Глава 13
Вперед — на запад!

Танки и личный состав 1-й гвардейской бригады был построен на опушке леса. Экипажи замерли по стойке «смирно». Трепетало на морозном зимнем ветру Знамя части. Здесь же находились и офицеры штаба бригады во главе с комбригом.

Генерал-майор Михаил Ефимович Катуков обратился к своим танкистам:

— Товарищи! Получен приказ Верховного Главнокомандования — Западному, Резервному, Брянскому, Калининскому, Северо-Западному фронтам перейти в наступление. Решительно атаковать и разгромить противника. Нашей Гвардейской танковой бригаде приказано в составе войск Калининского фронта атаковать противника, окружить и выбить его из города Калинина.

— Ура!!!

— Разойтись! Всем готовить материальную часть к боям.

Танкисты вместе с техниками сразу же занялись обслуживанием боевых машин. Всех охватило радостное настроение. Наконец-то! Солдаты уже устали отступать, теперь — только вперед!

Гвардии старшина Стеценко, напевая что-то себе под нос и позвякивая гаечными ключами, уже с головой залез в моторно-трансмиссионное отделение. Нужно было подготовить «тридцатьчетверку» к ночному маршу на исходные позиции.

А командиров батальонов, рот и взводов, в том числе и гвардии капитана Горелова, вызвали на инструктаж в штаб гвардейской бригады. Здесь лично генерал-майор Михаил Ефимович Катуков проводил оперативное совещание. Вместе с ним были и офицеры боевого управления гвардейской танковой бригады: начальник штаба гвардии подполковник Павел Васильевич Кульвинский, комиссар бригады, гвардии полковой комиссар Михаил Федорович Бойко, начальник оперативного отдела бригады гвардии капитан Матвей Тимофеевич Никитин, помощник по технической части гвардии капитан Павел Григорьевич Дынер.

— Враг измотан, но все еще очень силен — прорывать его полосу обороны будет непросто, — говорил Михаил Ефимович. — Перед атакой наша артиллерия проведет массированную артподготовку. При выдвижении на исходные рубежи соблюдать строжайшие меры маскировки, в эфире — полное радиомолчание. У командиров взводов и рот рации на танках должны работать только на прием. Сигнал к наступлению — красная ракета. Матвей Тимофеевич, — обратился комбриг к начальнику оперативного отдела, — уточните ситуацию.

— Товарищи командиры, рубеж атаки и маршруты выдвижения на исходные позиции обозначены на карте. Отметьте себе в планшетах. Прикрывать танки будут лыжные батальоны. В промежутках боевых порядков будут действовать аэросанные штурмовые отряды. Части нашего Калининского фронта существенного пополнения не получили, будем действовать своими силами. Но зато нам выделены специальные штурмовые танки прорыва. Техника секретная, так что многого я вам рассказать не могу, товарищи.

Комбриг снова взял слово:

— На нашу бригаду, укомплектованную тяжелыми и средними танками, ляжет основная тяжесть наступления. Каково техническое состояние танков?

Поднялся помощник по технической части гвардии капитан Дынер:

— Наличная боевая техника отремонтирована и снабжена всем необходимым: горюче-смазочными материалами, запчастями, боеприпасами. Машины сейчас усиленно готовятся к ночному маршу.

— Необходимо еще увязать вопросы взаимодействия с соседями…

Колонна бронетехники выдвигалась в кромешной тьме, танки шли с погашенными огнями, лишь только тускло светились карманные фонарики командиров экипажей. Тишина стояла полнейшая, только глухо рычали танковые дизели и скрежетали стальные траки гусениц. Даже на передовой, обычно щедро расцвеченной осветительными ракетами и трассерами, было в эту ночь спокойно. Но это было спокойствие перед бурей.

Танки замаскировали на исходных позициях. Из тыла подвезли горячий чай в термосах, чтобы люди перед боем отогрелись. Чего «погорячее» — только после боя, для танковой атаки нужна ясная голова.

Раннее утро 5 декабря 1941 года. Рассвет наступал медленно, солнце с трудом пробивало себе дорогу сквозь хмурые облака. Серый лес, белые, с синевой сугробы, и такой же пушистый покров на ветвях деревьев.

Едва восток стал светлеть, его подсветили вспышки орудий. Это было первое организованное и массированное наступление. Плотность орудий и минометов была не слишком высока — всего сорок пять стволов на километр фронта прорыва. Огневые победы советской артиллерии были еще впереди.

И все же…

Гром орудий разорвал предутреннюю тишину подмосковного леса. Над головами танкистов, стоящих в башенных люках своих машин, со свистом пронеслись тяжелые фугасные и бетонобойные снаряды. А потом дрогнула земля под могучими ударами «Сталинских молотов»! Бесформенными кусками бетона и арматуры разлетались долговременные огневые точки. Стирались с лица земли стрелковые ячейки. Выворачивались наизнанку окопы и блиндажи.

А в довершение всего ударили «катюши»! Их песнь была страшна для врага. С воем и свистом реактивные снаряды срывались с направляющих и уносились в хмурое небо. Сияющие кометы озаряли адским пламенем свинцово-серые облака.

