Ночь перед турниром прошла плохо: снились кошмары. Стойкое ощущение чего-то плохого не прошло даже к утру. Так было перед началом войны. Тогда настойчивый внутренний голос заставил искусника прислушаться к себе, велев встать посреди ночи и пойти на службу, чтобы проверить, все ли там в порядке. Тюрьма оказалась на месте, но эта прогулка спасла Толлеуса от гибели — многие искусники тогда вне защищенных плетениями стен поймали Проклятия, которые оробосцы в большом количестве напустили на город.

Вот и сейчас старика одолели нехорошие предчувствия, а призрачные голоса, словно сговорившись, шептали: «Беги, беги, беги…»

Сжавшись, точно пружина, Толлеус остался на месте. Если бежать, то куда-то, а такого места нет. Здесь он только-только обрел то, о чем мечтал всю жизнь. За это можно побороться — оно того стоит. Сегодня Турнир. Наверное, что-то случится там. Очередной ли каменный истукан рухнет сверху, или фатально подведет Паук. Совсем скоро старик это узнает, проверив на собственном опыте, потому что в этот раз он не сбежит. Но, спасибо предупреждению, он подготовится и на выступлении будет во всеоружии.

Несмотря на боевой настрой, старик не выспался. Полночи ушла на бесцельные шатания по мастерской, что лишь вымотало его еще сильнее. «Подготовиться» можно только к чему-то, но чего ожидать от завтрашнего дня, он понятия не имел. Так что «быть во всеоружии» явно не получилось. Впрочем, големщик весь срок своего пребывания в Оробосе времени зря не терял, дорабатывая своего Паука. Если бы в голове были еще идеи, он бы их реализовал или, по крайней мере, попробовал бы это сделать.

Очевидно, Маркуса тоже терзало смутное беспокойство: вчера вечером к и без того немаленькой охране мастерской прибавилось еще несколько человек. И вот теперь с первыми лучами солнца он явился собственной персоной, напряженный, с лихорадочным блеском в глазах. Пора было отправляться в путь.

Пауки еще с вечера был погружены в большие фургоны, каждый из которых предстояло тащить сразу четверке лошадей. Големам, как очень важным персонам, полагалась отдельная охрана, да и сами повозки имели искусную защиту. Толлеуса посол пригласил в свою карету, и колонна, звеня железом и стуча копытами, тронулась в путь. Старику было как-то неловко: такая серьезная делегация собралась ради того, чтобы он прокатился на бадье с лапками. Всю дорогу он просидел молча, глядя на проплывающий за окном городской пейзаж. Маркус тоже молчал, пристально глядя на старика и думая о чем-то своем.

Легкая задержка возникла лишь у Серебряных Ворот. Местная стража немного ошалела от такого количества вооруженных людей. И немудрено: практически половина боевиков посольства сейчас была здесь. Но Маркусу даже не понадобилось выходить из кареты, как она уже поехала дальше. В какой-то момент, свернув с прямой, как стрела и широкой, как площадь, Красной дороги, караван затерялся среди утопающих в садах роскошных вилл. Когда процессия пересекла широкую реку по ажурному мосту из белоснежного камня, Толлеус понял, что в этих районах еще не бывал. Очевидно, здесь была незаметная глазу низина, потому что туман постепенно поднялся так высоко, что скрыл карету целиком. Однако, возница отлично знал дорогу или же имел при себе какой-нибудь подходящий случаю амулет — скорость движения не снизилась. Вновь вынырнув из белого марева, караван оказался как будто совсем в другом городе: исчезли богатые дома, а рядом высилась огромная конструкция из желтоватого камня овальной формы с колоннами, арками и почему-то без крыши. Искусник не стал бы утверждать наверняка, но ему показалось, что громада взмывает вверх метров на двадцать, а в длину продолжается едва ли не на километр. После очередной небольшой заминки у ворот процессия дружно втянулась внутрь. Оказалось, что величественное здание — совсем даже не крепость, как старик сперва подумал. Просто это была стена-трибуна, опоясывающая арену — огромная трибуна на многие десятки тысяч человек.

