Руна седьмая

Старый, верный Вяйнямёйнен
По волнам плывёт глубоким,
Словно ветвь сосны блуждает,
Словно тощий сук от ели,
Шесть он летних дней несётся,
Шесть ночей без перерыва;
Перед ним морская влага,
А над ним сияет небо,
И хвостом метёт он волны,
Клювом в скалы ударяет.
Полетел, остановился,
Посмотрел он, оглянулся,
Вяйнямёйнена увидел
На волнах морей синевших.
"Отчего ты, муж, на море,
Богатырь, на синих волнах?"
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Вот зачем я, муж, на море,
Богатырь, на синих волнах:
Шёл я Похъёлы девицу,
Деву Пиментолы сватать.
Быстро мчался я по морю
Вдоль морской равнины славной
До тех пор, пока однажды,
В час восхода, ранним утром,
В Луотолу на берег прибыл,
В Ёуколу морским теченьем.
Там мой конь свалился мертвым,
А меня сразить хотели.
Я упал тогда на волны,
В воду пальцами упёрся,
Чтоб меня мотала буря.
Чтобы волны колыхали.
И подул с востока ветер,
Буря с севера, с заката,
Отнесла меня от суши
На пространство вод далёких.
Много дней я так качался
И ночей проплавал много
На пространстве вод обширных
По открытому теченью.
Не могу никак придумать,
Не могу понять, постигнуть,
Как мне жизнь придётся кончить,
Что со мною раньше будет;
Или с голоду погибну,
Иль в воде здесь утону я".
Отвечал орёл небесный:
"Ты нисколько не печалься!
На спине моей усядься,
У хвоста, у самой кости,
Унесу тебя из моря,
Унесу куда захочешь.
Хорошо тот день я помню,
Помню доброе то время:
Жёг у Калевы ты рощу,
Дерева сжигал у Осмо,
Пощадил тогда березу,
Стройный стволов оставил,
Чтобы птицы отдыхали,
Чтоб я сам на ней садился".
Тут-то старый Вяйнямёйнен
По волнам поплыл поспешно;
Из воды он смело вышел,
Богатырь из волн поднялся,
На крыло к орлу уселся,
У хвоста, у самой кости.
Вот несёт орел небесный
Вяйнямёйнена седого,
Он несёт его по ветру,
По пути ветров весенних,
К дальним севера границам,
К той суровой Сариоле;
Вяйнямёйнена спускает,
Сам шумит уже по ветру.
И заплакал Вяйнямёйнен,
Плачет, жалобно горюет
На краю морей широких,
Там на мысе незнакомом.
На боку сто ран имел он,
Ветра тысячу ударов,
Борода поистрепалась,
Волосы висят клоками.
Две и три проплакал ночи,
Дней проплакал ровно столько ж.
Но не мог найти дороги,
Хоть какой-нибудь тропинки,
Чтоб на родину вернуться,
На родимую сторонку,
В ту страну, где он родился,
Где он прежде жил спокойно.
Как-то Похъёлы служанка,
Белокура, невеличка,
Об заклад побилась с солнцем,
Чтобы с месяцем и солнцем
Просыпаться, вместе с ними;
Поднялась гораздо раньше,
Раньше месяца и солнца;
Петухи еще не пели
И цыплята не кричали.
Пять овец она остригла,
Шесть ягнят остригла лучших
Соткала сукна из шерсти,
Шерсти выбрала на платье
Перед утренним рассветом,
Раньше, чем поднялось солнце.
Вот столы она помыла,
Пол дощатый подметает
Чистым веником ветвистым,
Многолистною метлою,
Сор на медную лопатку
В кучу быстро собирает
И выносит сор наружу,
Из дверей выносит к пашне
К краю пахотного поля,
За плетень бросает в угол;
И стоит там возле сора,
Слышит что-то, обернулась,
Слышит, с моря плач несётся
И от берега стенанье.
В дом к себе она уходит,
Быстро в горницу проходит
И, когда вошла, сказала,
Слово молвила такое:
"Я слыхала плач на море
И от берега стенанье".
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Редкозубая старуха,
Тотчас из дому выходит,
Подошла к калитке быстро,
Плач услышала далёкий,
Говорит слова такие:
"Так нигде не плачут дети,
Так и женщины не стонут,
Плачут так одни герои,
Бородатые мужчины".
Вот столкнула в воду лодку,
Трехдощатую на волны,
И сама гребёт поспешно,
С быстротой туда стремится,
Где был старый Вяйнямёйнен,
Богатырь, который плакал.
Горько плачет Вяйнямёйнен,
И скорбит Увантолайнен,
В ивняке плохом он плачет
Посреди густой крушины,
Борода и рот трясутся,
Но уста его закрыты.
Молвит Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Ах, старик ты бедный, жалкий!
Ты попал в чужую землю!"
