Глава 1

Прищурившись, Булли посмотрел на циферблат огромных часов, который был виден даже через реку. Обе стрелки перевалили за шесть, – значит, Джек пора ужинать. Из глубокого кармана куртки Булли выудил консервную банку и металлическую ложку.

– Давай… Твой ужин, дружище, – сказал он, усердно выскребая ложкой банку – в ней оставалось только желе, и то на самом донышке. Джек мгновенно слизала то, что было на ложке.

Джек – это бультерьер-полукровка, помесь стаффи с кем-то еще. С кем? Этого не знал никто. В ней было намешано от всех пород понемногу. Короткая жесткая шерсть на шее имела темно-коричневый окрас, а все остальное – туловище, морда, лапы – пестрый, белый с бледно-серым, отчего Джек походила на седую дряхлую псину, доживающую последние деньки. Хвост, как у обезьяньего пинчера, спина широкая, задние конечности немного вытянуты, передние – чуть согнуты, из-за этого создавалось впечатление, что она хочет вас обнять. Правда, из пасти торчали небольшие клыки, так что обниматься с ней было страшновато.

Когда Булли зимой сбежал из дома, Джек пошла с ним. Теперь стояло лето, Джек было уже почти два года, она подросла, потолстела, но все еще выглядела очень забавно. Побираться с такой было не с руки, но Булли держал ее не для того, чтобы попрошайничать. Она была ему другом, родным существом, заменяла семью.

– Ну все, дружище… Все… – умоляющим тоном произнес Булли, потому что Джек не сводила с него взгляда, а в банке почти ничего не осталось. Но он все равно поскреб ложкой – а потом машинально сунул ее себе в рот. Такое с ним случалось, когда нестерпимо хотелось есть – от голода внезапно сводило горло, и он совершал странные поступки, словно вообще не контролировал свои инстинкты. Как животное.

Булли сплюнул. Само желе на вкус было не очень противное, но во рту от него стало холодно и склизко. Неприятное ощущение. Булли прополоскал рот водой и по привычке, чтобы успокоиться, принялся читать список ингредиентов на обратной стороне банки: ему нравились продукты и предметы, которые сразу демонстрировали, что они собой представляют, и не пытались притвориться чем-то другим.

Булли дочитал до последнего ингредиента, единственного в составе собачьих консервов, который ему совсем не понравился: Зола – 3 %. И сразу представил рабочих на фабрике – зомби, стряхивающих в банки сигаретный пепел. Или, может быть, насыпающих в консервы какие-то другие виды золы, когда у них кончаются сигареты. Что ж, это хотя бы честно было указано на банке.

Булли хотел швырнуть банку в реку, но передумал, увидев на ней изображение пса – джек-рассел-терьера. Собаки этой породы вызывали у него симпатию, хотя, на его взгляд, были мелковаты и слишком много тявкали. Но ему очень нравилось, что на этикетке красовалась кличка Джек. Это наделяло его собственную собаку значимостью и официальным статусом. Джек, конечно, был не пес – собака-девочка, «сука», как писали в специальных журналах. Он нашел ее давно, прошлым летом – как раз перед тем, как мама вернулась из больницы, – и принес домой. Фил сказал, что это девочка, и Булли назвал ее Джеки. Правда, после того, как он ушел из дома, буква «и» где-то потерялась, и теперь она была просто Джек.

Булли сунул пустую банку в карман и побрел вдоль реки к белому колесу обозрения, которое всегда казалось ему сломанным – вращалось, не вращаясь, словно застрявшие там зомби взмахами рук звали на помощь. Джек семенила рядом, то и дело обнюхивая его лодыжки, но под ногами не путалась. Булли хорошо натаскал ее до того, как ушел из дома. Он неделями отрабатывал с ней команду «рядом», угощая ее жевательными конфетами «Харибо» и «Скиттлс», если она четко выполняла указания. В собачьих журналах это называли «поведение, достойное поощрения».

Возле скейт-парка Булли остановился, привлеченный клацаньем досок и смехом. На его взгляд, это был так себе парк. Ни тебе больших скатов, ни трамплинов – только маленькие бетонные горки, не выше, чем бордюры тротуаров и «лежачие полицейские» в том районе, где он когда-то жил. И вообще на настоящий скейт-парк не похож, потому что примыкал к огромному серому зданию. Все это напомнило Булли многоквартирный дом, в котором он жил раньше, и подвал с контейнерами, куда по мусоропроводу сбрасывали бытовые отходы.