А потом… Сплошной огненный ковер мощных взрывов накрыл гитлеровские позиции! Новый огневой вал сметал все на своем пути. Корежил металл, сжигал и рвал податливые человеческие тела, кромсал все вокруг острыми иззубренными осколками и ударными волнами!.. А с неба рушились все новые и новые огнехвостые кометы, взрываясь фонтанами яростного пламени.

К грохоту снарядов и вою ракет «катюш» добавился еще и низкий, басовитый гул. Это шли под облаками «крылатые танки» — бронированные штурмовики Ил-2.

В пологом пикировании они тоже ударили «эрэсами», и новые огненные кометы вонзились в окопы и блиндажи гитлеровцев. На выходе из атаки «илы» сыпанули бомбы, накрыв на земле новые цели. А потом, выстроившись в круг, стали бить по гитлеровцам на земле из 20-миллиметровых авиапушек ШВАК и скорострельных пулеметов ШКАС. Огненная фреза вращалась над позициями гитлеровцев, уничтожая все живое.

Немецкие зенитки били вразнобой — часть из них была уже уничтожена, а уцелевшие не спешили подавать признаки какой бы то ни было активности…

Едва только стихла канонада, как над лесом взвилась красная ракета. И тут же взревели сотни танковых двигателей.

— Вперед! Вперед! Старшина, полный ход! — Гвардии капитан Горелов скользнул вниз, закрывая за собой тяжелый бронированный люк.

— Есть, командир! — Степан Никифорович со скрежетом воткнул передачу и стронул танк с места.

Танковая атака началась. Сотни боевых машин пошли по снежной целине, скрежеща гусеницами и ревя моторами. Вслед за ними поднялась и пехота. Всех охватил общий наступательный порыв. Повсюду слышалось громовое «ура».

Николай Горелов внимательно оглядывал местность в панораму танкового прицела. Впереди простиралась снежная равнина, за которой виднелись изрытые воронками бомб и снарядов немецкие позиции. Там дальше, за разрушенными и сожженными деревнями, была их цель — Калинин. Задача, поставленная перед командованием фронта, заключалась не только в том, чтобы занять Калинин, разгромить калининскую группировку немцев, но и выйти в тыл вражеским частям, действовавшим против Москвы.

— Внимание, всем танкам роты — беглый огонь с ходу! — передал по рации гвардии капитан Горелов.

— Вас понял!.. Есть, командир!

Языки дульного пламени вырывались из стволов орудий несущихся на полной скорости «тридцатьчетверок». Разбрасывая в разные стороны белую пелену снега, средние танки неслись на скорости свыше тридцати километров в час! Рычали тяжелые КВ, впереди них в боевых порядках находились и легкие танки — «бэтэшки», Т-26, Т-50 и Т-60. Кстати, таких машин в наступлении под Москвой было большинство. В качестве легких танков применялись даже плавающие Т-40, вооруженные всего лишь крупнокалиберным пулеметом.

Николай нажал на электроспуск танковой пушки — очередной снаряд унесся к позициям гитлеровцев. «Тридцатьчетверка» била на ходу, без остановок, поэтому прицельность была весьма низкой. И все же сплошной огневой вал разрывов мощных осколочно-фугасных снарядов не давал гитлеровцам поднять головы.

Но не всех еще раздолбали — в левый борт «тридцатьчетверки» Горелова ударила бронебойная «болванка» и, отрикошетив от наклонного бронелиста, улетела прочь. Танк содрогнулся от удара, но хода не сбавил.

— Слева двадцать — противотанковая батарея противника! — Николай Горелов засек в прицел вспышки выстрелов и выдал целеуказание танкам своей роты: — Степан Никифорович, давай влево по оврагу!

Четыре замаскированных противотанковых орудия гитлеровцев с фланга могли вести огонь по бортам наступающих советских танков. В боевых порядках «тридцатьчетверок» и тяжелых КВ было не так уж много, основную массу боевых машин составляли легкие БТ-7, Т-26, Т-50 и Т-60. В битве под Москвой участвовали даже многобашенные тяжелые танки Т-35 и средние Т-28 — последние из оставшихся. А для них одинаково опасными были и 75-миллиметровые противотанковые пушки Вермахта, и даже 37-миллиметровые.

Времени на то, чтобы скорректировать огонь танков роты, не оставалось — нужно было действовать самому. Машина гвардии капитана оказалась ближе всех, метрах в четырехстах от немецкой артбатареи. Расчет командира танка был на внезапность и дерзость атаки.

— Понял, командир. — Механик-водитель рванул рычаги управления.

Средний танк развернулся и пошел по дну заснеженного оврага. Машина могла завязнуть в глубоком снегу, но опытный механик-водитель пронесся по нему, не снижая оборотов двигателя. Мощный и надежный дизель и широкие гусеницы выручили и на этот раз. Извилистый овражек выводил прямо во фланг немецкой батарее. Внезапно появившись, Т-34 гвардии капитана Горелова развернулся на месте и попер прямо на противотанковые пушки гитлеровцев.

