Глава 8
Die Panik und Verwirrung
Именно так можно было охарактеризовать настроение, царящее в штабе группы армий «Центр».
Вместо того чтобы спешно паковать чемоданы и бежать за Волгу, Сталин с несгибаемым спокойствием взирал на парад своих войск с высокой трибуны Мавзолея на Красной площади. Русские опозорили Вермахт, словно бы бросили перчатку в слюнявую морду истеричного фюрера: поди, выкуси!
И фюрер не подвел — катался по полу, грыз ковер, сыпал ругательствами в адрес «этих русских» и своих же «остолопов-генералов».
Понятно, что такое поведение «главы германской нации» — прямо противоположное непроницаемому спокойствию Иосифа Виссарионовича — не могло не отразиться и на настроениях в германских штабах.
Генералы Вермахта впервые открыто заговорили о стратегических просчетах плана «Барбаросса» и концепции блицкрига в принципе.
Русский холод действительно сыграл с немцами злую шутку. И дело тут не только в сотнях заснувших «белым сном». Не в тысячах отмороженных и ампутированных гангренозных конечностях.
Из строя выходили не только люди, но и механизмы. Перво-наперво от низких температур густела оружейная смазка. Винтовки, пулеметы, пистолеты отказывались повиноваться своим хозяевам. В итоге немецким пехотинцам приходилось чистить оружие, но не смазывать его. Такого варварского обращения немецкое «das Schutzegewehr» просто не выдерживало!
Бензин превращался в желатиновую массу и заклинивал двигатели. Масло застывало в трубопроводах. Заледеневшая вода разрывала радиаторы. «Война моторов» без моторов! Вот подлинный ужас «нации инженеров»!
Русские сани стали самым эффективным транспортом для германской мотопехоты. А тулупы и полушубки — достойной заменой тонких шинелей «фельдграу».
* * *
На фоне этого обострились и личные разногласия между высшими офицерами Вермахта. В частности, Гейнц Гудериан все чаще стал позволять себе, мягко говоря, чересчур критические высказывания в адрес своего непосредственного начальника — генерал-фельдмаршала Ганса Гюнтера фон Клюге.
«Быстроходного Гейнца» осторожный фельдмаршал фон Клюге недолюбливал и при первой возможности ставил ему палки в колеса. Генерал-полковник Гудериан платил ему тем же.
Их скрытая вражда началась еще 26 июня 1941 года, когда Гитлер, вопреки мнению командующего группой «Центр» фон Бока, приказал Клюге передать командование пехотными дивизиями штабу 2-й армии, а самому возглавить действия 2-й и 3-й танковых групп. Это привело к существенным разногласиям с командующими этими группами Гудерианом и Готом. Оба танковых командира полагали, что фон Клюге распоряжался танковыми силами неумело. Его неуверенные действия позволили некоторой части советских войск избежать окружения во время битвы за Смоленск.
Командующий 2-й танковой группой Гейнц Гудериан и вообще часто в открытую игнорировал приказы Клюге, доводя того до бешенства. Хотя в планах Гудериана был и свой резон. Его и Гота танковые и моторизованные дивизии еще обладали большой пробивной способностью, они могли бы доставить немало неприятностей советским войскам при движении на Москву. Но вышестоящее начальство приказало, и «Быстроходный Гейнц» был вынужден подчиниться.
Подразделения Гудериана и Гота свою боеспособность доказали в боях на Украине, но и там не обошлось без вмешательства Клюге.
Фельдмаршал не раз приезжал на переправу в местечке Копысь, где войска Гудериана форсировали Днепр. Фон Клюге был раздражен, отдавал совершенно ненужные приказы, что многих выводило из себя.
Тогда Гейнц Гудериан высказался в том плане, что «уж слишком уважаемый фельдмаршал старается соответствовать своему протеже».
* * *
Изощренную издевку танкового генерал-полковника в адрес генерал-фельдмаршала поняли далеко не все. Дело в том, что Гюнтер фон Клюге получил прозвище «Умный Ганс», по-немецки — «der Kluge Hans», в честь знаменитой в начале XX века лошади, и, естественно, по совпадению с его фамилией.
Конь по кличке Ганс принадлежал преподавателю математики в одной из гимназий Вильгельму фон Остину. В начале XX века, во многом благодаря росту популярности теории Чарлза Дарвина, часть научной, и не только, общественности была увлечена возможностью существования интеллекта у животных. Вот фон Остин однажды и решил проверить, насколько умен его конь.
Результат «проверки» превзошел все ожидания. Если верить сохранившимся описаниям представлений, то «Умный Ганс» умел складывать, вычитать, умножать и делить сравнительно большие числа, производить эти же вычисления с дробями, указывать точное время, конкретные даты в календаре и даже читать и воспринимать на слух слова и целые фразы на немецком языке. На все вопросы Ганс отвечал количеством ударов копытом по земле. Представления с участием «Умного Ганса» проводились при большом скоплении публики и изрядно развлекали участников этого действа.
Совет по образованию Германской империи даже назначил в 1904 году специальную комиссию, получившую название «Комиссия Ганса», дабы удостовериться в реальности слухов о феноменальном уме лошади. Комиссию возглавил философ и психолог Карл Штумпф. Собравшимся «высоким советом» было подтверждено, что никакого мошенничества нет, и der Kluge Hans действительно обладает феноменальными для лошади умственными способностями.
Однако когда началась Первая мировая война, Умный Ганс пошел служить не в штаб, где мог бы давать советы генералам Рейхсвера, а на передовую в качестве обычной тягловой силы.
* * *
Естественно, Гюнтер фон Клюге знал о том, как за глаза его называет «этот выскочка», и ненавидел Гейнца Гудериана еще больше. Был момент, когда они даже собирались драться на дуэли, но вмешательство их более рассудительных товарищей не позволило им довести дело до конца.
Как бы то ни было, нервозность и свары высшего руководства ударных сил важнейшей группы армий «Центр» были объективно обусловлены военными неудачами. Блицкриг превращался в затяжную войну на истощение, и многие в Третьем рейхе понимали, что такую войну им у Советского Союза не выиграть. Кроме того, многие генералы нынешнего Вермахта начинали свою службу еще в Рейхсвере и видели, к чему приводит война на истощение. Тень поражения в Первой мировой войне уже нависла над «армией моторов» — пока еще неявно, но у многих это уже вызывало беспокойство.
Гитлеровские войска все еще стояли под стенами Москвы, все еще грозили столице, но сил для последнего — решительного рывка у измотанных постоянными контратаками русских и их «активной обороной» немецких дивизий уже не было.
На большие усилия генерал-полковник Гейнц Гудериан уже не был способен. Это чувствуется в его письме к жене, отправленном в Берлин 17 ноября 1941 года:
«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами».