Булли не знал никого из мальчишек, катавшихся на скейтах. Он просто приходил сюда и смотрел, как они смеются, болтают, падают и ругают за это свои скейтборды. В один прекрасный день он явится на эту площадку да еще и с таким супер-скейтом, у которого будут серебристо-золотые колесики и самые лучшие наклейки… Это будет лучшая доска на свете. Булли не представлял, когда наступит этот прекрасный день, но был уверен, что он непременно настанет.

– Смотри-ка, – он показал Джек на одного из скейтбордистов, – клево, да?

Втайне Булли надеялся, что, если он будет долго стоять и смотреть на мальчишек, однажды кто-нибудь из них даст ему прокатиться. Пока же его дразнили «сперматозоидом» и кричали, чтобы он отвалил. Булли точно не знал, что означает «сперматозоид» на жаргоне скейтбордистов, но догадывался, что это нечто маленькое, грязное и гнусное. Хотя, справедливости ради нужно сказать, что, когда он приходил сюда с Крисом и Тиггсом, Крис обзывал мальчишек еще более непотребными словами и однажды даже бросил в них бутылку. Она разбилась прямо посреди площадки, на которой компания выделывала свои идиотские трюки.

Такое случалось нечасто. Обычно они просто швыряли пустые бутылки с пешеходного моста и смотрели, как те уплывают под него. Крис с Тиггсом были его приятелями. С ними Булли было весело – они болтали о девчонках, называя их «козочками» и «телками», слонялись без дела вдоль реки. Крис иногда обвязывал голову куском красной тряпки, а Тиггс всегда ходил в больших наушниках, слушая свою белиберду. Оба были старше Булли. И где только ни побывали – весь Лондон облазали, аж до самого торгового центра «Брент-Кросс».

Засмотревшись на скейтбордистов, Булли увидел, как один из них – коротышка, еще меньше ростом, чем он сам, – попытался исполнить особенно сложный трюк и с размаху грохнулся на бетонные плиты. Покатился по ним, ободрал локоть и стал тереть его, будто надеялся, что содранная кожа прирастет обратно. Булли издевательски захохотал. Он знал, что мальчишки ничего ему не сделают, ведь с ним Джек. Однако он не хотел привлекать внимание полицейских, поэтому снова двинулся в сторону колеса обозрения.

На нижней ступеньке лестницы, которая вела на пешеходный мост, сидел нищий. Не так надо попрошайничать. Если просишь милостыню, нужно садиться на верхнюю ступеньку, где зомби останавливаются, чтобы перевести дух. А этот нищий и выглядел не так, как надо. Во-первых, дрожал всем телом, и это на солнцепеке. Во-вторых, бормотал что-то себе под нос, опустив голову, – так много не заработаешь. У него даже таблички не было. А табличка, если не просишь подаяние вслух, быть должна. Иначе как прохожие поймут, что тебе нужно?

Пройдя мимо нищего, Булли зашагал вверх по лестнице. На середине пролета он остановился и окинул взглядом набережную, высматривая, к кому бы подкатить. Солнце еще не укатилось за горизонт и хорошо пригревало ноги. Не самое подходящее время для промысла: на набережной пока слишком много зомби, которые, не глядя по сторонам, торопятся покинуть город. Они вернутся утром в такой же суете. Булли прищурился чуть сильнее. Если он не щурился, перед глазами все расплывалось. Вообще-то, ему полагалось носить очки – чтобы смотреть вдаль, но, уходя из дома, он их не взял, и теперь приходилось щуриться.

Булли перегнулся через перила и, снова посмотрев в сторону реки, наметил парочку потенциальных жертв: высокую девушку в шортах и колготках и ее парня – ростом тот был ниже своей подружки и все дурачился, делая вид, что отнимает у нее мороженое. Поразмыслив, Булли все же решил к ним не приставать. Девчонки не любят собак, а вот пожилые дамы к ним неравнодушны. И тут как раз появилась одна такая! С красивой сумкой и довольно большой – в ней могла бы целиком поместиться Джек. Женщина смотрела на здания, высившиеся на противоположном берегу, будто никогда не видела ничего подобного. Булли быстро спустился по лестнице, едва не споткнувшись о нищего, который все еще дрожал на нижней ступеньке, и незаметно приблизился к пожилой даме с той стороны, которая оставалась вне поля ее зрения, в тот момент, когда та решила двинуться дальше.

Булли подстроился под ее шаг.

– Простите, я пытаюсь вернуться к маме, но мне не хватает пятидесяти девяти пенсов…

– О… понятно, – произнесла женщина, делая шаг в сторону.

– Мне нужно добраться до дома, но у меня не хватает денег, – торопливо продолжил он, не давая ей уйти.

