Глава 3
СУ-207
Пара необычных самолетов появилась в крымском небе просто из ниоткуда. Только что горы хранили молчаливое спокойствие, и вдруг в один миг оно было разорвано грохотом турбин истребителей. Причиной необычного вида были крылья обратной стреловидности, как У знаменитого экспериментального истребителя ОКБ Сухого Су-47 «Беркут». Солнце играло бликами на остеклении их кабин, острых кромках крыльев, переднего горизонтального оперения и чуть «разваленных» наружу вертикальных «акульих хвостах».
Как будто это были не экспериментальные многоцелевые истребители ОКБ Сухого, а боевые космолеты пришельцев. Истребители слитно сделали «горку» и перешли в пикирование. Потеряв одним махом полторы тысячи метров высоты, самолеты выполнили крутой вираж, а потом уж затеяли такой невообразимый пилотаж, что у зрителей просто глаза на лоб полезли.
Зрителями были летчики 324-го Отдельного истребительного авиаполка, базирующегося на аэродроме Бельбек. Звено многоцелевых истребителей Су-35 сопровождало «пришельцев» в их испытательном полете.
Командир полка подполковник Юрий Рощин, который вел сейчас звено, невольно залюбовался этими самолетами, уже на секунду представив себя в кабине суперистребителя. Интересно: кому доверено пилотировать этих сверхсекретных «птичек»? Узнать это было невозможно, так как летчикам звена сопровождения категорически запретили вести какие-либо переговоры с «инопланетянами» — по-другому и не скажешь, видя, какие фигуры выписывают в небе новейшие русские истребители.
Летные испытания прикрывались не только с воздуха, но и с моря: далеко внизу распустили пенные усы ракетные катера класса «Молния». Чуть ближе к берегу патрулировали закрытый район два сторожевых катера ОВР.
А почти у самого горизонта низко над волнами в стремительном броске вытянулось стальное тело экраноплана-ракетоносца «Лунь», одного из пяти, несущих службу на Черном море. Широкие крылья и создающие тот самый «эффект экрана», благодаря которому полусамолет-полукорабль скользит и над морем, и над сушей. «Батарея» из восьми турбин в носовой части, высокий «самолетный» киль с раздвоенным, как у ласточки, стабилизатором. И три сдвоенных пусковых контейнера противокорабельных ракет «Москит-М». Удивительное зрелище — парящий над волнами корабль-самолет!
Тем временем пара истребителей с обратной стреловидностью завершила пилотаж и, покачав на прощание крыльями четверке Рощина, стремительным переворотом через крыло ушла на сверхмалую высоту. А звено Су-35 направилось в противоположную сторону, летчикам было строжайше запрещено наблюдать, куда уходят эти самолеты.
— «Прибой», я 311-й, прием. На четвертом шасси выпустил, посадка?
— «Триста одиннадцатому» — посадка. Прием?
— 311-й, понял, выполняю.
Истребитель Юрия Рощина, выпустив шасси, снижался над самой кромкой прибоя, впереди расстилалась полоса аэродрома Бельбек. Внизу промелькнули здания ближеприводного радиомаяка. А справа, чуть дальше, нудистский пляж.
Военный аэродром Бельбек, построенный еще в советское время для приема правительственных «бортов», с обретением в 1991 году Украиной «незалежности» стал смешанным, военным и гражданским. Планировалось даже открыть международные рейсы на Стамбул. Но, как всегда, «не хватило денег»: младодемократы разворовывали, гребли тогда все. С некоторых крымских аэродромов даже снимали плиты, чтобы замостить дороги! Какие уж там международные рейсы…
Рядом с авиабазой и поселком военных летчиков открылись летний лагерь отдыха, пара санаториев — земля-то на курортном полуострове выросла в цене. Рядом даже открылся нудистский пляж. А уникальный аэродром тем временем тихо умирал. Волны разрушали берег, все ближе подходя к ближнему приводу, подвижки почвы ломали железобетонное покрытие взлетно-посадочной полосы. Здесь еще ютились в капонирах МиГ-29, но все чаще богатенькие нувориши устраивали на уцелевших участках полосы автогонки…
Сейчас все изменилось. Берег укрепили, построили мол, защищающий его от разрушительного действия волн, капитально отремонтировали полосу, привели в порядок и модернизировали немалое аэродромно-техническое хозяйство. Аэродром Бельбек вновь стал военным. А предпринимателей мягко, но настойчиво отсюда «попросили». Справедливости ради стоит заметить, что взамен им выделили участки земли не хуже или же довольно солидные суммы денег.