Николай открыл огонь по орудийной прислуге из спаренного с пушкой «Дегтярева-танкового». Командир танка бил длинными очередями по ненавистным фигурам в серых шинелях. Это они убили его боевого товарища Диму Лавриненко, это они убили за полгода страшной войны тысячи других советских солдат и командиров! Это они убивали, мучили и жгли сотни тысяч советских людей на оккупированных территориях! Огненные плети раскаленного свинца безжалостно разили палачей «нового мирового порядка».

Горелов развернул башню влево и полоснул длинной очередью по грузовикам со снарядами под маскировочными сетями. Раздался мощный взрыв, в морозный воздух взвился фонтан огня от сдетонировавших боеприпасов. Взрывом серые фигурки немецких солдат разбросало в стороны. Так они и остались лежать на снегу нелепыми изломанными куклами…

Так же яростно бил из курсового пулемета и стрелок-радист. Он своих приборов наблюдения не имел, единственным средством обзора местности для стрелка был только диоптрический прицел курсового пулемета, имевший поле обзора всего два-три градуса. Но на таком коротком расстоянии по разбегающимся немцам промахнуться было практически невозможно.

Под широкими гусеницами танка заскрежетал металл противотанковых орудий. «Тридцатьчетверка» наехала на пушку, смяв бронещит и искорежив стальными траками ствол и лафет. «Тридцатьчетверка», хищно рыча мотором и пуская сизые клубы выхлопа, не спеша направилась к следующей орудийной позиции.

Гвардии капитан Горелов оторвался от пулемета.

— Осколочным заряжай!

— Осколочный!

— Короткая, — Николай двинул обеими ногами по спине механика-водителя.

Танк замер. Грохнула пушка. Фугасная стальная старая русская граната Ф-354М попала прямо в блиндаж, проломив уже изрядно побитое перекрытие в два наката бревен, и взорвалась внутри. Из пробоины, как из кратера вулкана, потянулся столб дыма. Пламя заплясало на обугленных бревнах.

Танк, резво рванув, с ходу переместился на другую позицию. Под гусеницами снова заскрежетал металл. «Разить врага огнем и маневром!» — огонь и маневр у танкистов 1-й гвардейской бригады Катукова был смертелен для гитлеровцев.

— Шрапнельным заряжай!

— Шрапнельный! — Заряжающий загнал в казенник танковой пушки Ф-34 унитарный выстрел УШ-354Т со снарядом Ш-354Т и захлопнул затвор.

Командир танка в очередной раз нажал на электроспуск пушки. Грохнуло. Из открывшегося затвора вылетела стреляная гильза, пыхнул сизый пороховой дым, разъедая легкие.

Снаряд вылетел из ствола орудия и по восходящей траектории взмыл над немецкими позициями. Израсходовав свою кинетическую энергию, русский посланец мщения спикировал на гитлеровцев. Догорела дистанционная трубка Т-6, и сотни маленьких смертей вырвались на волю. Веер свинцовых пуль, которым был начинен снаряд, ударил по гитлеровцам, разрывая их на куски. Удар был нанесен сверху, и укрыться от взрыва шрапнельного снаряда было практически невозможно.

«Раскатав» все четыре противотанковые пушки, командирский Т-34 присоединился к остальным танкам роты.

Наступление продвигалось не слишком быстро, пехота отставала, а гитлеровцы сопротивлялись яростно и упорно. На атаку советских войск немцы ответили ураганным минометным и пулеметным огнем. На подступах к Калинину противник создал серьезную систему полевых укреплений, и, даже несмотря на артобстрел и бомбово-штурмовые удары, «выкурить» гитлеровцев из окопов и ДЗОТов было весьма непросто.

В начале декабря 1941 года в районе Калинина была сосредоточена ударная группировка в составе пяти стрелковых дивизий 31-й армии и трех стрелковых дивизий 29-й армии. Эти войсковые объединения не получили в свой состав свежих дивизий и вели боевые действия с порядком поредевшими в боях за Москву подразделениями.

Переправа через Волгу была выполнена по заранее наведенным понтонным переправам, которые возвели при морозе в минус двадцать пять градусов бойцы 57-го понтонно-мостового батальона.

Через полтора часа от начала наступления группа наших войск, прорвав немецкую оборону, овладела окраиной деревни Старая Константиновка. Соединения генерала Горячева, сосредоточившись на левом берегу Волги, днем форсировали реку, заставили замолчать береговые вражеские орудия и ворвались в деревню Пасынково, совхоз Власьево. Выйдя на эти рубежи, советские войска перерезали шоссе Москва — Ленинград, восточнее Калинина.

Пятого декабря войска 31-й армии, ведя ожесточенные бои, преодолели сопротивление гитлеровцев и все же прорвали передовую линию обороны гитлеровцев, перекрыв шоссе Москва — Клин. Советские подразделения продвинулись вперед на четыре-пять километров. Они вплотную приблизились к линии Октябрьской железной дороги, освободили пятнадцать населенных пунктов. Упорное наступление советских бронетанковых и пехотных соединений создало угрозу коммуникациям 9-й армии Вермахта.