Зрителей в столь ранний час еще не было, но участники уже собирались, чтобы хорошенько изучить все сюрпризы, которые подготовили организаторы. Маркус, не теряя времени, твердо взял Толлеуса под руку и в сопровождении половины своего воинства повел знакомиться с трассой. Он, точно прирожденный гид, показывал все ловушки-достопримечательности, давая пространные пояснения об особенностях их действия и способах прохождения, при этом по памяти называя года и турниры, где применялось подобное. Старик молча слушал, до глубины души впечатленный грандиозностью проделанной оробосцами работы.

Вначале делегация прошла путем Черепахи. Система еще была не включена, но и без этого можно было представить себе ее действие. Вот до поры замерли огромные молоты — во время соревнований они будут лупить по земле, кроша в пыль попавших под них големов. Вот небольшой бассейн, только почему-то вода зеленая и непрозрачная. Маркус не стал подходить к ней близко. Хитро улыбнувшись, он сказал, что в глубине затаилось живое существо, выведенное чародеями специально для Турнира. Костей у него нет и четкой формы тоже — это просто аморфное нечто зеленого цвета, которое будет тянуть свои щупальца-ложноножки и хватать ими все, что движется. И вырваться уже не получится. Гигантскую каменную чашу-жаровню, что заботливо вмонтировали на пути, тоже не стоит недооценивать — ее пламя способно расплавить сталь, так что надо будет ловить момент перезарядки. Дальше была уже знакомая по отборочному турниру узкая тропинка между двумя рвами. Разница была лишь в том, что здесь исполинские бревна будут толкать сбоку голема, спихивая его вниз. Еще были вращающиеся железные жернова размером с маленький дом каждый, по которым нужно было как-то исхитриться провести своего истукана. Замешкаешься, и его тут же утянет вниз, где перемелет в мелкую крошку. Конечно же, были препятствия попроще — вроде лестницы со ступенями в рост человека или полированной дороги с наклоном в сорок пять градусов.

Признаться, Толлеус такого не ожидал. Хорошо еще, что нынче не надо сидеть внутри Паука, дорожка для людей чуть в стороне и поэтому совершенно безопасна.

Потом искусники прогулялись путем Осьминога. Тут все было иначе. Никаких разрушающих механизмов или чар. Просто длинный коридор, поделенный на секции металлическими решетками. Чтобы решетка открылась, надо было выполнить какое-либо действие. Например, нажать каменную плиту на стене, потом такую же в углу на полу, а потом еще одну на другой стене, но уже на высоте метра в три. Не выполнишь этого быстро — начинай с самого начала. За некоторыми кнопками нужно было лезть в какое-нибудь труднодоступное место, проявляя чудеса эквилибристики. Так что, несмотря на пассивность интерьера, здесь големов-участников тоже подстерегали падения и разрушение. Толлеус хмурился, прикидывая свои силы. До середины коридора он дойдет — сомнений нет. А вот дальше уверенности не было. Паук — не цирковой артист.

Путь Змеи остался напоследок. Просто и даже где-то без изысков, он поразил старика больше всего. Дороги как таковой не было — дно каньона паутиной покрывали переплетения нитей. Никто не сможет там пройти — попадешь в такие силки, увязнешь. Путь к финишу предполагался по стенам. Конечно же, големы не умели ходить или хотя бы ползать по вертикальным поверхностям. Просто из одной стены периодически должны были появляться маленькие островки, на которые можно было встать. Где-то по этим островкам нужно было пробежать, где-то придется прыгать. Причем не только вперед, но также вверх и вниз. Постоянные островки были, но мало. Вдоль другой стены шла удобная дорожка для чародеев, но големам бежать по ней было нельзя.