Булли всегда старался объяснить, что деньги ему нужны не просто так, что он не побирается. Иначе расспросов не избежать: чем он занимается, почему не в школе… Этот урок он усвоил.

– Так вы окажете нам любезность?

Казалось, женщина сейчас отвернется, отделавшись вежливым: «Нет, извини», – как вдруг она посмотрела вниз и увидела Джек.

– О… Это твоя собачка?

– Ага.

– Послушный песик, да? – спросила женщина.

– Ага… – Булли кивнул, пытаясь не состроить никакую гримасу. Естественно, Джек была послушной собакой. Булли выдрессировал ее, научил выполнять команды. А как иначе-то? С собакой нельзя обращаться, как с собакой – кричать на нее, бить. Ты натаскиваешь ее так, чтобы она подчинялась тебе, и получаешь друга на всю жизнь.

– Так у вас есть пятьдесят девять пенсов или нет? В других обстоятельствах я бы не попросил. – Булли всегда так говорил, хотя обычно не задумывался, что он имеет в виду под «другими обстоятельствами». Как-то раз одна пожилая дама – еще старше, чем эта, в шляпке, с палочкой и с большим приветом – пригласила его в кафе и накормила жареными колбасками. Они целый час сидели там в тепле, а она рассказывала ему о себе, о том, как в детстве жила за городом, и у нее была лошадка и спрингер-спаниель. Но это тоже не были «другие обстоятельства». Иногда ему давали целый соверен, но чаще всего выгребали из карманов мелочь. А однажды он получил ровно столько, сколько попросил: молодой парень мелкими монетами отсчитал ему всю сумму на потеху своим приятелям, что стояли рядом.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Неужели?

– Я мелковат для своего возраста, да?

Стаза женщины превратились в щелочки. Взрослые всегда так прищуриваются, когда пристально рассматривают тебя, включая какое-то внутреннее зрение. Булли был уверен, что в своей шапке запросто может сойти за шестнадцатилетнего. Шапка была лыжная, цвета карамели, в черную крапинку. Его собственная. Он не забыл взять ее, когда зимой ушел из дома. Сейчас, в теплую погоду, можно ходить без шапки, но на вокзале она помогала скрывать лицо от камер, а еще в ней он казался выше ростом. Булли поддернул шапку, стянув ее почти на самую макушку, так что стал похож на одного из маленьких подручных Сайты, который уже к следующему Рождеству станет слишком взрослым для этого.

Сейчас ему было двенадцать лет, скоро исполнится тринадцать, до дня рождения оставались считаные месяцы. В начальной школе он был самым рослым, даже выше, чем самая высокая девчонка. Его рост уже был 167 сантиметров с небольшим – в одном из карманов у него лежала рулетка, которую он стащил из строительного фургона. Не каждый взрослый был такого роста, и не каждый полицейский. Мама тоже была высокой – хотя, возможно, ему это только казалось, ведь сам он тогда был маленьким. К тому же она ходила на каблуках и даже называла свои туфли «платформа № 1» и «платформа № 2». Может, отец у него был великаном. Наверное, мог рукой достать до бетонного потолка в скейт-парке. Ладно, каким бы рослым ни был отец, сам Булли точно будет выше. Такая у него порода. Поэтому он решил, что, как только подрастет, ограбит банк, или найдет хорошую работу, или еще что-нибудь придумает. А когда накопит денег, снимет себе приличное жилье с туалетом, кроватью и телевизором.

Отвлекшись от этих мыслей, Булли снова сосредоточил все внимание на пожилой даме. Та по-прежнему изучающе смотрела на него.

– Шестнадцать… В самом деле?

– Да. В детстве я болел раком, оттого и расту плохо, – деловито объяснил Булли, ведь всем известно, что рак замедляет рост. Его мама, вернувшись из больницы, на каблуки больше не вставала.

– Ох, бедненький. Солнышко ты мое. Ты иди, иди домой… Смотри, купи себе поесть, ни на что другое не трать, ладно? – заговорила пожилая дама, глядя на него уже без прищура. Булли не любил, когда с ним так разговаривали. Если она даст денег, он потратит их, как захочет. Однако когда он услышал хруст купюры, которую дама доставала из кошелька, лицо его просияло.

Увидев ее цвет, Булли не поверил своим глазам. Синенькая! На эти деньги Джек пару недель можно консервами кормить – как раз такими, какие она любит, с ее именем на банке, с 3 % золы. А себе он купит мороженое и чипсы, и настоящую холодную банку кока-колы, какие продаются только в магазине. Хорошей кока-колы он уже несколько недель не пил. Очень уж дорого стоит в Лондоне банка кока-колы. Грабеж в чистом виде. Это первое, что его поразило, когда он приехал сюда на поезде: цена за банку колы.