Чтобы остановить продвижение войск 31-й армии генерал-майора Юшкевича, гитлеровцы перебросили на это направление две пехотные дивизии. Начались напряженные кровопролитные бои с переменным успехом. Никто не хотел уступать. Гитлеровцы понимали, что если они потеряют Калинин, то с перспективой скорейшего взятия Москвы придется распрощаться окончательно.

Но советские войска сражались упорно, не ослабляя натиска, несмотря на потери.

Гвардии капитан Горелов в день начала наступления едва не сгорел в танке — чудом спасся.

После того как его «тридцатьчетверка» перепахала траками противотанковую батарею гитлеровцев, бой разбился на отдельные ожесточенные схватки. Немцы атаковали вырвавшиеся вперед без пехоты танки, стремясь отбросить советские механизированные соединения.

Нужно сказать, что и «царица полей» была на пределе своих сил. Красноармейцы наступали, проваливаясь в глубокий снег под пулеметным и минометным огнем противника. Да и управление войсками было еще должным образом не отработано.

Гитлеровцы контрударом решили уничтожить и отбросить советские танки с первой линии обороны. Навстречу «тридцатьчетверкам», КВ и «бэтэшкам» выползли угловатые «Панцеры-III» и «Панцеры-IV», штурмовые орудия «Sturmgeschutze-III» и «Panzerjager-I», вооруженные 47-миллиметровыми чешскими противотанковыми пушками.

Капитан Горелов развернул башню танка, ловя в перекрестье прицела головной Pz.Kpfw.IV. Угловатая бронированная «черепаха» с крестами на башне медленно ползла по глубокому снегу.

— Рота, ориентир № 3, триста метров — танки противника. Сейчас я тебя, гад, прибью! — сквозь зубы выругался командир танка. — Бронебойным заряжай.

— Есть!

Наведя перекрестье под крест на башне, Горелов нажал на электроспуск. Грохнул выстрел, снова едкий пороховой дым заполнил боевое отделение «тридцатьчетверки». В прицел советский танкист увидел, как болванка ударила в самое уязвимое место «Панцера-IV» — под угловатую башню фашистской гадины. Бронированный монстр замер, словно натолкнувшись на невидимую стену, его короткоствольное 75-миллиметровое орудие опустилось, а из башни повалил дым. Распахнулись люки, экипаж подбитой боевой машины поспешил покинуть бронированный крематорий на гусеницах. Горелов «причесал» их из спаренного с пушкой «дегтяря». Огненные плети раскаленного свинца навсегда пригвоздили гитлеровских танкистов к земле.

Рядом с Т-34 гвардии капитана Горелова полыхнул подбитый танк из его роты. Приземистое штурмовое орудие «Sturmgeschutze-III» ударило подкалиберным 75-миллиметровым снарядом в самое уязвимое место «тридцатьчетверки» — в нижние бортовые бронеплиты в районе ходовой части. Первый снаряд вырвал опорный каток и разорвал стальную гусеницу. А второй подкалиберный снаряд пробил борт в районе моторно-трансмиссионного отделения. На танке был пробит маслобак, боевая машина загорелась.

— Внимание, рота, прикройте ребят! — Николай Горелов приник к прицелу, ловя в перекрестье приземистую бронированную тварь.

Немецкая самоходка была очень низкой и компактной, что позволяло ей отлично маскироваться на местности. К тому же ее лобовая броня вполне могла противостоять 76-миллиметровому советскому бронебойному снаряду. Но в этот раз «артштурму» не повезло — старший лейтенант навел прицел пониже маски орудия и ударил бронебойным по гусенице самоходки.

Грохот выстрела! Вспышка попадания — немецкая самоходка «расстелила» гусеницу! Николай увидел в прицел, как разлетелись стальные траки и отлетели стальным горохом искореженные и отбитые опорные катки. «Sturmgeschutze-III» развернуло бортом — как раз под выстрел. Гвардии старший лейтенант ударил по корме: там, где находились двигатель, трансмиссия и топливные баки. Приземистая «Штурмгешютце-III» моментально вспыхнула, танкисты быстро выбрались из горящей, словно гигантский костер, самоходки. Но не все: на командира экипажа плеснуло горящее масло. Его обдало пламенем с головы до ног, воющий факел стал кататься по земле, растапливая снег. Горелов решил снова ударить из пулемета, но этого не потребовалось — страшной силы взрыв разорвал «Sturmgeschutze-III» на куски. Обломки самоходки, превратившись в шрапнель, «догнали» немецких танкистов. Они так и остались лежать на пропитанном кровью снегу.

Один из легких танков Т-26 немецкие пехотинцы забросали гранатами. Советская машина «расстелила» гусеницу, механик-водитель и заряжающий успели спастись, а командир так и сгорел, до самого конца ведя огонь из 45-миллиметровой пушки и пулемета…

Наконец-то подтянулась наша пехота. Прячась за броней, они атаковали гитлеровцев в их окопах. Завязалась жестокая и кровопролитная рукопашная схватка.