После экскурсии старик пошел смотреть трассы еще раз, пытаясь заранее наметить себе способы преодоления препятствий. Делал он это медленно, периодически начиная что-то бормотать себе под нос и качая головой. Маркус тенью следовал за ним, не мешая и не отвлекая по пустякам. Другие участники в большинстве своем были заняты тем же самым.

Толлеус не заметил, как стали появляться на трибунах зрители. Когда он закончил, до начала Турнира оставалось меньше часа, а солнце уже поднялось высоко. Посол, дождавшись окончания ревизии, тут же потащил старика подкрепить силы. Оказывается, каждому участнику в трибуне была выделена своя комната, где можно было поставить повозку с материалом для голема, куда миловидные женщины бесплатно приносили напитки и горячую еду.

Големщика слегка потряхивало от нервного напряжения, поэтому кусок не лез в горло. Он только выпил ягодный морс и для тонуса тайком от посла слопал жизнегубку. Профессор, воспользовавшись передышкой, поделился новостями: из-за проблем личного характера не явился Олдрениус — один из кандидатов на второе место. Это не могло не радовать, но Толлеус лишь рассеянно кивнул в ответ. Все его мысли были заняты турниром и обещанной во сне угрозой.

Низкий, заставляющий вибрировать сами стены звук гонга возвестил о том, что участникам надлежит явиться на арену. Выйдя на улицу, искусник огляделся — трибуна была заполнена до отказа. Хотя на его взгляд, с такого расстояния было попросту ничего не рассмотреть. Особенно если учесть, что все действие будет проходить в глубоких каньонах-коридорах, пусть и лишенных крыши. Задрав голову, он обомлел — высоко над головой в полнеба висела иллюзия, показывающая то, что происходило внизу. Вот, оказывается, как зрители собираются смотреть Турнир! Создать такую большую иллюзию, да к тому же еще движущуюся — совсем не простая задача, требующая знаний, мастерства, маны. Неужели чародеи в этом плане настолько хороши? — Вроде как всегда считалось, что специалисты по иллюзиям как раз искусники, а не они. Маркус, проследив за взглядом старика, понимающе улыбнулся и доверительно сообщил:

— Оробос нам платит за это очень большие деньги!

Толлеус посмотрел истинным зрением. И действительно: искусная работа, ни тени чародейства. Вот, значит, как. А самого старика корили за то, что он делает то же самое, только в меньших масштабах, для широтонцев.

Паук, украшенный в меру сил и способностей посольских искусников и приглашенного модельера, вышагивал следом. Вчера голема пытались хорошенько начистить и отполировать, чтобы он блестел на солнце, точно зеркало. Из этой затеи ничего не получилось: усиление не позволило даже чуть-чуть снять неровности. Единственное, чего добились — это смыли застарелую грязь. Толлеус, который совсем недавно занимался иллюзиями, предложил с помощью искусства сделать бутафорский блеск. Но посол махнул рукой и просто приказал выкрасить паука в черный цвет. Еще спереди Пауку приладили серебряный герб Кордоса. Название решили написать тем же способом, как это сделал старик на отборочном турнире — светящимися буквами. Некоторые элементы конструкции покрыли составом с добавлением серебряной пыли, этим и ограничились. Модельер настоятельно советовал использовать накладные декоративные элементы, но Толлеус наотрез отказался, а посол его в этом поддержал.

Каким Путем идти первым — определит жребий. Поэтому Толлеус сразу вывел усиленного Шестинога. Впрочем, усиление вкупе с подаренным беглым искусником амулетом были неоспоримым преимуществом этого экземпляра, которое могло быть востребовано не только на пути Черепахи.