– Вот, возьми, – сказала старушка. – Езжай поскорее домой.

Она улыбнулась сама себе, словно это ей дали денег, и пошла к одному из кафе на набережной.

– Будьте здоровы. Да благословит вас господь! – крикнул Булли ей вдогонку. Так всегда говорили Дэви – уличные пройдохи, у которых из носа торчат волосы, а лица истертые, словно старый половик. Булли стал их так называть после того, как один сказал, что его зовут Дэви, и попросил мобильник. Конечно, Булли дал деру – и с тех пор старался держаться от них подальше.

Джек заворчала, не открывая пасти, издала тихий предупреждающий рык, слышный только хозяину. Булли оторвал взгляд от двадцатифунтовой банкноты, с которой на него смотрела королева, и поднял голову. Стоило ему увидеть, кто приближается к нему, улыбка на его губах угасла. Усилием воли Булли заставил себя оставаться на месте – если убежит сейчас, потом будет только хуже. К нему направлялся Дженкс. Он был в темных очках, на лице играла гаденькая ухмылка, словно он говорил: я тебя знаю.

Дженкс обирал попрошаек по всему Лондону. «Облагал налогом», как он выражался. Деньги ему даже и не были нужны; ходили слухи, что ему просто доставляет удовольствие сам процесс. Еще поговаривали, что сам он родом откуда-то с севера и сколотил состояние на собачьих боях, разведении запрещенных пород и прочем. Обычно в дневное время Дженкс не выгуливал таких собак – слишком много полицейских толклось вокруг. Но от случая к случаю любил рискнуть, делая обход территории в сопровождении одного из своих питбулей.

До чего же мерзкие твари. Да, были некоторые породы, к кому Булли не питал симпатии, но не выносил он только питбулей. В них ему не нравилось все. Особенно то, как они вышагивают со своими лоснящимися мордами с черными глазками-бусинками, вечно напрашиваясь на неприятности. А еще, говорят, у них есть этакая защелка на челюстях – что-то вроде ключа в замке: если уж вцепятся, то потом не отпустят. Однажды в том районе, где Булли жил раньше, он видел, как американский питбуль вцепился в парня, который его выгуливал. Приятели того парня принялись лупить пса, пытались его оттащить, но у них ничего не получалось, пока Старина Мак с монтировкой не выбежал к ним на помощь из своего магазина.

Питбуль Джейкса, рискуя задохнуться, рвался к ним с длинного поводка. Джек зарычала громче, клацнула зубами.

– Спокойно, дружище, спокойно… Рядом!

Верхняя часть тела мальчика раскачивалась и дергалась – прямо как у крысы, которая увязла лапами в клейкой мышеловке, и пыталась вырваться на свободу. Булли видел, как они даже отгрызали себе лапы – возле мусорных баков во дворах за кафе и ресторанами.

Он все же сумел сделать несколько шагов вперед и пинком загнал Джек себе за спину – она пока еще не научилась отступать. Никак не могла освоить команду «назад». На людей – на большинство из них – Джек реагировала нормально, а вот некоторые собаки вызывали у нее агрессию.

– Молодец, постарался… – сказал Дженкс, остановившись так близко, что Булли почувствовал его дыхание на своем лице. Он говорил с очень странной интонацией, голос то взлетал вверх, то понижался – так говорили на севере. Его пес зарычал на Джек, Джек зарычала в ответ, и Булли снова легонько пихнул ее ногой.

– Я ведь уже облагал тебя налогом, верно? – спросил Дженкс. Он стянул с Булли шапку, и та упала на землю. Питбуль мгновенно схватил ее, словно с ним затеяли безобразную игру в «поймай-принеси», и принялся драть на части.

– А ты подрос, да? – заметил Дженкс, не обращая внимания на то, что происходит у его ног.

Теперь они были почти одного роста. Когда Булли первый раз пришел к реке – это было зимой, целую вечность назад, – Дженкс, точно с такой же прической, будто у него шипы росли на голове, и с точно такой же гаденько-любезной улыбкой («Приятно познакомиться») попросил у него взаймы. Булли отказал, но Дженкс все равно забрал у него деньги, да еще и наградил его пинком, словно на сдачу.

С тех пор Булли удавалось не попадаться ему на глаза.

– И учти, – предупредил Дженкс, глянув на Джек. – Мой пес твоего щенка в клочья порвет. Так что нечего пугать меня своей собакой, ясно?

Булли как будто в землю врос. От страха не мог сообразить что делать: кивнуть или помотать головой.

