XXIV

Перед тем как исчезнуть в последний раз, я сходил к психологу. Она становилась все более и более безразличной, я не понимал почему. Помню вторую половину дня в ее офисе; она спрашивает меня, что не так. Я говорю, что не знаю, что это, возможно, как-то связано с моей семьей или, может, с моими друзьями. Аня мертва – может, из-за этого? Может, наркотики виноваты… Теперь она постоянно спрашивает о семье. Отвечаю, что все хорошо. Остался только папа, и с ним все хорошо.

– А что насчет меня? – спрашиваю я.

– Что ты подразумеваешь под этим? – задает она встречный вопрос.

Я не знаю, что сказать, я чувствую себя настолько дезориентированным…

– Да, но как же я? – повторяю я и чувствую себя беспомощным.

– Все будет хорошо, – отвечает она. – Когда ты повзрослеешь, все станет намного лучше. Люди вырастают из таких вещей.

– Не знаю, – говорю я. – Я так не думаю.

Мне удается исчезнуть. На это нужно время. Одно дело – дать кому-нибудь удостоверение и хлопнуть по плечу, но действительно исчезнуть – совсем другое дело. Прежде всего, сложность представляет регистрация в различных базах данных. Изо всех мне убрать данные не удается, некоторые из них слишком старые и не подлежат изменению, они захоронены где-то внутри бюрократического аппарата Швеции. Я подкупаю всех, кого могу, угрожаю чиновникам и передаю ложные адреса и номера счетов. Пытаюсь объявить себя умершим, но для доказательства требуется труп, а так далеко я не могу зайти. К 2003 году все, что мог, я сделал. Я тщательно выбираю имя, и в возрасте двадцати четырех лет Йон Гримберг растворяется в воздухе.

Я стараюсь принимать более легкие препараты, чтобы голова оставалась ясной. Не выходит, и я опять скатываюсь к героину. Чтобы восстановить здоровье, я начинаю покупать медицинские препараты на черном рынке, так как ни в одной из больниц эти лекарства не выписали бы такому, как я. Я и сейчас их принимаю, но, кроме меня, никто об этом не знает, а теперь и кроме тебя. Два раза в день, а то и чаще, я принимаю метадон. В последнее время значительно чаще.

Спустя некоторое время после того, как мне удается изменить личность, ситуация стабилизируется. Через Абеля я помогаю людям достать новые удостоверяющие документы, начинаю узнавать, действительно ли возможно целиком и полностью удалить личность из системы. Одно дело – удалить самого себя, но намного сложнее сделать это с личностью другого человека.

Вскоре я изучаю эту профессию вдоль и поперек, помогаю всем подряд и зарабатываю огромные деньги. Если я скажу, сколько, ты просто рассмеешься. Но за все это время, все эти годы, даже когда все было из рук вон плохо, даже тогда я не думал о тебе. Я не простил, но продолжил жить дальше. К тому же, я понятия не имел, как ты, где ты, жив ли ты вообще. Мне было даже лучше от этого.

И буквально три недели назад все было разрушено. Только представь, сколько все это могло бы продолжаться! С того самого момента я начал писать это для тебя, Лео.

Папа заболел и через некоторое время умер. Я старался встречаться с ним чаще еще до того, как его положили в больницу.

Мы оба знали, что были на краю пропасти, но никто из нас ничего не сказал. Я думаю, что он знал, чем я занимаюсь, но и об этом он ничего не сказал. Мы играли в карты, смотрели фильмы, играли в дартс в каком-нибудь баре и всё в таком духе. Не знаю, было ли это так для него, но я чувствовал, будто у меня с ним негласная договоренность. Мы просто сохраняли связь друг с другом. Нам обоим это было нужно.

Затем его положили в больницу, и я навещал его там. Я использовал ненастоящее имя, и папа, скорее всего, это слышал, потому как он обратился ко мне по этому имени однажды и при этом улыбнулся. При нашей последней встрече он был уже достаточно слаб, а чтобы узнать меня, ему потребовалось некоторое время. Именно тогда меня что-то насторожило в его лице.

Я очень сильно отдалился от всего, что имело связь с Салемом. Мне нужно было это, чтобы продолжать жить. Поэтому, когда я увидел его, был просто потрясен. Все вернулось ко мне. За шестнадцать лет так внезапно это никогда не происходило. Отец был всем, что у меня осталось. И вскоре он умер. Я не знал, куда пойти. Мне начали сниться сны, и эти сны сводились только к одному: красный цвет, в котором я запутался и не мог выбраться. Похороны для меня прошли будто в тумане.

Теперь только я один мог организовать похороны. О прощании с Юлией и мамой позаботился мой отец. Он утверждал, что все выбросил, а меня не было рядом, поэтому, когда я все нашел, у меня случился шок. Все сохранилось. Он не выкинул даже мою старую одежду. Теперь, когда я это пишу, я просто не понимаю, почему он не сказал мне, почему утверждал, что все выкинул. Но когда я там стоял, все, о чем я думал – как все это здесь поместилось. Осталась и мебель из комнаты Юлии. Ее кровать, письменный стол, полки – всё. Кровать по-прежнему была застелена. Понимаешь? Она все еще была застелена! Постельное белье испортилось из-за влаги и заплесневело, но все еще был виден узор, маленькие разноцветные горошины. Зачем-то я снял коробки, стоявшие на кровати, и откинул одеяло. Под ним лежала какая-то ее одежда. Естественно, она наполовину заплесневела, как и постельное белье, но я все равно ее узнал.