Старик послушно встал в общую шеренгу вместе с чародеями. Участников набралось, как и пророчил профессор, человек сорок. Главный судья — импозантный мужчина с окладистой бородой, произнес вступительную речь, приветствуя участников и зрителей. В конце он призвал всех вести себя честно и уважительно друг к другу. Все это транслировалось широкой публике с помощью гигантской иллюзии. Слова тоже звучали на всю трибуну, но как это было сделано, искусник не понял. Неожиданно судья посмотрел прямо на старика, нацелил на него палец и громогласно объявил, что у судебного комитета есть все основания полагать, что данный участник — Толлеус из Кордоса — не сам создавал представленного здесь голема и по сути является только големоводом.

— Вот оно! — обреченно подумал старик, который с самой ночи все ждал какой-нибудь каверзы вроде этой. Маркус, похоже, также предвидел нечто подобное, потому что был всегда рядом и при первых же словах, точно цепной пес, бросился на защиту. Его речь была пламенной и длинной, хотя суть сводилась всего к одной мысли: «Это бездоказательное заявление, основанное на некомпетентности отдельных оробосских служащих». При этом подтекст его слов также прекрасно читался: «Провокация международного скандала, грязная попытка устранения опасного конкурента, продажность судебного комитета».

Главный судья покрылся пятнами, но возразить в такой же легкой и красивой манере не смог. Да и не так далек от истины был посол, чтобы его слова легко можно было опровергнуть.

— Неуважение к судьям! — наконец выдохнул он. Вы исключаетесь из Турнира! — было похоже, что он тут же пожалел о вырвавшихся с горяча словах, но отыгрывать обратно было уже поздно. На самом деле слова Маркуса, которые он использовал в своей речи, нельзя было считать неуважительными или оскорбительными. А следующие из них выводы и подсмыслы к делу не пришьешь: каждый определяет их для себя сам. Но, похоже, у судей насчет кордосца в турнире было вполне четкое предписание.

Посол отступил к своему големщику: продолжать препирательства дальше было бессмысленно. И так все уже было сказано. Внешне профессор был спокоен и невозмутим, но от него во все стороны настоящими волнами струились флюиды опасности. Старик каким-то внутренним чутьем явственно ощущал это и даже поежился: начальник напугал его.

— Что дальше? — тихо спросил бывший настройщик.

— Есть способ, — также шепотом отозвался Маркус и скосил глаза вверх, показывая старику на гигантскую иллюзию. На трибуне сейчас больше ста тысяч человек. Они на клочки порвут судей, если лишатся возможности смотреть Турнир. И я могу это устроить. Правда, как бы нас тоже не порвали. И не надо забывать о других последствиях…

Тяжело вздохнув, Толлеус подошел к бородачу и вежливо поинтересовался, отчего у комитета сложилось мнение, что не он сам собирал голема, и как можно доказать обратное. Слова его, подхваченные чародейством или искусством, разнеслись над всей трибуной.

— Вы дисквалифицированы за неуважение к судебному комитету! — повторил человек, который только что ратовал за честность и справедливость.

— Минуточку, за что меня выгонять? Я стоял вон там, вместе с другими участниками. Вы исключили вон того господина! — и старик развел руками, демонстративно показывая, что он совершенно не при чем. Гигантский Толлеус в небе повторил его жест. Бородач переглянулся со своими ассистентами, большинство еле заметно кивнуло: никто не хотел такого явного скандала с мощной соседней державой.

— Возможно, вы правы! — сменил гнев на милость главный судья. И все же для участия в Турнире необходимо, чтобы голем был собран прямо тут, на площадке. Конечно же управляющий конструкт формировать не нужно, но тело всегда собирается на месте — это традиция.

Старик припомнил, что и в самом деле на отборочном турнире все чародеи собирали големов прямо перед стартом. Только тогда он списал это на экономию маны. Ситуация щекотливая, но благодаря своей фобии о преследовании чародеями-вредителями, можно выкрутиться.

— Если я прямо сейчас соберу голема заново, у вас больше не возникнет вопросов? — уточнил Толлеус, про себя ехидно потирая руки.