– Нарываешься? В гляделки со мной вздумал играть? – Дженкс резким движением схватил Булли за шею и вжал его лицо в свой пиджак. Булли ощутил его запах – острый и неприятный, похожий на тот, который обычно распыляла в комнате его мама. Мальчик постарался дышать ртом.

– Стоять! Стоять, Джек! – пробубнил он, не в силах вырваться из хватки.

– Правильно. Умный мальчик. – Дженкс еще сильнее сжал его шею.

Булли с трудом повернул голову, чтобы глотнуть воздуха, глянул вниз и увидел щель в ботинке Джейкса. Все знали, что в носке его обуви спрятан штырь. Если верить Крису и Тиггсу, однажды Дженкс отделал им одного жирного верзилу, не проявившего должного уважения. В представлении Булли это происходило так, как делала его мама, запекая картофель: прежде чем сунуть блюдо в микроволновку, она протыкала картофелины вилкой: тык, тык, тык.

– Сколько она тебе дала?

– Двадцатку… – пробормотал Булли в ноги Дженксу – и тут же услышал собачий визг.

– Что ж, повезло тебе, приятель. Ровно столько ты мне и должен.

– Слушай, приятель… – взмолился Булли.

– Ты к кому это обращаешься? Я тебе не приятель.

Рука Дженкса стиснула ему горло, и Булли начал издавать несвязные звуки, как маленький ребенок: К… к… х… а… а… р… р… В висках стучало, кровь прилила к голове, и он не мог произнести ни слова, даже «простите». Более того, ему замутило, колени подкосились.

И вдруг он снова мог дышать.

– Рас-слабь-ся… Рас-слабь-ся, парень. – Дженкс с размаху хлопнул его по спине, словно помогал откашляться. Булли отскочил в сторону. Вид у него был ошалелый, словно он целую неделю просидел в подвале. Голова продолжала кружиться, но потом он очухался и понял, что спугнуло Дженкса: двое ненастоящих полицейских в ярких жилетах – сотрудники общественной поддержки полиции. Они стояли у моста, спиной к ним, и о чем-то беседовали с нищим, сидевшим на нижней ступеньке лестницы.

Булли покосился на Дженкса – тот смотрел сквозь него, – затем опустил глаза и увидел у своих ног Джек с окровавленным ухом. И его охватил гнев – как огонь, пожирающий бумагу. Ожидая, пока ярость утихнет, Булли представлял, как, когда вырастет, жестоко отомстит Дженксу – станет выше и сильнее, начнет грабить банки или устроится на хорошую работу.

Булли протянул Дженксу деньги, тот взял их без лишних слов. Потом он услышал жуткий звук: Дженкс сминал его купюру в плотный бумажный комок. А это значит только одно… На глазах у Булли Дженкс подошел к перилам и кинул его деньги в реку.

– В следующий раз не заставляй меня ждать, приятель, – бросил он, приглаживая свои шипы, но порыв ветра снова поднял их торчком. Булли кивнул, понуро глядя в землю.

Когда Джек перестала рычать, Булли поднял с земли разодранную, выпачканную собачьей слюной шапку и сунул в карман. Затем осмотрел ухо Джек. Рана была не такой страшной, как казалась. Пес Дженкса только разок ее цапнул. Водой, которая у него оставалась, Булли смыл кровь с уха Джек и окатил всю ее тонкой струйкой.

– Учись не лезть на рожон, дружище, – поучающе сказал он. Джек усердно лизала его лицо и наверняка не слушала, что он ей говорит. – Отвали, – добавил Булли, но не отпихнул собаку. Он собрал слюну со своей щеки и смазал ею рану на ухе Джек – ведь собачья слюна здорово заживляет ранки, не хуже лекарства (хотя в журналах об этом не писали).

Наконец он выпрямился, подошел к реке и стал смотреть на воду. Надеялся, что, может быть, увидит банкноту – голубую крапинку, свои двадцать фунтов, уплывающие в море. Он поймал себя на том, что раздумывает, не броситься ли в реку за деньгами, хотя плавать не умел, даже по-собачьи. Булли прогуливал школьные занятия по плаванию, потому что терпеть не мог шум, царивший в бассейне, все эти крики и визги. Саму школу он прогуливал по той же причине: там приходилось неподвижно сидеть за партой и целый день его уши страдали, выслушивая вопросы и ответы тридцати других учеников. С этим еще можно было мириться до тех пор, пока после школы дома его встречала мама. Но после ее смерти все это превратилось просто в белый шум.