Стальные монстры скрежетали и лязгали, грохотали их орудия, а у их гусеничных стальных «лап» люди крошили друг друга в кровавый фарш.

Николай Горелов стрелял не переставая, уже несколько «панцеров» горели на изрытом воронками поле боя. Из-за грохота танковой пушки ничего не было слышно, пороховой дым разъедал легкие, а весь мир для отважного командира «тридцатьчетверки» сузился до пятнадцати градусов поля зрения орудийного телескопического прицела ТОД-7. От черных крестов с белой окантовкой и паучьих свастик на башнях и бортах «панцеров» рябило в глазах. А ведь нужно было не только отыскивать цели, наводить орудие и стрелять, но и отдавать приказы механику-водителю и заряжающему, командовать боевыми машинами роты… Тяжело приходилось танковому командиру в бою! Война для русских — не забава, а тяжелая работа!..

Гвардии старшина Стеценко мастерски управлял командирской «тридцатьчетверкой». Степан Никифорович воевал еще с белофиннами в 1939 году. Говорить об этом он не любил, но по всему было видно, что Зимняя компания 1939–1940 годов была не такой удачной, как об этом писали в газетах или передавали по радио. С тех пор в своих натруженных широких ладонях гвардии старшина держал рычаги управления пятибашенного «сухопутного крейсера» Т-35, бронированного исполина КВ-1. Ну а теперь он воюет на самом лучшем в мире танке — Т-34! И если пушечный и пулеметный огонь зависел от командира, то маневр боевой машины — всецело только от гвардии старшины Стеценко.

Время от времени «тридцатьчетверка» содрогалась от попаданий вражеских снарядов. Но это были либо осколочно-фугасные, либо «болванки» прилетали по касательной к наклонным бронелистам Т-34 и рикошетировали от них.

Защита советского механизированного витязя была практически совершенной.

Сварной бронекорпус «тридцатьчетверки» собирался из катаных плит и листов гомогенной стали марки МЗ-2. После сборки он подвергался поверхностной закалке. Лобовая часть состояла из сходящихся клином броневых плит толщиной 45 миллиметров. Верхняя располагалась под углом в шестьдесят градусов к вертикали, а нижняя — под углом пятьдесят три градуса. Между собой верхняя и нижняя лобовые бронеплиты соединялись при помощи балки.

Борта корпуса в нижней части располагались вертикально и имели толщину в 45 миллиметров. Верхняя часть бортов, в районе надгусеничных полок, сваривалась из 40-миллиметровых броневых плит, расположенных под углом сорок градусов к вертикали. Кормовая часть собиралась из двух сходившихся клином броневых плит тоже толщиной в 40 миллиметров. Верхняя кормовая бронеплита располагалась под углом в сорок семь градусов, а нижняя — под углом в сорок пять градусов. Крыша танка в районе подбашенной коробки имела толщину двадцать миллиметров, а в районе моторно-трансмиссионного отделения — шестнадцать миллиметров. Днище танка имело толщину от тринадцати и до шестнадцати миллиметров. Небольшой участок кормовой оконечности днища состоял из 40-миллиметровой бронеплиты.

Конечно же, это не такая толстая броня, как на «Климе Ворошилове», но за счет рациональных углов наклона и высокой маневренности танка стойкость к попаданиям снарядов противника у «тридцатьчетверки» была феноменально высокой для среднего танка. Ни «Панцер-IV», ни «арт-штурм» не могли пробить «тридцатьчетверку» дальше чем за триста метров из своих 75-миллиметровых орудий.

Но все же нашелся и для Т-34 опасный противник.

Ревя двигателем и лязгая стальными траками, на поле боя выползло еще одно бронированное чудовище. Его облик и боевая компоновка стали позднее классическими для немецкого, а впоследствии — и для мирового танкостроения. Массивная бронированная рубка была смещена к корме гусеничного шасси, взятого от танка «Панцер-IV». Длинный ствол орудия, увенчанный массивным дульным тормозом, раскачивался, словно хобот доисторического мастодонта, когда машина с черными крестами на бортах переваливалась по сугробам. Это была самая мощная самоходка 1941 года, и называлась она — «10,5-cm К18 Auf Panzer Selbstfahrlafette-IVf».

Во Второй мировой войне воюющие стороны столкнулись с практически одинаковыми сложностями, одной из которых было разрушение долговременных огневых точек и прорыв мощной эшелонированной обороны противника. А также — артиллерийская поддержка пехоты на поле боя мобильными артсистемами.

Первыми с такой проблемой столкнулась во время Зимней войны с Финляндией 1939–1940 годов Красная Армия. В итоге потребовалось размещение мощных гаубиц калибра 122, 152, 203 миллиметра на гусеничном шасси высокой проходимости. Так появились сверхтяжелые самоходки СУ-100-Y, СУ-14-1 и СУ-14-Бр-2, «Объект 212А» и сверхтяжелый танк прорыва КВ-2, вооруженный шестидюймовой гаубицей во вращающейся башне.