Ты не представляешь, каково это, когда сталкиваешься с какими-то обыденными вещами, которые потом с такой силой возвращают тебя в прошлое – и становятся черной дырой, через которую засасывается все. Именно там я в первый раз принял героин. Просто пошел и купил, потом сел среди этих вещей и вколол себе дозу.

Проходя мимо ящиков, я находил одежду, которую уже очень давно не видел. Это была твоя одежда. Темно-синяя толстовка с принтом «Champion», помнишь ее? Скорее всего, уже нет. Я даже нашел блокнот Юлии, в котором вы писали свои имена. Я нашел старый мамин фотоальбом, в котором были фотографии с радостными моментами из ее жизни. Я помню, как тщательно она размещала по порядку фотографии, в продуманной последовательности. Это началось, когда они с папой стали встречаться, затем в альбом попал я, а затем и Юлия. На нескольких фотографиях на ней была ее цепочка.

Вещи создавали такое ощущение, будто перешагиваешь большими шагами в другую эпоху. Вокруг меня кружились воспоминания о маме, папе и остальных.

Все стало именно так, как я и говорил; помнишь, как я говорил это несколько раз? Если что-то случится с Юлией, мы больше не сможем держать друг с другом связь. К этому все и вело, шаг за шагом. Не думаю, что я плакал. Несколько дней я прожил там (нет смысла искать меня там, я давно уехал), ничего не делал, только ходил среди вещей. Смотрел старые снятые нами фильмы, в которых мы играли главные роли. Я начал с того, который назывался «LOVE KILLER». Помнишь его?

Я сжег все в бочке на внутреннем дворе. Все, кроме тех вещей, которые не смогли туда поместиться. То, что осталось, я отвез на свалку. Но все остальное, каждую мелочь, которая хоть что-то напоминала, я сжег. Я – никто. У меня ничего нет. На первый взгляд, после смерти отца все, вроде бы, наладилось, но если приглядеться, то я будто был уничтожен. Я чувствую себя невероятно одиноким. Невидимым. Я ощущаю себя так в первый раз.

Может, это из-за того, что я становлюсь старше. Когда мне было двадцать, я просто жил и не думал, что мне чего-то не хватает. Шло время, и я просто жил. Эти мысли не дают мне покоя ночью. Я был абсолютно изолирован от всего и всех. Я стал чувствовать себя безликим, будто все это в один момент меня настигло. У меня начались галлюцинации. Иногда мне удается заснуть, но без сна порой проходят несколько дней. Метадон больше не помогает, и я все время ощущаю тягу к героину. Что за жизнь я, в сущности, веду? Я ни с кем не общаюсь, у меня нет ничего, что связывало бы меня с кем-то.

Как я нашел тебя спустя столько времени? Это просто фантастика, будто кусочки пазла встают на свои места, несмотря на то, что все разрушилось после смерти отца. Это началось примерно за две недели до его смерти. Я заканчиваю работу для одного человека, которому не доверяю, но мне нужны деньги. У него есть знакомая девушка, которой я доверяю еще меньше. Ребекка.

Каким-то образом она узнает о личности, под именем которой я обычно живу. Носить с собой удостоверяющие документы просто необходимо, и вечером перед встречей я не успеваю заменить их на те, которыми обычно пользовался. Она, должно быть, проверяет мою куртку или что-то вроде этого, хотя я помню, что практически все время за нею приглядывал. Я не знаю точно, потому как у меня очередной приступ, и я принял большую дозу метадона. Миру нельзя доверять, и я чувствую себя в опасности. Возможно, кто-то из них успевает увидеть мое имя – может, Ребекка, а может, ее друг.

Она начинает шантажировать меня, говорит, что пойдет в полицию, если я не заплачу ей за ее молчание. Сначала я так и делаю, но со временем все становится хуже и хуже. Она требует все больше денег, даже приходит на похороны отца и устраивает сцену прямо во время погребения. Я теперь боюсь и постоянно оглядываюсь. Все, что мне удалось создать, рушится у меня на глазах. Я начинаю планировать создание новой личности, но не могу этого сделать в таком состоянии. Чувствую, что любым способом должен от нее отделаться. Я начинаю ее преследовать. Однажды вечером она заходит в какие-то ворота на Чапмансгатан, а я остаюсь снаружи и жду в машине. Несколько минут спустя из ворот выходит человек, и это – ты.

Мир вокруг меня замирает. Именно так я реагирую на твое появление, и именно тогда я понимаю, что нужно сделать.

Я знаю, о чем ты думаешь: я сошел с ума. Возможно, так и есть. Но у каждого есть что-то, что может довести его до предела и даже заставить переступить черту. Большинство не знает, что именно, а я знаю. Знаю точку, с которой все пошло вкривь и вкось.

Я слежу за тобой с тех пор, как нашел. Настал твой черед мучиться.

Отправить