ЛЕДОХОД

По весне, уже было более-менее тепло, полетели мы на охоту. Мы, это — я, Юра и Коля. Палатка, рюкзаки, спальники, Вобщем все, как у взрослых. Выбросили нас на небольшом полуострове, с одной стороны которого примыкала сопка, а с другой огибала скованная льдом река.

Поставили палатку, растопили печку, шулема наварили. Ессно, ноль пять открыли, сидим, обедаем.

Прошел день, но ни кря-кря, ни га-га, ни даже ква-ква не услышали.

— Ниче, — успокоил всех Юра, залезая в спальник, — с утра птица попрет, как голодный в харчевню.

Кое в чем он оказался прав, с утра поперла. Но не птица. Из-за аномально теплой погоды попер лед на реке.

Вы когда-нибудь видели, как вскрывается узкая река с двухметровым льдом? Нет? Значит, так. Никакого оглушающего треска ломающегося льда нет. Так, трещит понемногу, громко, конечно, но далеко не Рамштайн. И вот лед тронулся.

Льдины все разного размера поворачиваются вокруг своей оси и, естественно, места им между берегов не хватает. Что происходит? А происходит то, что масса льда, напираемая сзади, начинает выталкивать крайние льдины на берег. Льдины, толщиной два метра, как огромные белые рептилии, выползают на крутые берега и направляются в тайгу. Сзади их уже подталкивают новые льдины, за ними еще и еще. Никакой суеты, никаких резких движений. Медленно, не ощущая преград, они ползут на берега, срезая деревья, как нож морковку. Мощь стихии завораживает.

Мы с открытыми ртами смотрели на это ледяное представление, пока кто-то не обернулся назад.

Да-а-а, а Архимед-то совсем был не дурак. Ой, не дурак он был.

Потому что вода, вытесненная сотнями тонн льда, начала искать себе другой путь. И она его нашла. Видно, с ее точки зрения, это было лучшее место, и она радостно зажурчала вдоль берега через наш полуостровок, отрезая его от суши.

— А ведь это песец, — раздалось пророчество Юры.

— Угу, — подтвердил Коля, — песец в полном его обличии.

Я ничего не сказал. Только молча наблюдал, как вокруг нас поднимается вода, а мы, как Робинзон, Пятница и их шелудивый попугай, стояли посереди уже острова и разевали клювы.

— Что стоим?!! — заорал кто-то. — Сваливать надо!!!

И точно, вода, прибывавшая на глазах, подсказывала, что сваливать действительно надо. Причем чем быстрее, тем лучше.

Со скоростью застигнутых рассветом тараканов мы в один миг разобрали палатку, собрали вещи и покидали все в резиновую лодку. Места в лодке не осталось, но оно и не нужно было, поскольку при таком течении переправляться в лодке было равносильно самоубийству.

Коля, как самый высокий, столкнул лодку с берега и попер ее на другую сторону, шагая рядом. Ну, шагая — это громко сказано. Перебирая ногами как птенец в масляной луже, он шел поперек течения, успевая вовремя остановиться, чтобы пропустить перед собой льдину.

Видно, в новое русло река выталкивала не такой толстый лед, потому что толщина льдин там не превышала одного метра.

Вторым, почти налегке, пошел Юра. А спустя некоторое время и я шагнул в уже порядком поднявшуюся воду. Вот тут-то я впервые пожалел, что мой бараний вес уже несколько лет держится на одном уровне. Любая мало-мальски достойная льдина толкала меня в бедро и стаскивала на пару метров вниз. А вниз было нельзя, поскольку там сходились оба рукава реки, образуя бурное течение.

— Серегаааа!!! — раздался с берега вопль. Я повернул голову и тут же пополнил реку парой литров сторонней жидкости. И было отчего.

Не спеша, цепляясь за дно, на меня надвигался айсберг, на вершине которого сидела чайка и с интересом патологоанатома смотрела на меня.

— Рули ннаа, пернатая!!! — взвизгнул я, начиная понимать чувства капитана «Титаника». Чайка переступила с ноги на ногу, прищурила глаз, но курс не изменила.

— Лови! — раздался крик, и с берега в меня полетела сучковатая палка.

— Поймал! — заорал я, когда палка оказалась у меня в руках.

Честно говоря, стоя посереди реки с дубьем в руках, я не представлял себе, как оно мне поможет. Ну если только по кумполу себе врезать, чтобы долго не мучиться.

