Получить в наследство квартиру в Москве — сказочная удача, не всякому смертному выпадет. Но возможность обменять затхлые бабушкины хоромы в сталинской высотке на совершенно новую квартиру-студию в престижном центре, в клубном доме — это уже не просто удача. Это — VIP-подарок баловням судьбы, эксклюзив only!

У Светланы и Павла, счастливчиков-молодоженов, получивших этот несказанный дар, сложилось именно такое понимание дела. Агент-риелтор это понимание в них всячески подогревал, нажимая на то, что не любого претендента на вселение одобрит элитная публика, проживающая в доме. А супругам вот выпало.

Впрочем, у молодых и без его намеков глаза горели и дыхание перехватывало, пока агент демонстрировал им будущие владения.

Для начала он поводил их вокруг дома, показал реставрированные элементы фасада: лепнину вдоль фронтона, греческие статуи, утопленные в угловые ниши возле подъезда с колоннами.

Аристократическое изящество дома завораживало. Благородством старины веяло от самых мелких архитектурных деталей. Причем старина самым естественным образом совмещалась с привычной комфортабельностью XXI века.

Подведя молодоженов к массивной двери парадного, агент набрал цифровой код видеофона, поздоровался с консьержкой. Раздался мелодичный сигнал: величественный дом впустил новичков в свои вожделенные глубины, признав своими.

Робея, они миновали парадную лестницу в античном стиле, с коврами и растительностью, взлетели на третий этаж в бесшумном зеркальном лифте.

— Номер пятнадцать, — празднично улыбаясь, объявил агент. Слегка повозившись с замком, он открыл перед молодыми двери красного дерева, деловито пояснив на ходу: — Внутри сталь. Высококачественные японские замки. Противовзломные…

Светлана и Павел застыли в дверях, не решаясь шагнуть навстречу роскоши.

Три огромных окна мансарды распахнули перед ними панораму Москвы, словно театральные декорации какой-то очень богатой постановки. Древние столичные улицы — в натуральную величину. С трудом верилось, что все это настоящее.

Светлана представила, как это будет выглядеть вечером, когда зажгутся прожекторы в Кремле, огненными реками потекут дороги, и мосты украсятся елочными гирляндами фонарей.

— Фантастика… — Она была не в силах выразить чувства. — Фантастика!

— Для жильцов этой квартиры предусмотрена также кладовая в подвале. И, поскольку ваша студия расположена в мансарде, вы имеете право еще и на часть крыши. Теперь там просто веранда, но вы при желании можете устроить зимний сад. Это модно.

— Что? А, ну да. Не белье же там сушить, — пожала плечами Света. Агент вежливо посмеялся.

— Конечно. Белье ни в коем случае. В клубном доме есть ряд ограничений…

— Лапа, ты только глянь! — Светлана обернулась. Павел, задрав брови, стоял перед классическим камином — отделанный шлифованным гранитом и мраморными вставками, он помещался в противоположной окнам стенной нише.

— Господи! — Светлана всплеснула руками.

— Все, как ты хотела, — улыбаясь, сказал муж. — Буржуйские штучки.

— Старинный дом, — заметил агент. — Застройщики старались сохранить атмосферу…

— О подобном мы даже не мечтали, — призналась Светлана.

— Потрясающая квартира, — согласился Павел. — А как тут с удобствами? Не во дворе, надеюсь? — И сам засмеялся своей остроте.

С удобствами в аппартаментах было выше всяких похвал: просторная ванная комната поражала своим сантехническим богатством. От обилия всевозможных краников, вентилей и рычажков глаза разбегались. Но по-настоящему потрясал своим великолепием пол, отделанный живописной мозаикой, изображающей какую-то языческую сцену…

Юные жрицы в развевающихся полупрозрачных одеждах вели в поводу вороного коня. Позади вереницей следовали дети с корзинами фруктов в руках.

Возможно, художник имел в виду какое-то деревенское празднество в честь сбора урожая, но Светлане почему-то сразу подумалось о жертвоприношении. Гордого скакуна вели на заклание. Еще далеко до крови. Крови, которая хлынет из горла рвущегося в предсмертной тоске животного. Еще не закатилось вечернее солнце и не зажглись факелы на священной горе…

— Скажите, а почему хозяева согласились на такой обмен? — спросил вдруг Павел. Агент не услышал. Он что-то писал в своем блокнотике и вместо ответа спросил:

— Хотите посмотреть участок крыши и подвал?