Булли оглянулся на мост и заметил, что один из «общественных» полицейских наблюдает за ним. Свистом подозвав Джек, он поспешил прочь, влился в поток зомби и шел вместе с ними, пока не появилась возможность срезать путь к вокзалу между кафе и ресторанами. Булли подумал, что, наверное, стоило бы пройти через подземный переход – так было бы безопаснее, – но он не любил их даже летом и без крайней необходимости под землю не спускался. К тому же он привык к своему маршруту: мимо фонтана, забрызгивавшего тротуар в ветреные дни, по переходу на светофоре, через арку, по лестнице между стен, на которых выбиты фамилии погибших машинистов, и дальше, на вокзал Ватерлоо.

На светофоре он остановился и оперся на ограждение, наблюдая, как несколько зомби начали переходить дорогу, не дожидаясь зеленого света. Они вприпрыжку, словно резвящиеся дети, лавировали между машинами. Булли теребил одну из красных аптечных резинок, которые носил на запястьях. Он подбирал их на тротуарах и в часы пик стрелял ими в спешащих мимо зомби. Развлекался. Он изобрел уже несколько способов этой игры, на данный момент – семь. Больше всего ему нравилось просто выстреливать резинкой с большого пальца. Так он поступил и сейчас… Вжих! Зомби, только что сошедший с тротуара, хлопнул себя по шее и обернулся. Булли послал ему невинный взгляд.

– «Биг ишью»… Помогите бездомным… «Биг ишью»… – В нескольких шагах от него стояла женщина с бархатными карими глазами. Летом она почти каждый день торговала здесь журналами, и Булли к ней привык.

Зеленый человечек зажегся и погас, но Булли не спешил переходить дорогу. У него в запасе целый день, – точнее, то, что от него осталось. Он быстро огляделся, проверяя, нет ли поблизости полицейских, и принялся похлопывать себя по карманам. Это он проделывал по десять-двадцать раз на дню – в зависимости от погоды. Сама процедура уже вошла у него в привычку: он просматривал содержимое карманов, проверял, что все вещи на месте и ничего не пропало. Ну, и заодно коротал время, когда становилось скучно – ведь карманов в куртке было много. Он стащил ее из корзины у магазина подержанных вещей, отдающего выручку на благотворительные цели. Взял, а вместо нее оставил свою.

И лучше куртки у него еще не было. На этикетке написано: «Барбур». А сама куртка теплая, с изнанки стеганая, как одеяло, а зеленый верх чем-то пропитан, так что ветер и дождь отскакивали от нее, как от кирпичной стены. Еще зимой куртка была ему очень велика, но теперь она стала ему почти впору, и о том, как он вырос, напоминала оставленная подолом куртки жирная полоса на джинсах чуть выше колен. Но главным ее достоинством Булли считал карманы. Такого количества карманов он еще никогда не видел. Их было одиннадцать. Самый большой, словно спасательный круг, опоясывал куртку изнутри по нижнему краю.

В двух карманах он проделал сквозные отверстия для рук, чтобы в магазине никто не заметил, как он прячет в джинсы ворованное.

– «Бит ишью»… Помогите безнадежным… то есть бездомным, – поправилась женщина, торговавшая журналами, но ее никто не услышал, кроме Булли. Он рассмеялся – но не злобно, как в скейт-парке. Длинные каштановые волосы женщины были собраны в «конский хвост», а такую прическу носила его мама, когда работала.

Булли принялся вытаскивать из карманов вещи, которые всегда носил с собой: пакетики с сахаром и солью, бумажные салфетки, рулетку, металлическую ложку для Джек, пластмассовые ложки, две зажигалки, аптечные резинки, пакетики с приправами, клочок полотенца, дорожная сумка для Джек (по размеру больше и прочнее, чем пластиковый пакет), пластиковые пакеты, шариковые ручки, пакеты из-под чипсов (пустые), поводок Джек (настоящий поводок, а не обрывок грязной веревки), жвачку (жеваную и нежеваную), колоду карт для игры в «Топ Трампе» с изображением собак (самых лучших пород) и кассовые чеки. То есть это были не его чеки. Он просто коллекционировал их, подбирая с земли, иногда выуживая из урн. Изучал их из любопытства: интересно ведь, что люди покупают в магазинах. Но хранил он чеки, главным образом, на тот случай, если его вдруг остановят на выходе из магазина с неоплаченным товаром. Охранник снова приведет его в зал, а он скажет: «Так ведь у меня чек есть, приятель». Пусть потом роются в его чеках. Отпустят, никуда не денутся. Во всяком случае, он так думал.

