Искуснику было ничуть не легче от того, что чародея, чей голем раздавил Паука, сняли с соревнований. Сам он с трудом ползком выбрался из покореженной клетки, но вызволить из плена попавшего в беду Шестинога не было никакой возможности. Проносящиеся мимо чародейские големы, двигая бревна, еще больше сминали и без того пострадавшие паучьи лапы. Толлеус хотел разметать бурелом, но судьи требовали не нарушать целостность преграды. Толпа зрителей, сгрудившаяся на пятачке у дороги, сочувственно молчала.

Наконец, все участники, кто не сошел с дистанции, миновали этот участок, и старик получил «добро» на расчистку завала. С помощью Искусства он выдернул покореженного голема наверх кучи, а приехавший на повозке Оболиус привязал к нему веревку и стащил вниз. Шестиног был не на ходу, но все же с помощью посоха кое-как смог взобраться на телегу. Щелкнули вожжи, и лошаденки потащили свой скорбный груз, неаккуратно свисающий с обоих бортов растопыренными лапами.

Проезжая вдоль полосы препятствий, Толлеус с грустью смотрел на непокоренные преграды. Оболиус был прав: ничего непреодолимого старик не заметил.

Когда лошади дотащились до финиша, торжественная часть мероприятия уже закончилась. Большинство зрителей разошлись. Чародейских големов тоже не было видно.

Было очень интересно узнать, какой балл Толлеус набрал. Поэтому, бросив парня с телегой, он отправился искать судей или еще кого-нибудь, кто бы мог дать ему ответ на этот вопрос. Сновавшие туда-сюда работники турнира только пожимали плечами. В конце концов, пришлось дойти до самой площади, где в свое время производилась запись участников.

По жестокой иронии судьбы старику не хватило совсем чуть-чуть. По сути, если бы Толлеус преодолел бурелом, можно было с чувством хорошо выполненной работы ехать в трактир и, наконец, позавтракать.

Искусник от такой несправедливости совсем расстроился.

Непослушный Оболтус, прождавший для приличия полчаса, повез останки Паука в шатер. По пути он встретил своего господина, сидящего в пыли и отчаянно ругающегося сам с собой. Скорее даже именно знакомый голос привлек внимание помощника:

— Я бы прошел! — хныкал старик. — А даже если бы не прошел, то мог объехать все оставшиеся препятствия и приехал первым, набрав проходной балл…

— Это Оробос! — тут же со сталью в голосе возражал он. — Тебе здесь не рады!

Толлеус слишком устал, чтобы что-нибудь делать. Кулем повалившись на солому, он отправил помощника в трактир за чем-нибудь съедобным. До завтра отдых, а с утра пораньше в Широтон, чтобы провести оставшееся время с максимальной пользой. Обязательно нужно сходить в Библиотеку, посетить еще одну чародейскую школу, поискать ученых книжников…

Оболиус ушел, и сейчас же мысли вновь свернули на тему турнира и испорченного голема. Старик затряс головой: не дело истязать себя сожалениями. Он приехал в Оробос не за этим, и побеждать в соревнованиях не планировал. Усилием воли он изгнал из головы все мысли, успокаиваясь. Тотчас призрачный шум в голове оставил задний план сознания, где ютился все время, и властно заявил о себе. В Палатке и без того было «шумновато» от галдящих призраков, но сегодня они кричали особенно громко. Возможно, всему виной было девственно чистое сознание? — Может, и так: Толлеус не часто пользовался упражнениями для концентрации и раньше не замечал связи.

«Прислушавшись», искусник даже различил слова-образы, в которых с удивлением распознал себя и своего голема. Призраки не проявляли враждебности. Они, как рыночная толпа зевак, просто глазели на невиданное диво, как будто делясь впечатлениями. Немыслимо: едва ли не впервые за всю свою долгую жизнь старик «слышал» что-то внятное. Но размышлять над этим феноменом сейчас было не время: Толлеус твердо настроился успокоить расшалившиеся нервишки.

Увы, планам на спокойную медитацию не суждено было сбыться. Неожиданно Паук, до поры сиротливо лежавший у входа бесформенной кучей, зашевелился, со скрипом распрямляя смятые конечности. Искусник, погруженный в себя, сперва даже не обратил на это внимания. Потому что, во-первых, такого не бывает, а во-вторых, защитный контур шатра остался не потревожен. И все же это был не морок. Шестиногий голем, точь-в-точь как разбуженный дикий зверь, встряхнулся и уверенно затопал вон из жилища. И это при том, что манокристалл был снят!