— Да, пойдемте, — кивнул Павел. — Лапа, ты идешь?

— Я просто влюбилась в эту ванную! — засмеялась Светлана. — Можно, я здесь еще побуду?

— Ох, — улыбнулся агент. — Разумеется.

— Ну, а все-таки? — настаивал Павел. — Почему? Клубный дом. Обустроенный. Обжитой. Вы уверены, что хозяева захотят меняться? Просто так, без доплаты… — с сомнением повторил он, будто про себя.

Лицо агента сияло бессмысленной приятной улыбкой. Но голос выдавал легкое раздражение:

— Как вы, надеюсь, понимаете, некоторые мотивы наших клиентов, безусловно, слишком личны, чтобы мне позволено было о них рассуждать…

— Разумеется. Но все же? Вы понимаете, у меня тоже есть мотивы. И сомнения. Успокойте меня! Мало ли чего, вдруг тут водится привидение? Или, скажем, кто-то зарезал здесь свою бабушку…

Риелтор поморщился.

— Здесь нет привидений, — и сухо добавил: — А что касается бабушек, знаете ли…

— Да. Конечно. У каждого — своя, — Павел взял агента за локоток и отвел в сторону. — И тем не менее в чем подвох? Я просто хочу убедиться, что сделка возможна и нас не кинут в последний момент.

— Ну хорошо, — сдался агент. — В конце концов, ничего особенно тайного тут нет.

Тем более, если переедете — все равно узнаете… На самом деле вам просто элементарно повезло. Бывает в жизни счастье! Квартиру в этом кондоминиуме выкупил один наш известный футболист. Но… во-первых, почти сразу вслед за этим у него поменялись обстоятельства — его самого выкупил один европейский клуб, так что теперь ему нужна квартира в Европе, а не в столице нашей родины. А во-вторых… Он в данный момент разводится с женой и просто хочет отомстить теще. Старуха мечтала наложить лапу на эту квартирку, но у нее ничего не выйдет. Суд — если даже он и состоится — примет во внимание, что обмен был сделан на большую площадь взамен меньшей. Судьи у нас не обязаны рассчитывать всякие там коммерческие перспективы и рыночные колебания стоимости, они смотрят на метраж. А по метражу — вы это сами знаете — его бывшая жена с ребенком получат намного больше, чем им могло бы достаться здесь. В этом случае остальное имущество футболиста… Ну, впрочем, вы, думаю, уже догадались, можно не продолжать?

Павел задумчиво кивнул.

— Что насчет подвала? — напомнил агент.

Мужчины вместе покинули квартиру.

Услышав, как хлопнула дверь, Светлана вышла из ванной и еще раз прошлась по студии. Темные половицы зеркально чистого пола ни разу не скрипнули под ее ногами. Свет и тишина заполняли пространство.

Полюбовавшись видом из окон, Светлана подошла к камину, с нежностью поводила рукой по красному прохладному граниту. Затем, сдерживая себя, как ребенок перед подносом с пирожными, снова направилась в ванную.

Эта часть квартиры зачаровала ее. Здесь она будто бы попадала в другое время. Чувствуя и себя чем-то иным…

Золотистые краны призывно сияли. Приблизившись, Светлана покрутила вентили, открыла и закрыла воду. Холодная. Горячая… Душевой переключатель в виде изогнутого листка вишни поддался не сразу. Она надавила посильнее. Душ зашумел, вода резко брызнула в стену. Взвизгнув, Светлана кинулась закручивать ручки, но краны не слушались.

В трубах громко и требовательно заурчало. Будто не трубы это, а кишки громадного разъяренного зверя. Дикий, безумный, кровожадный зверь ревет от голода.

Комнату внезапно тряхнуло. Стены дрогнули. Светлана ощутила тошноту, в ногах появилась какая-то неуверенность, словно стояли они не на твердом полу, а на качающейся доске. И эта доска вот-вот рухнет в пропасть…

В страхе Светлана вцепилась в краны. Пытаясь перекрыть воду, она крутила их то туда, то сюда, забыв, в какую сторону они закрываются. Вода то била струей в раковину, то со злобным шипением вырывалась из душевого рассекателя вверху.

И все это — в сопровождении жадного голодного урчания, оглушающего рокота, доносившегося откуда-то из стен или из-под пола.