Единственное, что осталось от былого разгула демократии, — тот самый нудистский пляж. Причем летчики сами его хотели оставить. И командование согласилось, несмотря на гневные протесты местного Комитета жен офицеров. «Для поддержания боевого духа», и точка!
К стоянке только что остановившегося командирского истребителя подрулил «газик». Оттуда выскочил солдатик и, четко бросив ладонь к виску, отрапортовал дежурному по стоянке:
— Комполка срочно вызывают в штаб.
— Вольно. Подожди, он сейчас спустится из кабины.
Коротко простучал по перекладинам дюралевой аэродромной стремянки молодой командир полка. Расписавшись в техжурнале, принесенном техником самолета, он, как и был в летном снаряжении и шлеме, сел в «газик». Водитель-лихач стартовал с места, оставив на серых плитах черные следы шин.
* * *
В штабе, в приемной «родного» кабинета Юрия Рощина, его поприветствовали трое незнакомых офицеров ВВС: два майора и полковник.
— Здравия желаю. Проходите, товарищи, — пригласил хозяин. — Саша, принеси чая, — приказал он ординарцу.
Войдя в кабинет, офицеры представились: полковника звали Александр Орлов, а майоров — Сергей Игнатенко и Михаил Аксенов.
— Юрий Владимирович, — начал полковник, когда чай был выпит. — Вы сегодня наблюдали полет новейших русских истребителей, которые уже в очень скором времени придут на замену семейству самолетов Су-27. И, я думаю, пора вам познакомиться с ними поближе. Да-да, не удивляйтесь, здесь предсерийные машины проходят очередной этап Государственных испытаний, согласно которому будет отрабатываться их взаимодействие с тяжелым атомным авианесущим крейсером «Слава», который тоже сейчас проходит испытания. Частично базироваться новые самолеты будут на вашем аэродроме. Так что передавайте на время дела заму и поедемте с нами.
— Есть, — только и смог ответить обескураженный таким крутым поворотом событий подполковник Рощин.
* * *
Черная «Волга» последней модели с тонированными стеклами и белыми цифрами и буквами номерных знаков на черном фоне петляла по извилистому серпантину, все выше поднимаясь в Крымские горы.
Расположившийся на заднем сиденье Юрий Рощин глядел на пейзаж за окном и думал: «Не врали, значит. Все-таки существует в горах сверхсекретный аэродром».
Об этом часто писали падкие до сенсаций журналисты. Якобы внутри гор на Южном берегу Крыма построен аэродром для защиты правительственных дач. Самолеты, дескать, разгонялись по специальным тоннелям, выходящим в сторону обрыва, и, взлетев, сразу же оказывались над защищаемым объектом. Приземлялись истребители на яйле — плоскогорье, расположенном под обрывом стартовых тоннелей и уже по другим тоннелям возвращались в секретные ангары.
Попетляв еще немного, «Волга» затормозила перед неприметными зелеными воротами с красной пятиконечной звездой. Из таблички на КПП значилось, что это специальный радиотехнический батальон. Таких воинских частей по всему Крымскому полуострову было понатыкано множество и в самых невообразимых местах.
Часовые внимательно проверили документы, и после этого ворота с лязгом разъехались на направляющих. «Волга» проехала дальше, миновав чисто выметенный плац со щитами по строевой подготовке, и остановилась у здания штаба. Дальше тянулись ряды казарм и различные здания с антеннами.
