Мир привык менять одежду:
День прошел – уже в другой, –
Так что нет различий между,
Так что нет различий между
Господином и слугой,
Господином и слугой.
Показал толпе бумагу,
Где печать и вензеля, –
И, глядишь, тебя, бродягу,
И, глядишь, тебя, бродягу,
Все сочли за короля,
Все сочли за короля.
Пропустил стаканчик лишку,
Покуражился слегка, –
И, глядишь, тебя, трусишку,
И, глядишь, тебя, трусишку,
Все сочли за смельчака,
Все сочли за смельчака.
Изменил хотя бы просто
Выражение лица,
И, глядишь, тебя, прохвоста,
И, глядишь, тебя, прохвоста,
Все сочли за мудреца,
Все сочли за мудреца.
Но, подняв бокал кларета,
Скажем добрые слова –
В адрес тех, кто делал это,
В адрес тех, кто делал это
Только ради озорства,
Только ради озорства.
Кто, служа перу и кисти,
В мире пестрой мишуры
Не знавал иной корысти,
Не знавал иной корысти,
Кроме радости игры,
Кроме радости игры.
Кто, блефуя всенародно,
Потешаясь над толпой, –
Был порою кем угодно,
Был порою кем угодно,
Но всегда самим собой,
Но всегда самим собой!