Толлеусу даже в голову не пришло, что голема воруют: слишком уж все это выглядело нереально. Только когда полог откинулся и Паук исчез снаружи, старик ринулся в погоню, проклиная старость, чародеев и все на свете. Если Шестиног побежит — старику его не догнать.

Догонять никого не пришлось: Паук был совсем недалеко от входа. Он топтался на месте, по очереди поднимая и опуская лапы, которые окончательно распрямились, приняв первозданную форму. Только тут Толлеус догадался посмотреть истинным зрением: над его творением шла активная искусная работа. По всей конструкции змеились нити непонятных плетений. А Паук знай себе пританцовывал, щелкая суставами, разводя и сводя пальцы, приседая то на правый, то на левый бок. А потом и вовсе как настоящий норовистый жеребец, встал на дыбы.

Старик отчетливо видел подключенный к голему мощный канал маны. Мана струилась потоком как будто в трубе: типичного в таких случаях рассеивания почти не было. Откуда идет эта мана, разглядеть не удавалось. Точнее, было понятно, в каком месте затаился чародей (или, судя по плетениям, все же искусник?) Вот только посмотреть туда никак не удавалось: взгляд как будто соскальзывал, отказываясь повиноваться своему хозяину.

— Э-эх! — вздохнул Толлеус, прекрасно понимая, что оказать достойное сопротивление воришке не сможет. Столько дней он носился с Пауком, словно с императорской дочкой. И все мысли были о том, как бы чего не случилось в его отсутствие. Поскольку даже в голову не приходило, что кто-то обнаглеет настолько, что решит устроить открытое нападение на искусника с посохом.

«Одна за одной!» — пронеслось в голове у старика о неприятностях, которые пророчил Призрачный Шум. И все же он не опустил руки. Хотят отобрать голема силой? — «Пускай отберут силой, но по крайней мере не придется себя корить за бездействие». — С этой мыслью искусник пошел вдоль канала маны, придумав таким образом отследить ее источник. Как-то впопыхах он не подумал, что самое ценное — манокристалл снят, Паук был сильно поврежден и по большом счету уже не нужен. Самому искуснику его было не починить: так что в лучшем случае пригодились бы некоторые детали в новой конструкции. Если бы старик подумал об этом, то наверняка не стал рисковать жизнью ради достаточно дорогой, но не самой необходимой вещи.

Не успел Толлеус пройти и нескольких шагов, как сейчас же голем, обогнав его по краю, загородил путь. Дальше дороги не было. Искусник посохом застопорил голема и твердой походной двинулся в обход. Паук простоял неподвижно лишь пару секунд, после чего вновь загородил дорогу. Да вдобавок покачал из стороны в сторону перед носом старика поднятой передней лапой, мол, нельзя!

Со всей очевидностью стало понятно, что у голема теперь новый хозяин.

Потревожив сигнальный контур, появился мальчишка-посыльный. Хорошо хоть старик после памятного случая с Оболиусом понизил защиту шатра. Оказавшись в «логове кордосских искусников», немного ошалевший пацан вручил Толлеусу грамоту с поздравлениями: его все-таки пропустили в финал. Недостающие баллы принес так называемый приз зрительских симпатий. У старика были опасения, что его дисквалифицируют за езду на големе. А оказалось, что подобное нововведение удостоилось награды. Чародеи подобного никогда не практиковали, но теперь, наверное, начнут.

Это было настолько удивительно, что Толлеус никак не мог поверить, что это не шутка. И то сказать: оробосцы голосуют за искусника! И тем не менее вот она, грамота с чародейскими печатями: все чин по чину.

А если еще учесть, что оробосский меценат починил ему голема, то и вовсе чудеса! Старик до сих пор гадал, зачем неведомый искусник это сделал. В бескорыстие Толлеус не верил. Скорее всего, оробосец руководствовался какими-то своими замыслами. Как бы то ни было, его действия сэкономили старику кучу денег и времени. Правда, этот доброхот что-то переделал. Всего искусник не понял. Зачем, например, нужны плетения в металлических деталях? Или зачем понадобилось ломать защиту от огня? Это было странно и вызывало тревогу. Однако за другой подарок старик был готов расцеловать благодетеля. Вместо двух сундуков с амулетами, переплетенными нитями так, что и не разберешься и потребляющими уйму маны, теперь все было завязано на один, но какой! Амулет не хуже того, что у него в жилете! Толлеус пропустил момент, когда невидимый искусник успел его сунуть в Паука. Но вот оно — это сокровище. Прочие амулеты можно выгружать…

Старик прищурился:

— Хитро! — Да, старая начинка так и просится в чулан с прочими заготовками. Вот только не получится ли так, что перед турниром явится хозяин и заберет свое добро. И тогда старый искусник останется на старте ни с чем. Такой вариант все объясняет: оробосцы не милые и добрые, как может показаться на первый взгляд. Просто они почувствовали угрозу со стороны Толлеуса и решили убрать конкурента. Значит, и спрятанные плетения в деталях голема таят в себе какую-нибудь гадость. Например, разрушение по команде.