Внешне это все и походило на радиотехнический батальон, если бы не характерные плоские антенны станций обнаружения и наведения зенитно-ракетной системы С-400, которые выглядывали из-за деревьев и масксетей, массивные камуфлированные колонны ТПК боевых машин и прикрывающие их зенитные ракетно-артиллерийские самоходки «Тунгуска».
В штабе полковника Рощина встретил генерал-майор и, не откладывая дела в долгий ящик, протянул карточку магнитного пропуска, на котором еще дополнительно был нанесен штрихкод для лазерного сканера.
— Пойдемте. То, что вы сейчас увидите, — одна из наших самых охраняемых тайн.
* * *
Юрий Рощин шел вместе с генерал-майором, который так и не представился, и с офицерами, которые привезли его сюда, по наклонному коридору. Сводчатый потолок из фортификационного бетона освещался редкой цепочкой электрических плафонов в защитной сетке.
У площадки лифта, уходящего куда-то в недра горы, их встретил пост с двумя молодцами в камуфляже бронежилетах и с компактными автоматами «Вихрь» в руках. Молодцы молча взяли у всех карточки и по очереди пропустили через определитель. Все это время за процессом бесстрастно наблюдала зрачком видеоприцела дистанционно — управляемая пулеметная турель под потолком.
После недолгой проверки все офицеры зашли в лифт. Кабина с жужжанием стала опускаться куда-то в глубь горы. Наконец на одном из подземных этажей они остановились, и дверцы распахнулись прямо в залитый светом ангар.
В самом его центре, весь опутанный проводами, шлангами, оптико-волоконными и силовыми кабелями, возвышался невиданный самолет с крыльями обратной стреловидности. Непроницаемый, блестящий золотым напылением фонарь кабины был сейчас закрыт.
Этот летательный аппарат был одновременно похож и непохож на другие самолеты знаменитой «фирмы» Павла Осиповича Сухого: плавные изгибы сопряжения крыла и фюзеляжа, по лебяжьему изогнутая носовая часть фюзеляжа, широкое «разваленное» наружу вертикальное хвостовое оперение. И вместе с тем было в нем нечто футуристическое — сразу становилось понятно, что к своим предшественникам новый истребитель относится как первый серийный реактивный боевой «Мессершмитт-262» к своим поршневым винтомоторным собратьям.
Сама по себе обратная стреловидность в пред-серийном, а в перспективе — в серийном, а не экспериментальном истребителе уже была огромным технологическим прорывом. Такое крыло открывало перед летательным аппаратом массу совершенно уникальных возможностей: отличную управляемость на закритических и сверхкритических углах атаки, когда «нормальный» самолет попросту валится в штопор, управляемость на малых скоростях и, как следствие, замечательные взлетно-посадочные характеристики, пониженную радиолокационную заметность.
Но до сих пор обратная стреловидность реализовывалась исключительно в экспериментальных самолетах, таких как американский Х-29 и русский С-37 (Су-47) «Беркут». Дело в том, что под действием набегающего потока воздуха обратно-стреловидное крыло стремится согнуться — это называется аэродинамической дивергенцией. Решить проблему можно, только увеличив общую жесткость конструкции, а это чревато увеличением веса. Но разработка и использование специальных композитных материалов успешно решили такую проблему.
Кроме этого новшества, на самолете было еще много технических «изюминок», но сейчас они прятались под обшивкой и за непроницаемым остеклением фонаря кабины.
Рядом с истребителем были установлены стенды с различными приборами. Назначение большинства из них было для подполковника Рощина неведомым. По экранам бежали зеленые синусоиды, на компьютерных дисплеях отображались непонятные графики, таблицы и полигоны, а руководили здесь люди в белых халатах — исследователи, хоть и в офицерских званиях. Они произносили какие-то одним им понятные фразы, пересыпанные техническими терминами. И Рощин почувствовал себя чужим в царстве яркого света и электроники.