Старый, верный Вяйнямёйнен
Поднял голову высоко
Говорит слова такие;
"Сам довольно это знаю,
Что попал в чужую землю,
В незнакомые пределы;
Я на родине был знатен,
Дома был в великой славе".
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"От тебя б я знать хотела,
И, позволь, тебя спрошу я:
Из каких мужей ты будешь,
Из числа каких героев?"
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие;
"Назывался я доселе
И досель всегда считался
Радостью родного края
И певцом в родных долинах,
В долах Вяйнёле широких,
На полянах Калевалы.
А теперь в моём несчастье
Сам себя не узнаю я.
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Так из сырости ты выйди
И пройди ко мне тропинкой,
Расскажи своё несчастье
И судьбу свою поведай".
Вот его из места плача
И из места злой кручины
Лоухи в лодку принимает,
На конец ладьи сажает
И сама гребет старуха,
Направляет Лоухи лодку,
Прямо в Похъёлу стремится,
В дом свой гостя доставляет.
Там голодного кормила,
Платье мокрое сушила
И неделю растирала,
Растирала, согревала;
Старец выздоровел скоро,
Стал герой опять здоровый.
Начала расспросы Лоухи,
Говорит слова такие:
"Отчего так, Вяйнямёйнен,
Плакал ты, Увантолайнен,
В этой местности угрюмой,
На краю большого моря"?
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Есть для слёз моих причина,
Есть для слез и для рыданья.
Я ведь долго в море плавал,
И меня там били волны
На пространстве вод широких,
По открытому теченью.
Оттого так долго плачу
И, пока я жив, страдаю,
Что я родину оставил,
Из знакомых мне пределов
Прохожу в чужие двери
В незнакомые ворота,
Тяжела мне здесь берёза,
И ольха меня здесь режет,
Здесь деревья точно ранят,
Ветка каждая дерётся.
Только ветер — мой знакомый,
Только солнце -друг мой прежний
Здесь, в пределах чужеземных
У дверей, мне незнакомых.
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Ты не плачь, о Вяйнямёйнен
Не горюй, Увантолайнен:
Хорошо б тебе остаться,
Проводить бы здесь всё время
Есть бы сёмгу на тарелке,
Есть бы также и свинину"
Молвил старый Вяйнямёйнен,
Сам сказал слова такие:
"Не прошу чужой я пищи,
На чужбине самой лучшей;
Всего лучше людям дома,
Каждому там больше чести.
Ниспошли, о боже добрый,
Дай, творец, любовью полный,
Вновь домой мне возвратиться,
Вновь на родину вернуться!
Лучше лаптем воду черпать
У себя, в родной сторонке,
Чем в стране чужой, далёкой
Мёд — сосудом драгоценным".
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Что ты дать мне обещаешь,
Если я тебя доставлю
На родимую сторонку,
Довезу до самой бани?"
Молвил старый Вяйнямёйнен;
"А чего бы ты хотела,
Если ты меня доставишь
На родимую сторонку,
Чтобы слышать клич кукушки,
Услыхать там птицы пенье,
Шапку золота ты хочешь?
Серебра ль возьмешь ты шапку?"
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"О ты, мудрый Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец!
Я на золото не падка,
В серебре я не нуждаюсь:
Золото — цветочки детям,
Серебро — коней убранство;
Сможешь ли сковать ты Сампо,
Крышку пёструю устроить,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных
Вместе с шерстью от овечки
И с зерном ячменным вместе?
Так ты девушку получишь,
Дочь мою, себе в награду.
И домой тебя доставлю,
Чтоб ты слушал там кукушку,
Чтоб ты слушал птички пенье
На полях родного края".
Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
"Не могу сковать я Сампо,
Крышку пёструю украсить,
Но, когда домой приеду,
Ильмаринена пришлю я:
Пусть тебе скует он Сампо,
Крышку пёструю устроит,
Пусть он дочь твою получит,
Пусть её составит счастье.
Он — кузнец, и первый в мире,
Первый мастер он в искусстве.
Ведь он выковал уж небо,
Крышу воздуха сковал он,
Так, что нет следов оковки
И следов клещей не видно".
Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
"Дочь мою тому отдам я,
Лишь тому я обещаю,
Кто сковать мне может Сампо,
Крышку пёструю украсить,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных
Вместе с шерстью от овечки
И с зерном ячменным вместе".
Вот взнуздала жеребёнка,
Запрягла гнедого в сани,
Вяйнямёйнена сажает,
Посадила старца в сани,
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
"Головы не поднимай ты,
Не поглядывай на небо,
Конь покуда не устанет,
Не приблизится уж вечер.
Если голову поднимешь
И на небо поглядишь ты,
То тебя беда постигнет
И судьба постигнет злая".
Вот ударил Вяйнямёйнен
По коню и быстро мчится,
Опустил свободно вожжи,
Шумно едет по дороге,
Из той Похъёлы туманной,
Из суровой Сариолы.

Отправить