Я продолжал стоять с этой палкой, ощущая себя гаишником с хрустальным жезлом в руках посереди перекрестка, а друзья на берегу что-то пытались мне сказать и показать, но посереди реки хруст льда не позволял услышать умные мысли с берега.

— Не слышууу! — заорал я. — Повторитеее!

И они повторили.

«Спасибо, друзья», — прошептал я, и слеза благодарности скатилась по щеке, когда Юрка с аналогичной дубиной в руке и выражением лица студента-гинеколога на практических занятиях ткнул этой палкой в Колину сторону. На что тот, взмахнув руками, с трагический миной и крестьянской грацией начал, приседая, плавно обходить Юрку, не забывая при этом делать руками загадочные пассы.

— Балеруны хреновы! — ругнулся я, меня сейчас расплющит, а они там мертвого лебедя репетируют.

Мне уже стало совсем тоскливо, да и льдина с чайкой приблизилась на критичное расстояние. А на берегу один актер-недоучка продолжал тыкать палкой в сторону второго, который, глядя недобро на меня, грациозно огибал товарища.

Наконец я понял язык жестов. Я понял!!! Идиоты!

Уперевшись палкой в льдину и немного изменив ее курс, я с радостью заметил, как она начала огибать (ай, Коля, как натурально ты изображал льдину!) меня.

Чайка, жаждавшая жертв, с досады нагадила на льдину и, расправив крылья, полетела. В зад ей, вращаясь, врезалась уже не нужная мне палка.

Ну теперь фигня дело, я вытер пот и, не обнаружив на горизонте подобных айсбергов, смело, но очень осторожно и не спеша поковылял к берегу, не забывая боковым зрением контролировать проплывающие объекты.

Льдина. Эту пропустим перед собой. Бревно. Пусть сзади плывет. Еще одно. Поняв, что ни спереди, ни сзади я его пропустить не успеваю, я встал к нему, извините, задом и раскорячил ноги в надежде, что этот топляк проплывет между ними. Как я и рассчитал, он проплыл. Но не весь.

Удар под коленки был не то чтобы сильным, но вкупе с неслабым течением сделал свое дело. Удивленно крякнув, я оседлал мокрую древесину, под коленки уперлись толстые сучки, которыми бревно и врезалось в меня.

Притонув под моим весом, топляк зацепился ветками за дно и начал плавно, разворачиваться вокруг них.

Друзей на берегу била истерика. Я, конечно, понимаю, им смешно, а я тут, как ковбой на осле, держусь за него и пукнуть боюсь, чтобы в воду не свалиться.

Наконец береговые спасатели, посовещавшись, кинули мне веревку. С пятого раза я ее поймал. Зная свою хроническую везучесть, я сразу запретил им привязывать к концу веревки что-нибудь тяжелое. Понятное дело, веревку с грузом поймать легче, но из-за упомянутой везучести я бы точно поймал ее лбом.

Сделав петлю и зацепив ее на кисти, я дал отмашку. Веревка натянулась. Топляк сидел крепко.

Натяжение возросло. Бревно не поддавалось.

И тогда они дернули.

Если бы только я смог предугадать их действия, я бы на карачках по дну дошел, целее был бы. Я и с бревна мог бы спрыгнуть, но, будучи мокрым до пояса, я не хотел вымокнуть весь.

Два здоровенных лба рванули веревку, на конце которой вымпелом болталась моя легкая тушка. Как непереваренный желудь из медвежьей задницы я стартанул с бревна и устремился к берегу параллельно воде. Юрка с Колей, не отпуская веревку, бежали от берега в лес, а я, едва касаясь воды, летел за ними.

Какие, нна, льдины? Их я крошил в ледяную крошку своим хлебальничком. Все, встретившееся на моем пути, не имело шансов уцелеть.

Чайка, сделав круг, вернулась, видимо, в надежде, что меня все-таки приложило о льдину, но, увидя реинкарнацию Бетмена, она, разинув глаза и, раззявив клюв, зашептала «свят, свят, свят…» и, не оглядываясь, рванула к горизонту.

До берега меня дотянули. Обсушили. Налили.

И больше ни разу, несмотря на мои настоятельные просьбы, я не увидел в исполнении этих двух серьезных людей танец, который они исполнили на берегу — «Похмельный д’Артаньян против мертвого лебедя».