— Юрка! Здорово!
Рощин обернулся на знакомый голос, который он чаще слышал сквозь треск и шипение статики в наушниках летного шлема. Так и есть: через освещенную площадку широкими шагами к нему шел Олег Щербина, командир и ведущий пары, с которым они прошли и огненный ад воздушной войны за Донбасс, и ожесточенные бои в небе Венесуэлы над Карибским морем и джунглями.
А рядом с ним — еще трое молодых офицеров в летной форме. Остальные летчики звена суперистребителей. Высокий светловолосый старший лейтенант, напоминающий чем-то самого Рощина в недавней молодости. Невозмутимый майор с восточными чертами лица и заметной проседью в черных как смоль волосах. И низенький капитан плотного телосложения.
Рукопожатие командира было как всегда крепким, плотно сбитая невысокая фигура излучала спокойствие и уверенность, но на виски лег первый снег ранней седины. А глаза Щербины были все такими же — веселыми, прищуренными, с искоркой иронии в глубине. Они крепко обнялись.
— Вот и рассекретил ты меня, Юрка! Как жизнь? Подполковником стал, меня уже почти догнал по звездочкам.
— Да вам, Олег Николаевич, уже давно пора генералом быть!
— Вот, захотел спокойной жизни, отказался от полка. Мы с женой в Ахтубинск переехали, там я в ГЛИЦе имени Чкалова окончил школу летчиков-испытателей. И понеслось…
— А почему все же режим секретности нарушили?..
— Да все просто, завтра четверка вот этих красавцев, — Щербина махнул в сторону опутанного проводами самолета, — перелетает к вам, на аэродром Бельбек. Будем проводить очередной этап испытаний — взаимодействие с тяжелым атомным авианесущим крейсером «Слава». Но прежде будут еще боевые испытания оружия в сложных условиях рельефа местности и радиоэлектронного противодействия.
— А мы, стало быть, будем вас прикрывать…
— Да, так что знакомься с моим звеном: майор Жалол Рахимов, капитан Иван Акимов, старший лейтенант Евгений Соколов.
— Здравия желаю!
— Здравствуйте, товарищ полковник. Нам полковник Щербина очень много о вас рассказывал.
Надеюсь, что только хорошее, — улыбнулся Рощин.
— Что вы, конечно!
Значит, будем вас прикрывать.
— Как в старые добрые времена: «Ведомый, держи хвост!» — улыбнулся Щербина.
— Понял, командир, не подведу!
— Слушай, Юра, ты как, на завтра какие-нибудь дела есть?
— Так выходной же…
— Слушай, оставайся у нас, посидим, за жисть, как говорится, побеседуем. Ребят погибших помянем…
— А давай! Столько времени не виделись.
Щербина поставил на небольшой столик две рюмки, тарелки с закуской, достал литровую бутылку «Nemiroff». Сидели они с Юрой в его «каюте» — небольшом одноместном номере со всеми Удобствами, компьютером, плазменным телевизором, крепкой и удобной мебелью. Словно не в недрах горы на засекреченном военном объекте, а в номере неброской, но уютной гостиницы. Жилые комнаты на одного-двух человек находились на самом верхнем подземном ярусе секретного аэродрома в Крымских горах.
Щербина с хрустом «свернул голову» бутылке и разлил водку по рюмкам.
— Ну, давай — за встречу!
— Давай.
Звякнули рюмки. Закусив, Рощин указал на бутылку.
— О, «Немиров»! Слава богу, что сейчас там не только ликеро-водочный завод, но и аэродром работает.
— Ага, это ж, получается, после Второй Переяславской Рады туда снова ракетоносцы перелетели.
Рощин рассеянно кивнул.
— Скажи, Олег, а как там, в Школе летчиков-испытателей?
