Глава одиннадцатая, в которой Тисту решает помочь доктору Максмудру

Побывав в больнице, Тисту познакомился с маленькой больной девочкой.

Благодаря щедрости отца Тисту больница Пушкостреля была поистине великолепна: просторная, прекрасно оборудованная, блиставшая чисто той. В ней было все необходимое, чтобы излечить любые болезни. Через большие окна врывались потоки солнечного света, стены — и без того белые — отливали сверкающей белизной. Тисту решил, что в больнице этой нет и малейшего намека на что-то уродливое, безобразное… Совсем нет. И все-таки он чувствовал… Как бы вам это объяснить?. Да, он чувствовал, что там, в больнице, поселилась втихомолку Какая-то неизъяснимая печаль.

Доктор Максмудр, возглавлявший больницу, с первого же взгляда про изводил впечатление удивительно доброго и глубоко знающего человека. Он чем-то напоминал Тисту садовника Седоуса, только Седоуса без усов и без больших очков в черепаховой оправе. Тисту тут же сказал доктору об этом.

— Подобное сходство объясняется, конечно, тем, — заметил доктор Маисмудр, — что оба мы — и Седоус и я — занимаемся одним и тем же делом: мы боремся за жизнь. Только Седоус борется за жизнь цветов, а я — за жизнь людей.

Но, слушая откровения доктора Максмудра, Тисту тут же понял, что бороться за жизнь людей куда труднее. Быть врачом — значит, постоянно находиться в самой гуще битвы. На одном полюсе — болезнь, которая так и норовит проникнуть В тело человека, на другом — крепкое здоровье, которое всегда готово ускользнуть. Кроме всего прочего, человека обступают со всех сторон тысяча разных болезней, а здоровье-то, крепкое здоровье, у него лишь одно. Болезнь — особа хитрющая. Ей страшно не хочется, чтоб ее распознали, и поэтому она часто надевает на себя всевозможные маски — ну просто карнавал на ярмарке, только и всего! Болезнь нужно прежде всего обнаружить, не дать ей ходу, прогнать ее прочь и в то же время вернуть человеку ускользнувшее от него здоровье. А вернув, следить за ним в оба глаза, чтоб оно не сбежало снова.

— Ты когда-нибудь болел, Тисту? — спросил у него доктор Максмудр.

— Никогда.

— В самом деле?

И доктор действительно вспомнил, что его никогда не звали к Тисту. Мать его, случалось, страдала мигренью, отец иногда маялся желудком. Слуга Каролус болел прошлой зимой бронхитом. А Тисту — все нипочем! Вот уж ребенок так ребенок! С самого рождения не знал он ни что такое ветрянка, ни что такое ангина или насморк. Редкостный случай крепкого здоровья, исключительный случай!

— Большое спасибо, доктор, за ваши объяснения, — поблагодарил Тисту. — Очень интересно.

Доктор Максмудр показал Тисту зал, в котором изготовляли маленькие розовые пилюли от кашля, желтую мазь от прыщей, белые порошки от простуды. Он показал ему комнату, где можно было, словно через окно, увидеть насквозь тело любого человека и отыскать, где же притаилась болезнь. Потом Тисту показали операционную залу с зеркалами на по толке, где удаляют аппендицит и множество других недугов, которые угрожают жизни человека.

«Раз тут стараются оградить людей от зла, значит, все должно казаться веселым и счастливым, — твердил про себя Тисту. — Где же тогда кроется эта необъяснимая печаль?»

Доктор Максмудр открыл дверь палаты, в которой лежала маленькая больная девочка.

— Я оставлю тебя здесь, Тисту. Потом придешь ко мне в кабинет, — сказал доктор.

Тисту вошел.

— Здравствуй, — обратился он к больной девочке.

Она показалась ему очень красивой, но только страшно бледной. Ее черные кудрявые волосы развились и падали прямо на уши. Ей было при мерно столько же лет, сколько и Тисту.

— Здравствуй, — вежливо ответила она, но при этом даже не кивнула головой.

Она внимательно разглядывала потолок.

Тисту сел подле кровати, положив на колени свою белую кепочку.

— Доктор Максмудр сказал мне, что у тебя болят ноги и ты не можешь ходить. Тебе стало лучше, как попала сюда?

— Нет, — также вежливо ответила девочка, — но это совсем не важно.

— Почему? — удивился Тисту.