Судьи снова переглянулись и, главный, немного помявшись, ответил утвердительно. Искусник ловко, точно заправский фокусник, оборвал разом все нити, соединяющие паука, и он тут же бесформенной кучей осыпался на землю. Старик вновь включил заблокированного «смотрителя», и Паук в считанные мгновения восстал во всей своей красе. Только герб, не предусмотренный плетением сборки, остался сиротливо лежать в пыли, но на это никто не обратил внимания. По трибуне пронесся вздох — у чародеев это все-таки получалось медленнее и не так зрелищно.

Искусник рано обрадовался. Судебный комитет не хотел провоцировать международный скандал, но задание избавиться от кордосца никто не отменял. Просто сделать это надо было ненавязчиво, чтобы потом не ходили пересуды о предвзятости и нечистоплотности.

Вперед выдвинулся другой судья и невинно попросил старика не пользоваться на Турнире посохом, поскольку это явно противоречит правилам. К такому повороту Толлеус был совершенно не готов.

— Я могу еще раз собрать голема без помощи посоха, — наконец выдавил он, ища поддержки у Маркуса. Но тот лишь напряженно смотрел в ответ, не двигаясь с места и не раскрывая рта.

— Это не требуется. Но мы настаиваем, чтобы вы сдали посох на время Турнира! — улыбнулся судья, чувствуя свою победу. Бородач, словно очнувшись, сейчас же озвучил решение комитета еще раз.

— Но как же так? — старик был в растерянности. — Меня даже на таможне пропустили без печати на посохе, чтобы я мог им пользоваться здесь! — Это был последний довод, и Толлеус вцепился в него, словно утопающий в соломинку. Но судья лишь еще шире ухмылялся: таможня никакого отношения к судебному комитету не имеет. Здесь никто не сможет проверить, что искусник не делает чего-нибудь запрещенного своим инструментом.

Конечно, благодаря подносу управления, искусник мог отдавать голему команды без посоха. Даже без этой удобной штуки с помощью только лишь ауры можно было «вручную» контролировать нити. Но в том и в другом случае о дистанционной работе с Пауком можно было забыть — слишком сложно искусникам обходиться без посоха. Оставалось вновь оседлать шестинога и, совсем как на отборочном турнире, прорываться к финишу на нем. Соваться на дорогу Черепахи или Змеи при таком раскладе — чистое самоубийство. А когда выпадет Осьминог — не известно. Может статься так, что последним. Однако было совершенно ясно, что артачиться бесполезно. Оставалось либо сдаться, либо рискнуть. Альтер-эго вылезло наружу, предлагая варианты и их последствия:

— Выступишь — можешь погибнуть, откажешься — вышибут из посольства. Смерть или жизнь — выбор очевиден!

— Какая жизнь? Никому не нужен големщик, который не выступает на турнирах. Не будет работы, не будет маны. То есть в итоге все одно — скорый конец! — тут же возразил он себе.

— Я буду участвовать без посоха! — решившись, объявил Толлеус. Он так и не понял, что рассуждал вслух, и что его мысли прилежно озвучены на всю арену.

Может быть, слова искусника тронули судей, может, они просто не были готовы к тому, что старик согласится. Но больше препятствий не было. Все терпеливо ждали, пока кордосский големщик отнесет посох в свою комнату. Ходил он долго. Отчасти из-за возраста. Отчасти потому, что, оказавшись на несколько минут один, он лихорадочно принялся копировать плетения себе в нагрудный амулет. Все, конечно, не влезет. И, возможно, даже не понадобится. Но без них искусник чувствовал себя голым. Остаться без посоха, без его силы — это как потерять часть себя. Причем именно ту часть, которую трудолюбиво создавал и растил в течение всей жизни.

У самой двери его нагнал Маркус. Хлопнув старика по плечу, посол поздравил големщика с достойной речью и пожелал удачи на Турнире.