ПЕРВАЯ ОХОТА
Лет десять мне было, когда батя первый раз взял меня на охоту. За неделю до этого я уже не мог спать, переживая, что вдруг все сорвется или батя передумает.
И вот настал день X. Я, сунув ноги в резиновые сапоги, уже час стоял в прихожей, переминаясь с мысли на мыслю и думая, все ли я взял? Батя собирался неторопливо, со знанием дела, периодически останавливаясь и критически оглядывая кучу вещей, посереди которой в кожаном чехле лежала его двустволка.
Наконец подъехал «уазик» и, перегрузив все вещи в него, мы двинулись на сафари.
Я так и думал, что до места мы на «уазике»-то и поедем. Оказалось все не так просто.
Подъехав к берегу Далдына, который пересекал поселок поперек, водитель заглушил мотор, и воцарилось молчание.
«Неужто все?» — сердце упало в сапоги и там съежилось. Это и есть вся охота? Однако я плохо знал батю. Как оказалось.
Через полчаса на другом берегу показалась танкетка, которая, съехав по пологому берегу в тихие воды Далдына, потихоньку погребла в нашем направлении. Батя оживился.
— О! Вот и Витя. — И мне: — Давай, шмотки из машины вытаскивай.
Я до этого подобную технику только на картинках и видел, поэтому можете представить ощущения десятилетнего пацана, впервые забравшегося на сие чудо.
…Чудо, громко рыкнув мотором, лязгнуло траками и покатило в лес. В дороге, которая заняла весь день, ничего необычного не было. На месте нас встретило холодное зимовье, разлившаяся река и холодная погода.
Но на утро все изменилось — светило солнце, река, освобожденная ото льда, спокойно текла, что-то там бурча под берегами, в доме было тепло. Мужики уже успели похмелиться и поэтому обладали настроением, соответствующим окружающей обстановке.
— Ну что, пойдем, уток подсадных поставим? — батя взял вязанку резиновых птиц и направился в заводь. Я, потому как ни разу не видел это священнодейство, кинулся следом.
Утки у отца были какие-то импортные, красивые. Привязанные к кустикам, они плавали как настоящие.
…Весь день мужики просидели, глядя в небо… Птица не шла… И тогда было принято решение, вполне традиционное, но, как я сейчас подозреваю, несколько скоропалительное. А именно — они решили поужинать.
Я остался на посту — ввысь глядящим, а они торжественно скрылись в зимовье. Через пару часов дверь зимовья отворилась, и показался веселый батя. Очень веселый.
— Ну, что, хочешь пострелять? — произнес он волшебные слова.
— Ну так… Ессно! — в зобу от радости что-то сперло, а ноги сами несли меня туда, где, прислоненное к стене зимовья, стояло ружье.
— Ааа… ээээ… Стрелять-то куда? — мой оригинальный вопрос достиг адресата и вернулся в виде ответа
— А вон, в резиновых и стреляй! — Батя был на сто процентов уверен, что я не попаду. Потому и разрешил.
Ружье было тяжелое, неудобное. Прижав приклад к плечу, я почему-то не доставал пальцем до спускового крючка. А если доставал, то приклад ложился мне на плечо сверху. Со стороны казалось, что я держу не охотничье ружье, а фаустпатрон какой-то.
Наконец бате надоело мое обезьянничество. Тем более что уток не предвиделось, а в зимовье еще оставалась водка и жирно-наваристый шулем.
— Давай, — батя сел на корточки, — клади ружье мне на плечо и целься. — Вряд ли по трезвости он решился бы на такое, но тут сами понимаете, природа… речка… солнышко…
Ухнув ему на плечо непослушное орудие, я начал выцеливать резиновую утку.
— Правее… ниже… осторожно… левее… — батя, решив нынешним вечером сделать из меня Робин Гуда, давал дельные советы.
Вообще то я и без него знал, как целиться. Дома у меня было ружье, стреляющее пластмассовыми пробками.
— Ну как? — бате надоело сидеть на корточках, изображая орудийный лафет. — Прицелился? Тогда — огонь!!! — торжественно провозгласил он.
Я до сих пор не могу понять, как мой первый в жизни выстрел получился дуплетом? То ли случайно на оба крючка нажал, то ли еще что. Не знаю.
…От выстрела, а точнее от отдачи, я сверзился на землю тут же. Далее все шло по секундам.
…Пока я падал с ружьем, батя, чуя что оглох, засунул в ухо палец.
…Я упал, попутно этим ружьем огрев отца по голове сбоку.
…Батя, не вынимая пальца из уха и с очень удивленным выражением на лице, начал прикладываться боком на землю.
…Я, чуя нехилые пилюли, осторожно пополз в чащу.
…Дядя Витя, до этого сидевший в зимовье и пивший водочку, решил, вот оно счастье! Утки налетели! В портянках на босое тело он вылетает из зимовья, краем глаза видит притаившегося в кустах отца с ружьем на голове и стайку плавающих уток. Ну не было у мужика времени ни на осмысливание ситуации, ни на идентификацию пернатых.
Припав на колено, дядя Витя начал палить со своей пятизарядки, как со «шмайсера».
…Батя, от канонады приподняв из травы голову и узрев дядю Витю, остервенело расстреливающего что-то там на воде, понял — вот оно, счастье! Утки налетели!
Отрепетированным жестом он переломил свое ружье, вогнал пару патронов и, припав на колено, сделал два выстрела по целям.
Через некоторое время с берега донеслось.
— А ты чо стрелял?!
— А я сморю ты стреляешь! Ну я тоже!
— Это не я стрелял! Это Сережка!
— А потом зачем стрелял?!
— Да вот, утки… показались.
— Какие утки?! Вот эти?! — дядя Витя театральным жестом обвел резиновое побоище. — Вот эти?! — трагичным голосом повторил он.
Авиабомба, попавшая в магазин резиновых игрушек. Вот что творилось в тихой заводи. Это был расстрел безоружных пленных, по-другому и не назвать. Итогом охоты явился полностью испорченный комплект подсадных резиновых уток, которые, кстати, были у бати с дядей Витей напополам.