— Потому что мне некуда ходить.

— А вот у меня есть сад… — потянул Тисту чтобы хоть что-то сказать.

Счастливчик! Если бы у меня был сад, может, мне и захотелось бы выздороветь… чтоб там гулять.

Тисту сразу же взглянул на свои пальцы. «Если бы это только ее развлекло…»

И он опять спросил:

— А тебе не скучно?

— Не очень. Я все смотрю в потолок и считаю там трещинки.

«Цветы получше трещинок, — подумал Тисту. И тут же стал перечислять, про себя, разумеется: — Мак-самосейка, мак-самосейка!.. Лютики, маргаритки, нарциссы!»

Семена, конечно, попадали прямо через окно, а может… они прилипли к подошвам его ботинок.

— Ты хоть не очень несчастна?

— Чтоб быть несчастной, надо знать, что такое счастье, верно? А я… я уже родилась больной.

Вот тогда-то Тисту и понял: больничная печаль затаилась именно в этой самой палате, в самой голове маленькой девочки. И потому ему стало еще грустнее.

— У тебя кто-нибудь бывает?

— О, у меня посетителей хоть отбавляй. Утром, перед завтраком, ко мне заглядывает сестра и измеряет мне температуру. Потом приходит доктор Максмудр; он очень славный, очень ласково разговаривает со мной и дает мне леденец. Во время завтрака заходит другая сестра, с таблетками. Затем, в полдник, — процедурная сестра и больно колет меня шприцем. А уж после нее приходит один важный господин в белом и все болтает, будто я уже иду на поправку. Он привязывает к моим ногам веревочки, тянет их вверх… вот ноги-то вроде и шевелятся… Все они твердят, что скоро я поправлюсь. Но я… я все смотрю и смотрю в потолок он-то меня не обманывает..

Пока она говорила, Тисту неторопливо встал и все вертелся вокруг ее кровати.

«Чтобы эта маленькая девочка выздоровела, ей нужно одно: пусть она с нетерпением ждет следующего дня. Разве не ясно? — раздумывал Тисту. — Распускающийся цветок всегда таит в себе приятную неожиданность, и неожиданность эта наверняка помогла бы ей. Цветок — не что иное, как настоящая загадка, которая околдовывает всякое утро. В один прекрасный день он осторожно приоткрывает свой бутон, на следующий выпускает, подобно маленькому лягушонку, зеленый листок, а потом уж расправляет лепесток… В ожидании этих ежедневных неожиданностей девочка, может, забудет про свою болезнь…»

Пальцы Тисту так и ходили ходуном.

— А я вот верю, что скоро ты вылечишься, — заявил он ей.

— И ты тоже веришь?

— Да… да, сама посмотришь. До свидания.

— До свидания, — так же вежливо ответила девочка. — Счастливый ты, у тебя есть свой сад.

Доктор Максмудр ждал Тисту, сидя за своим большим письменным столом, отделанным никелем и заваленным толстыми книгами.

— Ну-с, Тисту, что новенького ты узнал сегодня? — спросил он. Что теперь ты знаешь о медицине?

— Я узнал, доктор, что медицина почти бессильна, если на сердце у человека тоскливо. Я узнал также, что вылечить человека можно только тогда, когда он хочет жить. Скажите, доктор, существуют ли какие-нибудь таблетки, которые могли бы внушить человеку надежду?

Доктор Максмудр был несказанно удивлен, услыхав такую мудрость в устах такого маленького мальчика.

— Ты узнал, причем без какой-либо помощи со стороны, первую заповедь, которую должен знать врач, — сказал он.

— А какая же вторая, доктор?

— Вот она: чтобы хорошо лечить людей, надо их очень любить.

Он дал Тисту целую пригоршню леденцов и поставил в его записной книжке хорошую оценку.

Но когда на следующее утро доктор Максмудр вошел в палату девочки, он поразился.

Та улыбалась.

Она проснулась посреди цветущего поля.

Вокруг ее ночного столика росли нарциссы; одеяло походило на перину из голубых барвинок; на коврике колыхался овес. И потом… потом, к изголовью подушки тянулся цветок — великолепная роза, для рождения которой Тисту приложил все свои силы. Роза росла медленно, выпуская то листок, то бутон…

И маленькая больная девочка уже не разглядывала потолок. Она смотрела на цветок.

В тот вечер она встала на ноги и пошла. Жизнь теперь ей нравилась.