— В ГЛИЦе, что ли? Нормально. Учат таким вещам, что строевикам и не снилось… Полеты на одном двигателе, вынужденные посадки, закритические режимы… Но я пока что только летчик-испытатель 2-го класса. Видел бы ты, что наши «зубры» на самолетах вытворяют! А ты как? Женился?
— Ага, Нина сейчас в Симферополе, в Университете преподает. Мы в Москве познакомились, когда я в Академии учился, а она — в МГУ.
— Жаль, не довелось у тебя на свадьбе погулять, я как раз тогда экзамены в ГЛИЦе сдавал. Да, кстати, завтра же моя Оксанка прилетает, я с ней по телефону недавно разговаривал. Поможешь встретить?
— Конечно! Не вопрос.
Ну, давай за наших дам.
Юрка поддел ломтик ветчины на вилку. Чуть погодя выпили по третьей.
С каждой выпитой рюмкой Олег Щербина становился все задумчивее. И Юра его прекрасно понимал. Четвертый тост… За тех, кто не вернулся. Молча. За их командира, полковника Михайлова, таранившего американский АВАКС, за летчиков, которые погибли, защищая Днепропетровск, Краматорск, Донецк, в жестокой и быстротечной войне с НАТО на территории Украины. За летчиков «инструкторской эскадрильи», которые защищали Каракас и Маракайбо от волн американских палубных истребителей во время войны в Венесуэле, названной современниками Карибским кризисом XXI. За пилотов-республиканцев полковника венесуэльских ВВС Рамона Риверы.
— Ну, Юрка, давай за ребят наших… За Батю, комполка нашего, который жизни не пожалел, но АВАКС проклятый в землю вогнал! Вечная память.
— Вечная память.
Выпили. Помолчали.
— Я ведь знаю, командир, как действительно можно бороться с любым проявлением национализма. Помнишь, у нас майор в ТЭЧ был, Нодар Георгиевич Мгеладзе.
— Да, но он ушел потом.
— Точнее, его «ушли». А ведь какой человек — умный, интеллигентный. Увлекался восточной поэзией, даже сам стихи Омара Хайяма переводил. И никто, Олег, заметь — никто, не назвал бы его «нацменом», не унизил бы его происхождение. Потому что он прежде всего — Личность. И самое простое стать над национальностью — это заслужить уважение.
— Да, но ведь это так сложно, — грустно усмехнулся Щербина. — Проще обвинить во всех бедах соседа. У него ведь и хата больше, и хозяйство толще. А на тех, кто думает иначе, — навесить ярлыков. Помнишь, Юр, как нас грязью поливали поначалу в «демократических средствах массовой информации». «Фашисты», «изменники» «провокаторы», «суки», извини за выражение. Все потому, что мы уже не могли терпеть эту гнусь и начали действовать. А они боялись. Боялись нас. И ничего уже не могли сделать, только «пригласить» сюда натовских «наймитов». Как в 1918-м. «На поезде Директория — под колесами территория», а в Киеве — немцы и австрияки. История повторилась.
— Да, ты прав Олег. Меня вот всегда удивляло, как ты так прав оказываешься?
— Да ничего сложного. Просто не тешу себя глупыми иллюзиями, не сую голову в песок. А стараюсь по мере сил и возможностей принимать адекватные меры. Ведь когда суешь голову в песок, то подставляешь гораздо более уязвимую часть тела. А так как голова в песке — то не видишь, что там с этой частью кто делает. Так что лучше с проблемами и опасностями сходиться лицом к лицу. А победили мы, Юра, этих продажных ублюдков все-таки не силой оружия, а искренностью. Тяжело же ведь было, особенно нам, служилым людям, сделать такой непростой выбор.
— Да, тяжело… Я тогда думал — все, карьера под откос пойдет, если не посадят и не прибьют.
— Чего ж тогда со всеми поперся, не поступил, как наш «политрук»? — насмешливо посмотрел на собеседника Щербина.