Булли осмотрел пластмассовые ложки. Те, что были с трещинами и сколами, выбросил прямо на асфальт, а заодно и пару шариковых ручек. Одна из зомби обернулась в его сторону, скривила губы и отвернулась. Из маленького кармашка у воротника куртки Булли вытащил проездную карту «Ойстер». Он нашел ее у билетного автомата, когда холод загнал его в метро, на кольцевую линию. Кредит свой он уже исчерпал и теперь смотрел на карту так, будто она больше ему не принадлежит.

Булли убрал карту обратно и достал красный перочинный нож – самый ценный свой трофей. Держа нож на ладони, он стал им любоваться. В корпусе были спрятаны два лезвия – большое и маленькое. На рукоятке был компас, показывавший, в каком направлении ты идешь. И как бы ты быстро ни крутил нож, пытаясь обмануть компас, стрелка неизменно показывала на север, никогда не подводила. Булли украл этот нож в магазине товаров для альпинистов. Маленькое лезвие он использовал для всякой мелочевки, например, обрезал пластиковые контейнеры, чтобы напоить Джек. А большое лезвие берег – следил, чтобы не затупилось.

Ничего им не делал, разве что угрожал более взрослым мальчишкам, когда давал от них деру.

Булли убрал нож в джинсы и продолжал шарить по карманам, надеясь отыскать монету, банкноту, хоть какой-то предмет, на котором изображено лицо. Теперь он почти закончил инвентаризацию своих пожитков, извлекая их на свет и снова убирая на место. Напоследок он достал открытку. Уголки погнулись и обтрепались, так что она и на открытку перестала быть похожа, но картинка еще не стерлась. На внешней стороне было лицо (это дама, считал Булли, хотя волосы ее были нарисованы просто в виде двух загогулин). Дама обращалась к кому-то внутри открытки. И сразу хотелось открыть ее. Но Булли сдержался: еще не время. Сначала нужно прочитать надпись, так положено. Он всегда читал эту надпись.

Булли отошел подальше от ограждения, от дороги и развернул открытку. Внутри было то же самое лицо, что и снаружи, только гораздо крупнее, с врезанными в открытку губами, похожими на настоящие, и красным бумажным языком. И он стал слушать слова, слетавшие с этих губ.

И вот самая лучшая часть, которую он всегда с нетерпением ждал в конце: поцелуи.

Ее голос звучал теперь, как у далека, – видимо, батарейка начала садиться, – и Булли подумал, что, пожалуй, не стоит раскрывать открытку каждый раз, когда он проверяет содержимое карманов.

Оглядевшись, он увидел, что одна из зомби, ожидающих на светофоре, улыбается ему, а в глазах – жалость. Наградив ее убийственным взглядом, он захлопнул открытку. И сквозь шум дорожного движения он услышал звук, как будто упало что-то маленькое. Булли снова развернул открытку, но та молчала. Судорожно открыл и закрыл ее пару раз, пока не понял, что она сломалась. Из нее что-то выпало. Чертыхаясь, он нагнулся и принялся внимательно осматривать тротуар, взмахами рук отгоняя новый поток зомби, словно это было место преступления.

Наконец увидел на тротуаре маленькую круглую батарейку, осторожно поднял ее. Щель, из которой она выпала, должно быть, находилась где-то внутри открытки. Булли сунул пальцы в рот нарисованной женщине и за бумажным языком нащупал какую-то бумажку. Но не деньги – что-то потоньше. Он вытащил свою находку: похоже на чек. Развернув его, он увидел, что это всего лишь лотерейный билет.

Должно быть, случайно там застрял. Булли не помнил, чтобы находил его. Все равно надо проверить, решил он. Это поможет отвлечься от мыслей о деньгах, которые унесла река.

Девушка за кассой магазинчика в здании вокзала проверяла его билет со скучающим выражением на лице.

Она была новенькая. Всех, кто здесь работал, Булли знал в лицо. Внезапно она прервала свое занятие и поморщилась, как будто билет что-то сломал в ее аппарате.

– Грэ-эм… – позвала она. В ту же секунду, стоило ей отвернуться, Булли стянул пачку жвачки. К кассе подошел мужчина постарше. Булли приготовился бежать.

– Грэм, что это значит? «Свяжитесь с «Камелот труп» в Уотфорде»? – Девушка показала на экран.

– Так, ясно. – Мужчина едва заметным кивком дал ей понять, что дальше сам займется обслуживанием клиента. Булли вытянул шею, пытаясь увидеть монитор. Когда он снова перехватил взгляд девушки, та смотрела на него уже по-другому – как на человека, которого следует запомнить.

– Что? Там сказано, что я десятку выиграл?

– Нет… Вовсе нет… – ответил мужчина.

Выругавшись, Булли пошел прочь.