В Третьем рейхе фирма «Крупп» тоже получила заказ на артиллерийскую самоходную установку, предназначенную для разрушения ДОТов, сразу после начала Второй мировой — в сентябре 1939 года. На разработку и изготовление прототипов было потрачено полтора года. Прототипы были продемонстрированы фюреру 31 марта 1941 года. На обсуждении с Гитлером 26 мая 1941 года было решено, что эти машины будут выпускаться как тяжелый истребитель танков, поскольку предполагалось, что у «вероятного противника», которым уже считался СССР, появятся сверхтяжелые танки. Кроме того, на том же совещании было инициировано создание еще более тяжелых самоходок с орудиями калибра 105 и 128 миллиметров.

Тяжелая 105-миллиметровая пушка К-18 была разработана совместно фирмами «Krupp» и «Rheinmetall» на базе тяжелого пехотного орудия SK-18. Она имела длину ствола в 52 калибра и оснащалась дульным тормозом. Своим снарядом она могла пробивать сто одиннадцать миллиметров брони под углом 30 градусов или сто тридцать два миллиметра по нормали с дистанции двух километров. Правда, боекомплект был небольшим — относительно легкая и небольшая самоходка брала на борт всего двадцать пять выстрелов к пушке и шестьсот патронов к пулемету MG-34. Пулемет штатного места установки не имел и перевозился в укладке на случай отражения атак пехоты.

Шасси «среднего/тяжелого» танка Pz.Kpfw.IV существенных изменений не претерпело. Оно оснащалось неподвижной, открытой сверху бронированной рубкой. Толщина лобовой брони составила 50 миллиметров, кормовой — 10 миллиметров. Трехсотсильный двигатель «Maybach HL 120 TRM» разгонял двадцатипятитонную машину до скорости сорок километров в час.

Горизонтальное наведение орудия составляло плюс-минус восемь градусов от оси машины.

В дальнейшем две опытные самоходки поступили в 521-й батальон истребителей танков, предназначенный для штурма Гибралтара. Затем они использовались на русском фронте. Фактически это была единственная противотанковая самоходка, способная вступать в открытый бой с новыми советскими танками КВ-1 и Т-34. Огневая мощь ее орудия позволяла стрелять с безопасных дистанций.

Первой жертвой «Selbstfahrlafette-IVf» стал массивный «Клим Ворошилов» из наступавшей рядом роты тяжелых танков 1-й гвардейской бригады. Могучий сталинский исполин не раз принимал на себя самые мощные удары гитлеровских орудий. Его броня, словно стальная шкура невиданного механического хищника, была испещрена кривыми шрамами попаданий, но еще ни одна вражеская «болванка» не пробила его броню.

Стальной хищник Панцерваффе вышел на прямую наводку. Между тяжелой противотанковой самоходкой и «Климом Ворошиловым» было около семисот метров. Два выстрела ударили одновременно. И в этот раз гитлеровским танкистам повезло: 76-миллиметровый цельнолитой бронебойный снаряд ударил в лобовую броню рубки «Selbstfahrlafette-IVf», но не пробил ее. Рикошет! Бронебойный снаряд высек огромный сноп искр и оставил изрядную борозду, однако улетел прочь…

А вот удар немецкой крупнокалиберной противотанковой самоходки был более точен — и смертелен. Тяжелый снаряд 105-миллиметровой пушки сокрушил практически непробиваемую броню массивной угловатой башни «Клима Ворошилова»! Семьдесят пять миллиметров брони борта башни, наклоненной на пятнадцать градусов к вертикали, оказались пронзены безжалостным тевтонским «копьем» из карбида вольфрама. Командир танка, наводчик и заряжающий погибли мгновенно. Раскаленные осколки бронебойного сердечника ударили по боеукладке. В следующий момент чудовищный взрыв сорвал массивную башню «Клима Ворошилова» с башенного погона. От могучего властелина поля битвы остались лишь искореженные обломки…

У видевшего всю эту страшную картину Николая Горелова сжалось сердце от горечи и ярости к ненавистному врагу.

— Степан Никифорович, вправо давай! Сбоку к нему подберись! — проорал гвардии капитан.

Механик-водитель переключил передачу и рванул рычаги управления танком, нажал на газ. Пятисотсильный дизель взревел рассерженным зверем. «Тридцатьчетверка» под огнем рванула вперед, на полной скорости сближаясь с врагом, и по широкой дуге зашла во фланг немецкой противотанковой самоходке «Selbstfahrlafette-IVf».

— Короткая!

— Есть короткая!

— Бронебойным заряжай!

— Есть!

Николай довернул башню, ловя высокий борт боевой рубки самоходки в перекрестье орудийного телескопического прицела ТОД-7. Оптика увеличила панораму поля боя в два с половиной раза и услужливо приблизила изображение немецкой бронированной гадины: серо-белые камуфляжные разводы, вмятины и потеки ржавчины на корпусе, черный крест в контрастной белой окантовке…

— Получай, тварь фашистская!!! — Гвардии капитан Горелов нажал на электроспуск танковой пушки Ф-34.