— Ты же командир… Да и надоело. Осточертело просто смотреть, как твою страну рвет на части шайка охреневших от безнаказанности «дерьмократов». Я ведь младше тебя, Олег. Но и я хлебнул радости и от перестройки, и от «свободы», и от «либерализма» в армии. Постоянно, что на «гражданке», что в институте, что потом в полку носом тыкали: «Ты еще молодой!» А на что я молодость тратил? На выживание! А тут эта заваруха в Полтаве. Ну, я и решил — двум смертям не бывать, а одной не миновать! К тому же я твой ведомый. Да иначе и быть не могло, мы же ведь победили!
— Все дело в том, Юрка, что могло! Еще как могло. И были бы мы все стопроцентными предателями. Эти лживые суки так хорошо научились мозги людям выворачивать, создавать, так сказать, «либерально-демократическое общественное мнение». И Степан Бандера у них национальный герой, и соревнования по рукопашному бою они проводят в честь Романа Шухевича, и гетман Мазепа — не предатель, а освободитель. Апофеозом стало предложение Президента Украины праздновать день Защитника Отечества не 23 февраля, а 28 января, в День памяти героев Крут. А знаешь, в чем смысл? Нет? Ну, так я тебе расскажу.
28 января 1918 года в Киеве заседала Директория. Я не знаю, может, кто считает иначе, но, по моему глубокому убеждению, это была просто кучка политических авантюристов. На Украине хозяйничают банды, западные области — под Польшей, на востоке — Красная армия, а они «Универсалы» свои рассылают и призывают к «объединению». Так вот, Рабоче-крестьянская Красная армия была уже на подступах к Киеву, регулярные части украинских «стрельцов» перед ней попросту разбегались. А Директории, этим политическим проституткам, нужно было время, чтобы из Киева слинять. Поэтому и обратились они с «патриотическим призывом» к юнцам — курсантам и студентам, которым еще и восемнадцати-то не было. Набралось их немного, и заняли ребятишки оборону под Кругами.
Ну а Красная армия церемониться не стала, зачем им своих бойцов терять — огневое подавление, атака позиций «крутовцев» — и все. Со стороны красноармейцев потери — двое убитых. А мальчишки почти все полегли, обманутые и преданные «большими дядями», которые все же успели слинять. Этот день, я считаю, нужно помнить как день великой скорби — «жалобы», но никак не делать из этого официоз. Да, ребята погибли за свою Батьківщину, но их, по сути, подставили, воспользовавшись юношеской наивностью и абсолютизмом. И это — вдвойне предательство! — Щербина в сердцах шарахнул кулаком по столу.
— Хорошо, что хоть сейчас до этого не дошло.
— Да, слава богу… Все-таки не учли господа из Вашингтона и их «оранжевые» друзья, «либералы-демократы», ни нашего мировосприятия, ни «загадочной русской души», — кивнул Олег. — Знаешь, я уже потом, после всего беседовал с пленным немецким офицером-танкистом. Эрих фон Штайн его, кажется, зовут. Так он мне рассказал, как подбили танк из его роты. Бутылками с зажигательной смесью забросали! «Молотовским коктейлем»! И он сказал мне потом: «Герр офицер, русские побеждают потому, что не хотят воевать. Но вас всегда принуждают к этому жесткие обстоятельства. Вы если деретесь, то деретесь за правду»!
— Да. «Не в силе Бог, а в правде!» — так сказал князь Александр Невский.
Помолчали немного, думая каждый о своем. — Знаю. Ну, Юрка, давай еще крайнюю, и закругляемся. Завтра еще жену встречать…
* * *
С утра в аэропорту Симферополя приземлился легкий вертолет «Ансат». Оттуда вышли Олег Щербина и Юра Рощин. Два полковника ВВС направились к зданию аэровокзала. Пилот остался в кабине, ожидая офицеров.
— О, успеваем. — Олег на ходу глянул на свои «штурманские» часы, придерживая огромный букет красных роз.