Старик не на шутку разволновался:

— Надо действовать так, как будто я ничего не заподозрил! — подсказал он себе.

— Да! Тогда успокоенные враги не будут искать другие возможности мне помешать!

— Нужно усыпить их бдительность! — вторило Альтер-эго Толлеуса. — Но надо готовиться к любым неожиданностям.

Искусник понимающе закивал головой.

Оболиус притащил целый горшок дымящейся похлебки, кувшин молока и кусок козьего сыра. И никаких пряников! Парень умнеет на глазах! Толлеус обязательно похвалил бы его, если бы тот не забыл принести хлеб. С жадностью, свойственной лишь молодым и здоровым, искусник набросился на еду. Как вдруг в голове отчетливо прозвучало:

— Извините, я хочу с вами поговорить…

Старик уронил ложку: неужели какой-то чародей опять вселился в него? Но нет, ощущения чуждого присутствия не было. Померещилось? Если нет, то где собеседник?

— Вы бы могли принять меня? — снова раздались слова.

Только тут Толлеус понял, что слышит голос из шлема. Ведь действительно, это шлем командующего отрядом, в нем есть плетение вызова. Признаться, от гостей старик уже порядком устал. И вообще хотелось, наконец, лечь и расслабить натруженные ноги. Он бы прогнал странного собеседника. Но было одно «но» — судя по использованию искусной связи, это тоже был искусник. Отставив миску, старик взял посох и со вздохом поплелся к выходу. У шатра стояла черная с золотом карета, запряженная четверкой статных жеребцов. На дверце красовалась эмблема Кордоса. Два дюжих молодца на запятках бросали по сторонам хмурые взгляды из-под козырьков шлемов. Дверца распахнулась, и из кареты вылез крепкий мужчина с модными усиками в дорогом кафтане, поигрывая маленькой тросточкой, какими любят пользоваться аристократы. Под кого бы ни рядился незнакомец, но Толлеус по ауре и жезлу сразу же распознал профессора Искусства. Следом за ним из кареты вылез еще один детина и недобро уставился на старика.

Аристократ кивком головы приветствовал Толлеуса. Старик, отключив защиту шатра, любезно посторонился:

— Входите!

Оболиус странно покосился на гостя, продолжая орудовать ложкой. Визитер, тепло улыбнувшись искуснику, шагнул внутрь:

— Ух, и наворотили вы тут! — обведя рукой защищенные плетениями стены, озвучил он свою мысль. — Чародеи обижают?

— Не без этого, — уклончиво ответил старик, настороженно рассматривая гостя. Стульев не было, поэтому он просто сделал широкий жест рукой: «Располагайтесь!» Незнакомец огляделся, и присел на борт Паука, сразу став похожим на нахохлившегося ворона. Повинуясь властному жесту Толлеуса, помощник отправился доедать на улицу. Гость, проводив его взглядом, заговорил на удивление мелодичным голосом:

— Меня зовут Маркус, я являюсь послом Кордоса в Широтоне. А вы Алициус Хабери Рей, магистр третей ступени в отставке. Я навел справки в комитете. Так совпало, что я именно сегодня приехал посмотреть на турнир. Признаться, вы меня очень поразили. Досадно, что по прибытии вы сразу же не навестили наше посольство… — в голосе гостя послышалось искреннее сожаление. — Я уверен, Империя высоко оценит ваши достижения на турнире. Как я узнал, вы выступаете исключительно от своего имени. Мне кажется, истинному сыну Кордоса правильнее будет стяжать славу под знаменем своей страны. Хоть я и не успел еще связаться с Родиной и сообщить о вашем уникальном выступлении, однако уже сейчас данной мне властью предлагаю вам вернуться на действительную службу Империи и участвовать в финале уже в качестве официального представителя Кордоса. — С этими словами Маркус протянул оторопело молчащему старику свернутый в трубочку пергамент. — Вы можете рассчитывать на помощь и поддержку с нашей стороны…

Прервав свой длинный монолог, профессор многозначительно замолчал, ожидая реакции старого искусника. Конечно же, Толлеус мешкать не стал. Перспективы открывались захватывающие. Место элитное и хорошо оплачиваемое, регулярные рейды в Оробос, мастерская и мана для экспериментов с големом… Да и сейчас, когда чародеи озлоблены против него, очень хотелось чувствовать за спиной мощь Великой Империи. На полноправного представителя дипломатического корпуса никто не посмеет напасть. Себе дороже. И за судьбу Паука волноваться не стоит. Его можно будет определить на хранение в посольство и спокойно заняться своими делами. Ух! — старик не смог сдержать счастливой улыбки.

