. Предлагаю позавтракать в номере. Надо подкрепиться, чтобы справиться со всем, что приготовил нам день сегодняшний.
– Я не могу есть, когда Ирен пропала!
Годфри пожал плечами, словно говоря, что согласится с любым моим решением. Затем он снял телефонную трубку. Я и понятия не имела, что он умеет пользоваться этой штуковиной. Но я много о чем понятия не имела до поездки в Америку. В том числе и о женщине, которая называла себя Лолой Монтес.
Мемуары опасной женщины. Ультрамонтаны
Мадемуазель Монтес… оставила после состязаний в тире мишень, испещренную следами от пуль. Самые известные парижские стрелки признали свое поражение перед лицом доблести прекрасной танцовщицы из Андалузии.
Парижская газета (июль 1844)
Иезуиты… сердятся на Лолиту, которая является католичкой и их заклятым врагом, это очевидно непростительное преступление. Кто знает, если бы она поступала иначе и, напротив, помогла бы иезуитам обосноваться в Баварии, то наряду со святым Игнатием мы, возможно, обрели бы и наполовину святую Лолу.
Король Людвиг I (1846)
Десять лет пролетели с тех событий, что связывают Лолу Монтес с Баварией, но злоба неусыпных иезуитов так же горяча, как тогда, когда они впервые накинулись на нее… Я вынуждена была бежать, но разъяренные банды австрийских иезуитов настигли меня.
Лола Монтес. Автобиография
Десять лет я пряталась на другом континенте, прежде чем смогла открыто и честно рассказать о махинациях иезуитов и ультрамонтанов в Баварии.
Те, кому не доводилось жить под пятой у папы, смеялись, услышав сигналы тревоги, что я подавала. Я обвиняла иезуитов в том, что они распространяют обо мне грязные и скандальные сплетни, дошедшие аж до самой Америки, а люди считали, что это сюжет из моих пьес, но не реальной жизни.
Еще до того, как отправиться в Баварию, я слышала истории о претензиях иезуитов на власть в правительствах и королевских домах Европы.
После того как меня изгнали из Берлина и Варшавы, из Баден-Бадена и Эберсдорфа – однажды просто за то, что, демонстрируя свои танцевальные таланты, я закинула ногу на плечо какому-то джентльмену, – я вернулась в Париж, место моего обреченного романа с Дюжарье.
Именно там я впервые услышала об Обществе Иисуса и его политических махинациях, из-за которых общество попало под запрет в нескольких европейских странах. Франция была бы католической страной, если бы кровавая революция пятьдесят лет назад не сделала из нее целиком и полностью светское государство.
Но католиков и протестантов в большинстве европейских стран было поровну, а реформации все еще сопротивлялись. В Париже я то и дело слышала о том, какие разворачивались баталии. Раз католическое население было в первую очередь предано папе «за тридевять земель», то ни одно правительство не могло быть спокойно.
Иезуитов подвергали серьезной критике на лекциях в Коллеж-де-Франс. Газеты по всей Европе в деталях расписывали планы иезуитов по подрыву государств, свержению королей и правительств и уничтожению тех, кому хватило смелости противостоять им.
Во Франции, в Испании, во многих германских государствах иезуиты были скрытой политической силой, которая противодействовала национализму и либерализму.
В Париже, городе моей утраченной любви, ко мне втайне обращались члены этого презираемого мной ордена, желавшие, чтобы я помогла им обратить в их веру одного русского аристократа, которого я близко знала. Может, в моих жилах и течет испанская кровь и от меня можно ожидать сочувствия ко всем католическим орденам, но меня нельзя использовать в такой игре. Я сообщила французскому министру иностранных дел об этом заговоре, затеянном с целью повлиять на взаимоотношения Франции и России, и в этот раз изгнали иезуитов, а не Лолу.
Но я заплатила дорогую цену за патриотизм в той стране, где сейчас нахожусь. Иезуиты поклялись в вечной мести, а кто знает этих католиков, что для них означает «вечная»…
Во время второго пребывания в Париже я не могла забыть, как трагически окончилось первое – я говорю о смерти Дюжарье.
В конце марта 1846 года меня пригласили в качестве свидетеля в суд над убийцей Дюжарье, Боваллоном.
Мать моего любимого и его шурин возбудили дело. Толпы зевак преградили вход во Дворец правосудия, когда приехали отец и сын Дюма и я. После кровавой революции Париж стал городом толп.
Дело простое: Дюжарье, неискушенный в дуэльных вопросах, был вызван более сильным соперником на поединок. Он был настолько беспечен, что выбрал не то оружие, которое могло дать ему преимущество, то есть не шпагу, а пистолет. В суде я рассказала, как, понимая, что стреляю лучше, умоляла его позволить мне занять его место. Но он и слушать не хотел. В то ужасное утро он выстрелил в Боваллона и промахнулся, но, как честный человек, остался стоять, пока блестящий стрелок Боваллон медленно прицеливался, намереваясь именно убить.
Когда я отправилась в суд, то облачилась в черное шелковое платье, черную вуаль и накинула черную кашемировую шаль. Впоследствии меня стали называть Женщиной в черном.
На свидетельской трибуне мне дали окровавленную одежду Дюжарье и пистолеты с той злополучной дуэли. Если бы я была в той одежде и стреляла из того пистолета, то Боваллон был бы мертв, это я знала точно.
Я подержала маленькую свинцовую пулю, что прошила лицо Дюжарье.
В ходе слушаний стало ясно, что опытный дуэлянт Боваллон подстрекал Дюжарье к участию в дуэли. Он без колебаний выстрелил безоружному человеку в лицо.
Ряды жандармов и солдат сдерживали тысячи людей, осаждавших Дворец правосудия. Присяжные удалились на десять минут, а потом вынесли вердикт: невиновен.
Меня тошнило от Франции, а потому я собрала одежду и драгоценности, прихватила горничную, собачку и, как считали некоторые, юного любовника-англичанина и уехала к морским курортам Бельгии, а потом в Германию. Гейдельберг. Гамбург. Штутгарт.
Лето шло на убыль, как и мое горе. Приближалась осень. Скоро театры должны были открывать сезон. Я нацелилась на Вену, но в итоге мой путь прошел через Баварию и Мюнхен, вот такая вышла петля.
Самая значительная петля во всей моей жизни.