Грохнул выстрел, «тридцатьчетверка» в который уже раз содрогнулась от выстрела, сизый пороховой дым заполнил боевое отделение.

На этот раз 76-миллиметровый цельнолитой бронебойный снаряд БР-350БСП с трассером нашел свою цель.

Горелов в прицел увидел горящий трассер, а потом — вспышка попадания! Бронебойный снаряд без труда прошил броню борта и ударил в боеукладку немецких 105-миллиметровых снарядов. Взрыв разнес немецкую тяжелую самоходку. От «Selbstfahrlafette-IVf» осталось лишь искореженное и разбитое шасси от среднего танка Pz.Kpfw.IV и обгорелые руины вместо бронированной рубки и перекрученный ствол 105-миллиметрового орудия К-18.

— Ура, горит! — Торжествующие возгласы экипажа Т-34 стали наградой для отважного молодого командира.

Но они смолкли, когда Николай Горелов взглянул в танковую командирскую панораму. Он развернул перископический прибор и увидел второе такое бронированное чудовище… Еще одна тяжелая самоходка «Selbstfahrlafette-IVf»!

— Разворачивай! Разворачивай! — Нет, на этот раз — не уйти…

Бронированное стальное чудовище качнуло массивным хоботом-стволом, отрабатывая горизонтальное наведение в пределах разрешенных плюс-минус восьми градусов. Противотанковая 105-миллиметровая самоходка «Selbstfahrlafette-IVf» взяла на прицел «тридцатьчетверку» гвардии старшего лейтенанта.

— Экипаж покинуть!.. — договорить Николай Горелов не успел.

Тяжелый бронебойный снаряд ударил в бронированную маску орудия. Лоб башни «тридцатьчетверки» представлял собой 45-миллиметровую изогнутую бронеплиту. Рациональная, обтекаемая форма башни и тут спасла экипаж, но, к сожалению, не всех… Немецкая болванка, к счастью, прошла по касательной и поэтому ударила не всей своей массой и огромной кинетической энергией. Часть ее поглотила танковая орудийная установка. Грозная пушка Ф-34 превратилась в груду перекрученного металлолома, но отразила часть смертоносной энергии.

Танк Т-34 содрогнулся от чудовищного удара. Дизель сразу же захлебнулся. Потянуло дымом. Гвардии капитана швырнуло вниз, и свет померк в его глазах…

Когда он очнулся, в танке уже нечем было дышать от дыма, заполнившего отделение управления и боевое отделение. Горелову было трудно дышать, при каждом вдохе грудь словно разрывалась от острой колющей боли, голова разламывалась, перед глазами плыли круги. Из носа обильно шла кровь. Николай огляделся: заряжающий с размозженной окровавленной головой лежал ничком на боеукладке. У стрелка-радиста голова была вывернута под неестественным углом — перелом шейных позвонков.

А сзади, из-за противопожарной перегородки, уже вырывались языки пламени. Горелов не хотел окончательно оправдать свою фамилию. Собрав всю волю в кулак, чтобы не запаниковать, молодой танкист еще раз огляделся. Нужно было срочно покидать подбитый танк, иначе… Но вниз, к аварийному люку, сейчас нырять было нельзя — там уже разгорался пожар и все было заполнено дымом.

Гвардии капитан взялся за рукоять люка и приподнял тяжелую створку. Этот общий люк был одним из серьезных недостатков первых серийных танков Т-34. Открыть его в такой сложной ситуации было невероятно сложно. Николай Горелов это знал, поэтому перед атакой только лишь прикрыл бронированную створку, но не зафиксировал ее. Но даже сейчас было очень тяжело сдвинуть ее с места. Наконец это получилось. Но при попытке вылезти из башни танкист вдруг почувствовал резкий рывок! Сначала он не понял, в чем дело, и лишь нащупав пальцами шнур радиогарнитуры танкошлема, понял, в чем дело. Его не пускала на волю колодка разъема танкового переговорного устройства! Горелов изо всех сил рванул витой шнур, а потом еще раз, пока колодка не разъединилась. Вперед! — но сил уже почти не оставалось, а снизу уже подбирались жадные языки пламени…

И вдруг сильная рука вцепилась в воротник его теплого танкового комбинезона, буквально за шиворот, словно котенка, выдернула из башни. Гвардии старшина Стеценко пришел на помощь своему командиру! Почти наверняка он должен был погибнуть, когда бронебойный снаряд немецкой самоходки отрикошетил от бронемаски орудия и ударил по крыше отделения управления. Это и убило стрелка-радиста. А механик-водитель все же выжил и даже не был ранен!

Степан Никифорович вытащил Николая Горелова, находящегося в полубессознательном состоянии, из башни подбитого танка и сбросил на землю. А потом и сам кубарем скатился по броне.