Маркус вернул улыбку обратно. Конечно же, он не сомневался в решении искусника.

— Мне сообщили о досадной поломке… — незнакомец запнулся, критически осмотрев конструкцию голема. — Но я ничего не вижу. С ним как будто все в порядке?

— Темная история, — очнулся от радужных грез Толлеус и рассказал соотечественнику про чудесный ремонт и свои мысли по этому поводу. Особенно заострив внимание профессора на том, что большая часть плетений, что так густо обвивали всю конструкцию, исчезла. Однако манофон всего голема изменился, и это очень настораживает.

— Резво спрыгнув со своего насеста, Маркус нацелил жезл на Паука и погрузился в транс. Спустя минут десять он очнулся и с удивлением признал:

— Очень интересно. Очень. Я не вижу ничего подозрительного в плане какой-нибудь каверзы. Повышенный манофон, который вас так пугает — это от плетений усиления. Признаться, я не могу поверить, что кто-то просто так стал бы усиливать предмет такого объема, причем на таком высоком уровне. Обычно это плетение применяется для мечей и доспехов. Вы не сможете сломать или даже погнуть ни одну часть вашего шестинога. Его теперь можно только разобрать. Причем вы обратили внимание, что чародейством здесь и не пахнет? Это поработал искусник, хотя лично я сталкиваюсь с подобным стилем впервые. Кто наш таинственный мастер и зачем он это сделал — загадка, — посол в раздумье потер переносицу. — И все же я склонен согласиться с вами: бескорыстно такие подарки не делают.

— Может, секрет кроется в управляющем амулете? — стал вслух размышлять Толлеус.

— Амулет хорош, — подтвердил Маркус, приняв вопрос на свой счет. — Чем-то похож на наследство древних империй, но все-таки другой. Я как раз хотел поинтересоваться, откуда он у вас взялся. Мы до сих пор не разобрались, как их делать. А кто-то сумел… Я… Я доложу обо всем в Терсус безотлагательно.

Конечно, посол покинул скромное жилище Толлеуса не сразу. Искусники еще немного поговорили, обсудив некоторые условия работы. Также они договорились о хранении Паука при посольстве, где голема еще раз проверят более обстоятельно. Закончив с делами, профессор засобирался в Широтон, пообещав прислать завтра с утра экипаж с охраной для перевозки ценного шестилапого груза. У самого выхода старик задержал Маркуса.

— У меня есть еще одна просьба… — Толлеус запнулся под пристальным взглядом гостя, подыскивая нужные слова. Очень уж ситуация была похожа, как если бы он сейчас начал что-то клянчить. И без того старого искусника облагодетельствовали новой чудесной должностью, так что просить что бы то ни было еще было попросту стыдно. И все же очень уж подходящая ситуация сложилась.

— Я давеча обращался в одну из Широтонских чародейских школ… — старик снова замолчал, видя нахмуренные брови Маркуса. Словно защищаясь, Толлеус выставил морщинистые ладони перед собой и поспешил заверить: — Здоровье совсем расшалилось… Местные порекомендовали… Заплатил не мало, но результата, признаться, не вижу. Однако наблюдаю нечто вроде золотой клетки на ауре…

Вновь посол вошел в транс, на этот раз медленно обходя по кругу замершего перед ним старика. Когда в его глаза вернулось осмысленное выражение, он чуть склонил голову на бок и стал все также молча раскачиваться с носка на пятку, словно о чем-то раздумывая. Толлеуса очень интересовал вердикт, но он предпочел помалкивать, не мешая раздумьям своего нового начальника. В томительном ожидании прошла пара минут. Наконец, Маркус заговорил:

— Вы меня снова удивляете, и в этот раз уже не все новости меня радуют… Вообще обращаться за помощью к чародеям, пусть даже к целителям, представителям дипломатического корпуса, коим вы с недавнего времени являетесь, по своему желанию запрещено. Это на будущее. Что касается чародейского конструкта, о котором вы говорите, то он действительно целебный. Во сколько он вам обошелся?

Толлеус назвал сумму и заметил, как Маркус удивленно вздернул бровь. Внутри всколыхнулось раздражение: «Выходит, все-таки облапошил чародей, взял втридорога».

