11
Едва капитан Енакиев вышел из блиндажа, как разведчики окружили Ваню. Всем хотелось поскорее узнать, каким образом всё это получилось.
— Пастушок! Друг сердечный! — воскликнул Горбунов.
— Ну, парень, докладывай! — строго сказал Би-денко. — Откуда ты взялся? Где тебя черти носили? Как тебя нашёл капитан Енакиев?
— Который капитан Енакиев? — спросил Ваня с недоумением.
— А тот самый, кто тебя к нам привёз.
— Так нешто это был капитан Енакиев?
— Он самый.
— Батюшки!
— А ты и не знал?
— Откуда ж! — воскликнул Ваня, мигая короткими ресницами. — Кабы я знал… Нет, кабы я только догадывался… Правда, дяденька, самый это и был капитан Енакиев?
— Разумеется.
— Командир батареи?
— Точно. Самый он.
— Ох, дяденька, неправда ваша!
— Погоди, пастушок, — сияя общей улыбкой команды разведчиков, сказал Горбунов. — Ты не восклицай, а лучше всё по порядку рассказывай.
Но Ваня, видимо, был так взволнован, что не мог связать и двух слов. Восхищённо сияя глазами, он осматривал новый блиндаж разведчиков, который уже казался ему знакомым и родным, как та палатка, где он в первый раз ночевал с ними.
Те же аккуратно разостланные шинели и плащ-палатки, те же вещевые мешки в головах, те же суровые утиральники.
Даже медный чайник на печке и рафинад, который Горбунов уже поспешно выкладывал на стол, были те же.
Правда, трофейная карбидная лампа была другая. Она неприятно резала глаза своим едким химическим светом, который, как и сама лампа, казался трофейным. И мальчик щурился на неё, морща нос и делая вид, что не может вымолвить ни слова.
На самом же деле, если говорить всю правду, он давно уже смекнул, что офицер, с которым он заговорил возле избы, был капитан Енакиев. Только и виду не показал. Недаром солдаты сразу разглядели в нём прирождённого разведчика. А первое правило настоящего разведчика — лучше знать да молчать, чем знать да болтать.
Так судьба Вани трижды волшебно обернулась за столь короткое время.