Вокруг свистели пули и осколки, но два танкиста, пригибаясь, побежали к ближайшей воронке и плюхнулись в жидкую грязь. И тут же у них за спинами рванул взрыв!

Горелов лежал в воронке и пытался отдышаться. Горло разрывал кашель, очень сильно болели сломанные ребра, голова гудела церковным колоколом.

— Спасибо, Степан Никифорович… — с трудом проговорил Николай. — Выручил ты меня — на том свете уже одной ногой был…

— Ничего, командир, обломается костлявая — поживем еще…

Причудливо переплетается порой фронтовая судьба. В жарком июне 1941 года точно так же из горящего танка тогда еще лейтенант Горелов вытащил старшину Стеценко. Было это под Дубно, в грандиозном и страшном приграничном танковом сражении — в самом начале войны. Тогда они воевали на тяжелом пятибашенном танке Т-35. Люк механика-водителя заклинило от деформации броневых листов. Несмотря на то что вокруг правил бал свинец и каленая иззубренная сталь, лейтенант вытащил из подбитой машины своего фронтового товарища.

Николай Горелов тогда на всю жизнь запомнил этот взгляд: в нем были и благодарность, которую не выразить словами, и облегчение, и огромное желание жить… Теперь вот они поменялись местами.

В воронку, где они залегли, скатились автоматчики в белых маскхалатах.

— Кто такие?!

— Свои, из подбитого танка… Тут капитан ранен, подсобите, мужики, его до медсанбата дотащить.

— Хорошо, идти он может?

— Точно так… Прикройте.

— Сделаем.

Сухо затрещали пистолеты-пулеметы с дырчатыми кожухами стволов и массивными круглыми магазинами. Несколько красноармейцев швырнули гранаты. Раздалось несколько взрывов. Пулеметчик с «дегтярем» дал длинную очередь трассерами по немецким окопам.

Под этот аккомпанемент два танкиста покинули поле боя…

В медсанбате творился ад кромешный. Раненых было — не перечесть. Здесь были и посеченные осколками, прошитые пулями пехотинцы, и обгоревшие танкисты, и тяжелораненые летчики. Контуженые, раненые, обгоревшие шли сплошным потоком. Потери были страшные, но советские войска продолжали наступать. И не только по приказам командования, но и повинуясь зову сердца — наступательному порыву. Слишком долго они отступали, слишком много было потеряно…

Гитлеровцы сопротивлялись с немыслимой яростью, а их инженерные сооружения были практически непреодолимы, их система огневого подавления — смертоносна! Но коварный враг, захвативший практически всю Европу, не учел, что теперь он воюет с армией, всего год назад сокрушившей «неприступную» линию Маннергейма в Финляндии — такой же суровой зимой!..

И все же потери были страшные… Глухо стонали раненые, из операционной палатки доносились душераздирающие крики пациентов: наркоза и обезболивающих не хватало — хирурги резали по-живому. Весь наркоз — полстакана спирта.

Прошли бойцы, с виду обычные, одеты в телогрейки и ватники, с автоматами ППШ на плече, а взгляды — волчьи. Разведка… Приволокли немецкого офицера — судя по витым погонам, важная шишка. Ну, прибили немного дорогой, чтоб не рыпался… И теперь «герра оберста» требовалось срочно привести в чувство.

Возле палатки, привалившись к брезентовой стенке спиной, стоял летчик в кожаном реглане. Под шлемофоном белели бинты, левая рука, тоже забинтованная, была на перевязи. Он жадно и часто затягивался, глотая едкий дым папиросы.

— Главное, я по этому «лаптежнику» из пулеметов как всыпал! А из облаков пара «мессеров» вывалилась… — сказал он, обращаясь к танкистам.

— А где тут прием раненых, браток? — спросил старшина.

— Дальше проходите… — махнул зажженной сигаретой летчик.

Гвардии старшина Стеценко доставил Николая Горелова в санитарную палатку. А сам убыл в штаб батальона бригады с докладом.

Обгорелым капитаном с весьма значимой для танкиста фамилией занялись врачи. Но не сразу. Сначала он попал на сортировку. Молодой, лет тридцати, военврач проводил первичный осмотр и определял, кому оказывать помощь в первую очередь, а кому подождать.

Глянув на гвардии капитана, военврач кивнул медсестре:

— Лида, обработай танкисту кисти рук и наложи стерильные повязки.

— Хорошо, Владимир Николаевич, сейчас все сделаю.

— Терпи, браток, все будет нормально.

И Горелов терпел, глядя, как медсестричка, совсем еще девчонка-школьница, быстро и ловко протирает его обожженные ладони марлевой салфеткой, смоченной в дезинфицирующем растворе, а потом наматывает белые бинты, резко контрастирующие с черным комбинезоном танкиста. На обожженное лицо Горелова она налепила стерильные пластыри.

— Все хорошо будет, вы, товарищ капитан, прилягте пока. Вот сюда, на койку.

Медсестричка помогла Николаю освободиться от теплого зимнего комбинезона и стащить сапоги. Танкист улегся на койку и мгновенно провалился в сон…