Глава пятая, В которой повествуется, как Сверкающий дом охватила, тревога и и как решено было применить к Тисту новый метод обучения

Тревога — это не что иное, как тягостная мысль, которая закрадывается в голову с самого пробуждения и не дает покоя целый день. Тревога беспрепятственно врывается в комнаты, проскальзывает вместе с ветром между листьев, забивает голоса птиц, бежит по телефонным проводам.

У тревоги, овладевшей в то утро Пушкострелем, было свое имя, свое название, а именно: «Не такой, как все».

Даже солнце не решалось взойти над горизонтом.

«До чего же не хочется будить этого бедного Тисту, — огорченно шептало оно. — Едва он откроет глаза, как сразу же вспомнит, что его вышвырнули из школы…»

Поэтому солнце попритушило свой пылающий факел и отбросило на землю лить слабые свои лучи, надежно упрятав их в густой туман; небо над Пушкострелем так и осталось серым.

Но тревога прячет в своем мешке целую уйму фокусов-неожиданностей и непременно пожелает дать о себе знать. На сей раз она проскользнула прямо в басовитый заводской гудок.

И все в Сверкающем доме услышали, как этот заводской гудок зычно басил:

«Не такой, как все… е… е!.. Не такой, как все… е… е!..»

Вот таким-то путем тревога прокралась и в комнату Тисту.

«Что же со мной теперь будет?» — спросил он сам себя. Спросил и снова зарылся с головой в подушку, но заснуть уже не смог. Так сладко спать в классе и так мучиться в собственной постели — да ведь от этого, сознайтесь, можно было с ума сойти.

Кухарка Амели, разжигая свои многочисленные плиты, ворчала в полном одиночестве:

— Наш Тисту не такой, как все? А кто мне это докажет? У него, слава богу, две ноги и две руки… Что же еще им нужно?

Слуга Каролус, яростно начищая перила лестницы, тоже бормотал:

— Хм… Тисту как такой, как всэ! Попробуйтэ-ка мэна в этом увэрить!

Заметим, кстати, что у Каролуса был легкий иностранный акцент. В конюшне возбужденно перешептывались конюхи.

— Болтают, будто этот милый ребенок не такой, как все… и вы в это верите?

А раз лошади всегда чутко улавливают все оттенки человеческих треволнений, то чистокровки невиданно смородинной масти тоже, казалось, нервничали, недовольно били копытами в деревянную перегородку, сердито натягивали поводья. На лбу у кобылы Красотки вдруг неизвестно отчего выросли три седых волоска.

Одного только пони Гимнаста не захватило это всеобщее волнение, и он преспокойно жевал сено, позволяя всем желающим любоваться его белоснежными зубами.

Но за исключением этого пони, который был словно безучастен ко всему происходящему, все обитатели дома задавались лишь одним-единственным вопросом: как же поступят теперь с Тисту?

И конечно же, этот тревожный вопрос больше всего терзал душу его родителей.

Сидя перед зеркалом, отец Тисту наводил бриллиантовый блеск на свою и без того блестевшую голову, но делал он это без всякой радости, а просто так, по привычке.

«Н-да… Воспитать ребенка, кажется, куда труднее, нежели отлить пушку», — размышлял он.

Жена его — ну просто настоящая роза на розовых подушках! — уронила слезу в чашечку кофе с молоком.

— Ну как его выучить, если он спит на всех уроках? — повернулась она к мужу. — Как?..

— Полагаю, что рассеянность — это еще не смертельная болезнь, отозвался тот.

— Во всяком случае, сонливость не так опасна, как бронхит, — заметила она.

— И все-таки из Тисту нужно сделать человека, — изрек муж. Обменявшись столь глубокомысленными репликами, они на какой-то миг замолкли. «Что делать? Что предпринять?» — вертелось в голове у каждого.

Муж и отец был человеком решительным и энергичным. Ведь, управляя пушечным заводом, вы тем самым закаляете свою душу. Кроме того, он обожал своего сына.

— Готово! Нашел! И все это удивительно просто, — неожиданно заявил он. — В школе Тисту ничему не научится. Тем лучше! Больше ни в какую школу он не пойдет. Книги, именно книги нагоняют на него сон… Тогда обойдемся без них. И коли уж он не такой, как все, попробуем применить к нему новый метод обучения! Все те вещи, которые ему надлежит знать, он изучит при самом ближайшем их рассмотрении. Его тут же, на месте, ознакомят, например, с образцами минералов, с садовыми и полевыми работами, объяснят, как живет город, как действует завод, и все это наверняка поможет ему стать взрослым. Ведь сама жизнь прежде всего великолепная школа. Посмотрим же, что из этого получится.

Жена горячо одобрила подобное решение и даже чуть ли не возроптала на судьбу, лишившую ее других детей, к которым можно было бы приме нить столь соблазнительную систему обучения.

Ну, а для Тисту… что ж, для Тисту канули в вечность и наспех проглоченные бутерброды, и ранец, который приходилось таскать с собой в школу, и парта, над которой вечно клюешь носом, и целый ворох колов… Впереди новая жизнь.

И затаившееся было солнце снова ослепительно засверкало.