«Хорошими делами прославиться нельзя», — утверждала старуха Шапокляк. Зная это, Дмитрий Федорович, экс-губернатор нашего поволжского региона, все девять лет своего эпохального правления экономил на добрых поступках. Он заманивал СМИ другим: куражом на грани фола, купаниями в проруби, личным зоопарком и эксцентричными бонмо. Одна из его реплик — «Завидую Монике Левински!» — стала популярной далеко за пределами Поволжья.

В остальном же Дмитрий Федорович был обычным провинциальным царьком с соответствующей карьерой. При Ельцине он чуть-чуть фрондировал, особо не нарываясь и выгодно меняя лояльность на трансферты. При Путине перестроился и оказался пропагандистом кремлевской «вертикали». Был улыбчив на людях, грозен в стенах кабинета и до нелепости тщеславен (позавчерашний агроном колхоза «Заря коммунизма» и вчерашний директор птицефабрики сделался вдруг доктором исторических наук, автором научных монографий, a затем главным персонажем прозы, поэзии и живописных полотен творцов-лизоблюдов). Был в меру хитроват, не в меру жадноват, a про то, был ли он вороват, история умалчивает. Te, кто в итоге сели, его не сдали; недостроенный дворец он вовремя отписал государству… Короче, будем считать его честным человеком.

В пору своего губернаторства Дмитрий Федорович объявлял себя большим ценителем культуры, хотя именно при нем был удушен самый живой молодежный театр и загнулся прославленный литературный журнал. A еще Дмитрий Федорович ратовал за дружбу народов — что, однако, не помешало его идеологической обслуге развязать в подведомственных СМИ мерзкий антисемитский скандал. Убрали его с должности, конечно, не из-за этого, но лишь потому, что на закате своего губернаторства он сделался ходячим анекдотом и осточертел суматошными прыжками-плясками-ужимками буквально всем — от бабушек возле подъездов до так называемых местных элит.

Простым отставником Дмитрий Федорович, однако, пробыл недолго. Еще не просохли чернила на президентском указе о назначении нового губернатора, a нашему герою уже предложили с барского плеча должность посла в Белоруссии. Ha свою беду, претендент не вовремя блеснул эксцентричностью — и пост ушел к другому, менее разговорчивому. Затем Дмитрию Федоровичу дали кабинетик в Администрации Президента и невеликую ставку помощника. В чем состояла его помощь, никто не знает, зато известно, что едва в областном центре нарисовалась вакансия директора Поволжского института управления им. Столыпина, как героя вернули из столицы на родину и вручили вуз. По привычке Дмитрий Федорович забурлил инициативами: сперва заказал медали с профилем Столыпина — и даже успел вручить одну Никите Михалкову, затем повелел привезти в институтский двор 18-тонную гранитную глыбу (была идея сделать из нее монумент), потом учредил газету «Гражданин» (пока институтскую, но с областным замахом) и затеял мегаремонт…

Словом, после того, как нашего героя опять попросили уйти, вузу был предъявлен иск на 50 миллионов. Однако в это время Дмитрия Федоровича уже переместили на странноватую должность «советника аппарата советников и помощников губернатора». Свое назначение он воспринял с пугающим энтузиазмом: «Ha всё воля Божья, скажут вперед — поцеловал указ и вперед, скажут на лавку — значит, на лавку. Я солдат, сказали — туда, поеду туда». Ha самом деле воля Всевышнего не при чем. Всё проще. Извивы дальнейших карьер отставников — следствие дурной чиновничьей традиции еще советских времен.

Если жизнь — способ существования белковых тел, то жизнь номенклатуры — способ бесконечной перетасовки административных тел, которые однажды вступили во власть. Тела эти могут быть глупыми, инертными или, как в данном случае, гиперактивными (то есть способными быстро ухайдокать всё, чем им позволят поруководить). Традиция сильнее логики. Социальный лифт заменен «пятнашками», где костяшку двигают то по вертикали, то по горизонтали, то по диагонали, пытаясь куда-то пристроить и не решаясь убрать с поля.

Из чертова колеса сансары можно выскользнуть всего лишь тремя способами: уйти в оппозицию, махнуть в загранку или загреметь за решетку. Ho большинство предпочитает мертвой хваткой вцепиться в обод колеса. До последнего вздоха, хоть тушкой, хоть чучелом — только бы подальше от простых смертных и подольше во власти. Пусть дадут не целый пирог, пусть огрызок пирога, крошки пирога, запах пирога — какая разница? Конечная цель — ничто, движуха — всё. Тому, кто однажды получил начальный импульс, уже неважно, куда катится колесо и что там будет в конце туннеля: свет, тьма или предсказанная Высоцким плаха с топорами.