– Эй, нет! Подожди-ка…

Булли обернулся. К его удивлению, мужчина протягивал ему билет, и вид у него был озабоченный.

– Ты выиграл гораздо больше.

– Насколько больше?

Девушка фыркнула. Булли посмотрел на нее.

– Не знаю, не могу сказать, это ведь не мгновенная денежная лотерея. И мы не можем выплатить указанную сумму. Она слишком крупная, – добавил менеджер, увидев выражение лица мальчика. – Это все, что я могу сказать. Нам придется следовать инструкциям.

Булли задумался. Что же это за сумма такая, если ее нельзя набрать в кассе магазина? Когда они открывали ящик, отсчитывая сдачу, он видел там десятки и двадцатки… Фунтов триста-четыреста. Может быть, тысяча или даже больше.

– Это ведь твой билет, да? – равнодушно спросил мужчина, якобы просто так, якобы ему все равно.

– Да… Мне его купили, – добавил Булли на случай, если продавец не поверит, что у такого мальчишки, как он, есть деньги на лотерейные билеты. А потом он вспомнил. Должно быть, это тот самый билет. Ожившие воспоминания – неожиданно яркие несмотря на то, что с тех пор прошел не один месяц, – вновь отозвались болью в его душе. Народу вокруг было много, и Булли обвел взглядом магазинчик, проверяя, свободен ли путь к отступлению.

– Нужно позвонить по телефону, указанному на билете. – Мужчина неторопливо протянул ему билет. – Или мы можем позвонить отсюда, если хочешь. У тебя есть удостоверение личности?

– Не надо, все нормально, – сказал Булли. Не хватало еще, чтобы здесь объявились представители власти и стали задавать ему вопросы. Всякие вопросы.

– Тебе лучше поторопиться…

– Да-да, уже ухожу! – перебил его Булли, неверно истолковав слова продавца.

– Нет, я говорю про билет. Срок получения выигрыша скоро истекает.

– Как это? Вы же только-только его проверили!

Надуть его пытается?!

– Нет, деньги можно получить в течение определенного срока со дня тиража… Сто восемьдесят дней… Вот, видишь? – Мужчина перегнулся через прилавок и показал на выцветшие цифры на билете. – А тираж состоялся шестнадцатого февраля, – объяснил он Булли, разговаривая с ним, как с дурачком.

Булли знал, какое это было число. Даже не глядя на дату.

– Точно не хочешь, чтобы я позвонил от твоего имени в «Камелот»?

Булли замотал головой, как Джек, когда у той в пасти крыса, – а потом, когда убедился, что четко выразил отказ, спросил:

– А что бывает… с выигрышами… если за ними вовремя не обращаются?

– Ну… – задумчиво произнес продавец. – Точно не скажу, но, думаю, деньги возвращают в призовой фонд или отдают на благотворительность. Может, еще куда.

На благотворительность?! С ума сошли, что ли? Пустить такую уйму денег на маленьких детей и инвалидные кресла!

Продавец продолжал рассуждать, но Булли его уже не слушал. Он смотрел на билет. Какой сегодня день? Он взглянул на зеленые цифры, светившиеся на кассовом аппарате. 18.45 – с одной стороны, 09/08/13 – с другой. Внезапно он перестал понимать, что они означают. Тупица.

Обернувшись, он бросил взгляд на одну из газет, в которых стояли нормальные даты. Сегодня пятница, 9 августа. На пальцах он подсчитал, сколько месяцев прошло с февраля. Почти полгода. Так сколько же это дней? Некоторые месяцы были длиннее, чем другие. Он попытался вспомнить детский стишок про дни и месяцы, вертевшийся в голове. Вот в феврале, он знал наверняка, двадцать восемь дней, если только это не високосный год.

Булли снова посмотрел на сегодняшнюю дату. Высчитать точно, сколько дней прошло – слишком сложная математическая операция, поэтому он решил хотя бы прикинуть: умножил тридцать на шесть. Но и это ему оказалось не под силу. Тогда он попытался шесть умножить на три. Получилось восемнадцать. К восемнадцати добавил ноль. Так выходит, уже прошло сто восемьдесят дней! Булли испугался, что время вышло.

Однако продавец улыбался ему.

– У тебя еще пять дней – шесть, если считать сегодняшний. Или то, что от него осталось. За это время билет нужно предъявить устроителям лотереи. – Мужчина перегнулся через прилавок, и выражение его лица изменилось, будто он хотел сказать что-то такое, чего говорить не должен, что не входит в его обязанности. – И на твоем месте я бы помалкивал… Пока кто-нибудь от твоего имени не обратится за выигрышем в «Камелот».