— Еще я вижу в вашей ауре целых два проклятия. Они явно ослабленные, но высосали бы вас буквально за пару дней, если бы не целебный конструкт и не жилет, которые нейтрализуют основное вредное воздействие. Неужели вы сами ничего не чувствуете?

Старый искусник не чувствовал. Правда, жилет в последнее время тратит маны явно больше, а сам он горстями употреблял жизнегубки… Впрочем, эта мимолетная мысль так быстро выпорхнула из головы старика, что даже не достигла рта. Внутри расползался липкий страх: о чародейских проклятиях ходили самые страшные россказни. И узнать о том, что на тебе сидит парочка таких, это как услышать приговор о скорой и мучительной смерти.

— Что же делать? — бесцветным голосом тихо спросил Толлеус. В подсознании билась дикая надежда на то, что искусник профессорского ранга сможет помочь. И действительно, Маркус произнес спасительные слова о том, что в посольстве есть амулет для разрушения проклятий. Ледяные пальцы, сжавшие было больное сердце старика, ослабили хватку, и он перевел дух.

— И, наконец, этот ваш жилет… — на Толлеуса нацелился обвинительный перст, — Его функции и конструкция более-менее ясны, хотя зачем здесь боевые и защитные плетения — вопрос. Однако меня больше волнует другое. Откуда у вас древний амулет?!

Старик подобно рыбе на берегу без единого звука шлепнул губами, но буквально через мгновение нашелся:

— В Олитоне купил на рынке. Чародеи не понимают ценности древних артефактов и отдали за бесценок!

— Вы понимаете, что при въезде в Кордос будете обязаны сдать его государству? — уже спокойней спросил Маркус, удовлетворенный ответом.

— Да-да, конечно. Таможенники проверяют все вещи и, конечно же, не пропустят такое, — скороговоркой выдохнул старик. — Но пока ведь можно попользоваться, в этом нет ничего плохого.

Порча внесла свои коррективы в планы искусников. Толлеус с Маркусом перепланировали все с поправкой на проклятье. Чем раньше его снимешь, тем лучше. Затягивать с этим себе дороже. Так что посол отправился усаживаться в свою карету, а старик собирался налегке последовать за ним в Широтон верхом на Пауке. Для этого профессор выдал полный манокристалл.

«Обязательно позаимствуем по дороге чуть-чуть!» — мысленно потирал ладони пожилой искусник, на миг забыв даже о затаившейся в его ауре смерти.

Прихватив под мышку заветный сундучок, Толлеус погрузил его в Паука и сам забрался следом. Уже сидя внутри, он вызвал амулетом-сердечком помощника и дал наказ грузить все вещи в повозку и править в город. После чего выехал на улицу, где его дожидалась кордосская карета.

Путь до Широтона занял гораздо меньше времени, чем если бы Толлеус ехал на своей повозке. Жеребцы Маркуса легко рысили по дороге чуть впереди, а голем шустро бежал следом. После ремонта Паук был как новенький. Управлять через большой амулет оказалось удобнее. Но старик не планировал снимать старые элементы, оставив их в качестве резерва.

За этот день столько всего произошло, что сперва Толлеус просто ехал, ни о чем не думая. Однако очень скоро он поймал себя на том, что подсознательно анализирует свое давешнее выступление. Намечалось несколько путей для дальнейших улучшений голема. Во-первых, Пауку на турнире очень пригодились бы руки. Например, бревна раздвигать. Или в качестве дополнительной опоры. Во-вторых, нужно упростить и переделать управление по образу жилета, чтобы на сложных участках не отвлекаться на поиск нужной нити в пучке подобных. В-третьих, можно было подумать об освоении недоступных сейчас движений. Ходить боком, вставать на дыбы и даже прыгать — в большинстве случаев эти изыски не были востребованы. Но раз уж теперь Толлеусу по должности положено управлять Пауком, то нужно приложить максимум усилий в изучении этой области, а не просто развлекаться на досуге. Погрузившись в свой любимый мир искусства и механизмов, старик даже не заметил, как они проехали через полгорода и оказались в Серебряном Кольце перед красивым трехэтажным домом, опутанным искусными плетениями в таком количестве, что хватило бы по одному, а может и по два на каждый дом вплоть до Бронзового Кольца.

Стражники было подняли свои жезлы, когда Толлеус повернул во дворик следом за каретой, но замерли, повинуясь взмаху руки Маркуса.

Лишь только шестиног пересек линию ворот, неожиданно для себя старик ощутил теплую волну покоя и безопасности. Все страхи сами собой ушли. Он вернулся домой.