А МОЖЕТ, НЕ СТОИЛО ПИТЬ В ВЕРТОЛЕТЕ?
— …А где — ЭТО?! — сквозь шум винтов проорал Петрович и, дабы быть понятым правильно, ткнул рукой в кучу вещей и эдак щупальцасто пошевелил коротенькими волосатыми пальцами. Он всегда ими шевелил, когда старался донести свою трудную для понимания мысль до собеседника. Иногда казалось, что в начале разговора он выпускал из рукава стаю диких и вертких гусениц, которые, следуя его мысли, хаотично шевелились, то ускоряя движение, то замедляя.
Остальные пассажиры хоть и не услышали Петровича, но каким-то чудесным образом сумели прочитать его пальцатую пантомиму и в ожидании чуда уставились на меня.
Ну, в этом плане я фокусник еще тот! Засунув руку в кучу шмоток, я выудил оттуда заранее подготовленный ящик и водрузил его между скамейками. Откинув крышку, я гордо глянул на народ. Дескать, вот как, не просто водка с водкой! Из ящика выглядывали хвостики петрушки, где-то рядышком примостились помидорки, которых с боку подпирали огурчики; шматок сала, при производстве которого разорилась половина свинарников Украины, распирал ящик от стенки до стенки; курочка, бесстыже задрав ноги, смотрела на нас голым копченым задом, из которого почему-то выглядывала редиска. Ну это я недосмотрел, потому что остальная редиска заполняла свободное пространство ящика, деля место с чуждой здесь банкой маслин.
Не успели лопасти сделать и двух оборотов, как закусь была извлечена на свет божий, ящик закрыт и организован полетный стол.
— Ну, за взлет! — поразил всех оригинальным тостом Петрович. Водка ухнула вниз и теплой волной пошла по организму. Дав ей пяток секунд свободы распространения, я захрустел огурчиком, зачавкал помидоркой и грызнул нехилый кусок сала, лежащий на черном хлебе.
— Ну, за полет! — Это Петрович продолжал поражать нас новизной тостов.
…Нет, все-таки самая первая рюмка — это песня. Все остальное, по большому счету, обыкновенная пьянка, думал я, пробираясь в хвост вертолета для последующей дремы. Лететь было еще долго, и больше я не выдержал бы. Распечатанная седьмая уволокла мой разум в темные дебри и наполнила ноги опилками. Еле добравшись до хвоста винтокрыла, я прилег и сразу захрапел.
А в это время народ тоже решил поспать и для этой цели начал разбирать вещи, выискивая себе мешок помягче. Что-то было взято из кучи, на которой я лежал, что-то сбоку.
В итоге их необдуманных действий я как лох оказался без постели, на голом металле в самом хвосте. Не спрашивайте про удобство, не помню.
…Через несколько часов вертолет сел на заданной точке. Народ, кряхтя, выполз на улицу и сумрачно стал обсуждать, как бы с наименьшими затратами выгрузить борт.
— А что тут думать? — молодой технарь аж искрился идеями. — Давайте задние створки откроем, шмотки все и вывалятся.
— А чо! Молодец! Давай, открывай свой сим-сим!
Технарь радостно побежал к хвосту вертолета, зрители стали по разные стороны. Собака, зная про вертолеты все, стояла посередине и смотрела наверх. Она знала, открываются створки — и оттуда человек начинает выгружать разные коробки. Иногда со вкусностями. Лайка водила носом в надежде уловить запах еды и с надеждой смотрела на вертолет.
И вот… Технарь дернул замок… Народ, стоявший по обе стороны, начал помогать разводить начавшие открываться тяжелые створки… Лайка, навострив уши, вглядывалась в темное нутро вертолета через все больше расширяющуюся щель.
…А тем временем я хорошо помнил, что засыпал в вертолете.
Бля… Открываю глаза, все, песец! Падаем! Вертолет падает! До земли каких-то полметра осталось! Все, щас разобьюсь! Простите мне, кого я не успел!!!
Глаза успели зафиксировать приближающуюся землю и какое-то животное подо мной.
Животное лайка, не ожидавшая такого карамболя, распучив в ужасе глаза и растопырив хлебальник, не в силах сдвинуться с места, смотрела, как на нее, с воплем последнего якудзы, из темноты вертолета горизонтально летит человек.
— Шмяк!! Уи-и-и-и-иии!!! — пронзительно, как изнасилованная свинья, заверещала совсем не по-собачьи лайка. Накрытая моим телом, она как-то булькала и судорожно пыталась вырваться на свободу.
В моей голове совсем все на хрен перемешалось. Но я точно знал одно — я жив.
Вот только… Хмм… Но что это так в животе бурчит? Я повернулся на бок. О! А теперь визжит? Я зашевелился, устраиваясь поудобнее. Во! Опять бурчит.
Собак, зажатый головою под моим брюхом, приняв рачью позу, тщетно пыталась обрести волю. Где-то в районе пупка она сильно кричала, но наружу доносилось только что-то типа — «бррххыбррр».
Наконец извилинки по одной, по две, но заняли свои места. Я встал. Собак, как освобожденный женщин Востока, шумно охая и отдуваясь, отбежал в сторону на безопасное расстояние и оттуда крутил лапой у виска.
Народ же, как водится, пошлил не в тему.
А мне было хорошо… На природе.