— Но все равно давай поспешим.
На полосу уже заходил красавец «Суперджет». Пассажирский региональный самолет знаменитого ОКБ Сухого, славящегося своими боевыми самолетами. В этом случае генеральный директор и Главный конструктор «фирмы» Михаил Погосян сделал блестящий маркетинговый ход. Благодаря контракту с итальянскими коллегами родился самолет, который сумел «подвинуть» уже узурпировавшие российское небо «иномарки» — «Боинга» и «Эйрбаса» и открыл небо для освоения новым дальнемагистральным лайнерам Ильюшина и Туполева. Кроме того, «Суперджет» довольно успешно продавался и за границу, дополняя экспорт боевых самолетов Сухого.
Распустив закрылки, лайнер мягко коснулся полосы основными стойками шасси, мягко опустил нос. Взревели на реверсе турбины, и самолет подрулил к терминалу.
«Внимание, внимание! Произвел посадку рейс «Москва — Симферополь» авиакомпании «Крымские авиалинии». Встречающих просим собраться у входа в пассажирский терминал.
Олег заметил жену еще издали, когда она спускалась по автотрапу. И гигантским усилием воли подавил в себе желание вырваться на летное поле и обнять жену.
Он это сделал чуть позже, закружив Оксану и осыпая ее лицо и руки поцелуями.
— Ну, что же ты, Олеженька! Люди смотрят… — смутилась тоненькая и стройная женщина.
— Ничего, Оксанка! Ведьмочка ты моя коханая…
Оксана была родом с Полтавщины, Центральной Украины, воспетой великим мистиком русской и украинской литературы Николаем Гоголем. И Олег свою любимую жену иначе как «Ведьмочка» не называл.
Когда началось вторжение НАТО на Украину и беспорядки в Полтаве, она была уже на четвертом месяце беременности. То, что Оксана пережила на осажденном в буквальном смысле аэродроме, как говорится, и врагу не пожелаешь. Потом была эвакуация в Донецк самолетами МЧС России. И там уже молодая мать пережила самое страшное: во время боевого вылета истребитель капитана Щербины был сбит в неравном бою с американскими F-15E. А сам летчик чудом сумел катапультироваться. После всего этого была Венесуэла, снова воздушные бои в пылающем небе над Маракайбо и Каракасом. Над флагманом русского флота, тяжелым атомным ракетным крейсером «Петр Великий», который вместе с флотом Боливарианской республики сражался с атомными авианосными и ракетоносными монстрами ВМС США.
По возвращении из «командировки» Оксана сказала решительно: «Хватит! Хочу спокойной жизни! А то… Ведь я же ведьма». И они всей семьей вместе с сыном переехали в «тихий и спокойный городок» Ахтубинск Оксана поняла коварство мужа только тогда, когда над поездом, везущим молодую семью летчика, прогрохотал турбинами на предельно малой высоте современный истребитель.
Олег поступил в ГЛИЦ имени Чкалова, а Сережка — в Суворовское училище.
— Неугомонный ты мой! — Оксана поцеловала мужа. — Чего это тебя на юга потянуло?..
Олег поправил сбившуюся на затылок фуражку:
— Сонэчко мое, так тут же климат просто замечательный!
— Подхалим! — Она все же высвободилась из объятий мужа и шагнула к Юрию Рощину. — Здравствуйте, Юра. Ой! А вы уже тоже подполковник. Поздравляю. Как быстро бежит время…
— Спасибо, Оксана Григорьевна. — Рощин галантно поцеловал даме руку.
— Ой, ну что ты, Юра, меня — по отчеству…
— Извините.
— Так, Оксанка, давай сейчас заберем твой багаж и прокатимся на вертолете. Пошли, — взял бразды правления в свои руки Олег. — Ты, наверное, и не ела ничего. Сейчас прилетим на базу, пойдем в столовую. Ну, как там дела в столице?
Весело переговариваясь, все трое пошли к вертолету.