В конце концов воду удалось остановить. Но урчание стихло не сразу. Какое-то время зверь облизывался в тишине, высверкивая глазами… Затем уполз в нору и затаился.

Светлана до того перепугалась, что у нее подкосились ноги. Чтобы не упасть, она оперлась о край ванны. Но рука соскользнула, и потом что-то стукнуло по виску. Навалилась темнота…

Она очнулась, услышав голос мужа.

Павел поднимал ее и задавал какие-то вопросы, встревоженно заглядывая в лицо. Агент-риелтор то рвался куда-то позвонить, то подносил ей к лицу карманную флягу с коньяком, предлагая глотнуть.

— Ваша жена не беременна?.. Это приведет в чувство! — виновато повторял он.

Светлана отвела руку с флягой и с помощью мужа встала.

Павел, крепко обхватив плечи жены, осторожно, но настойчиво потащил ее к выходу.

— Сейчас. Погоди. Я сейчас…

Удивляясь собственной слабости, Светлана шагнула за Павлом, почти повиснув на нем. В последний миг, прежде чем покинуть ванную, она уронила взгляд на мозаичное панно. Жертвоприношение. Почему она сразу так подумала? И куда все-таки ведут коня эти люди?

Стройные жрицы в полупрозрачных одеждах уже не казались ей красивыми, а дети смотрели как-то недобро. На грациозно изогнутой шее лошади появилось красное пятно. Кровь? Наверно, она разбила себе висок, когда падала. Светлана остановилась и провела рукой… Кожу на голове саднило.

— Ты чего? — всполошился Павел.

— Кровь, — пояснила Света.

Но никакой крови не было.

Черный глаз прекрасного скакуна глядел с отчаянием. Коня вели на убой, и он задыхался от ужаса. Жертвоприношение.

— Я, конечно, понимаю, обстоятельства не благоприятствуют… Но все же обязан узнать. Как вы полагаете… — запинаясь, спросил риелтор.

— А? Да-да! — отозвался Павел. — Нам надо подумать.

В голосе агента прозвучало явное недовольство, но он все еще был любезен:

— Конечно. Однако помните, пожалуйста, что по договору ваш задаток не дает преимуществ дольше, чем на неделю. В случае задержки без предупреждения… Помните, пожалуйста! Задаток не возвращается.

Вечером супруги принимали у себя в гостях престарелого родственника — дядю Светланиной матери, приехавшего в Москву подлечиться. Он заранее договорился, что остановится у них на пару ночей до устройства в больницу.

Светлана все еще чувствовала слабость и лежала в кресле, укрывшись пледом. Дядя Илья сидел рядом. Они ждали чая, который пообещал им Павел — вызвался похозяйничать на кухне.

— «Раздолье в Чертолье». Хм. Можно полюбопытствовать? — Старик с интересом оглядел комнаты, вернулся в гостиную и зацепил взглядом яркий буклетик, валявшийся на журнальном столике. Это была реклама того самого клубного дома, где Светлана и Павел сегодня днем смотрели квартиру — агент зачем-то всучил.

Светлана посмотрела фотографии в буклете и решила, что на них квартиру не узнать. Уж слишком старался фотограф зрительно увеличить пространство элитной жилплощади. И при этом, думала Света, упустил из виду другие достоинства квартиры. Например, присущий ей дух старины.

— Конечно, посмотрите. Мы там сегодня были…

Старик перелистал буклетик, проглядел фотографии.

— Значит, раздолье в Чертолье… — И, словно про себя, добавил: — Что за безумное название!.. Где же это?

— В Гагаринском переулке, в двух шагах от Пречистенки.

— Угу. — Старик почесал бровь и вдруг спросил: — Я слышал, недавно в Староконюшенном дом рухнул?

— Да, кажется. А что?

Старик помолчал.

— Ну, и как?.. Понравилось вам?

— Это престижный клубный дом, — уклончиво ответила Света. — Риелтор хвалил соседей…

Дядя усмехнулся.

— Да. Но риелтор живет на процент с продажи. Представь, я тоже имел дело с этой публикой. Ждать от таких искренности, поверь, весьма наивно. Между прочим, одно лишь название… настораживает.

— Почему? — удивилась Светлана.

— Чертолье-то — от слова «черт», разве не знаешь? — удивился в свою очередь дядя Илья. — Это сейчас считается, что Чертолье — престижный район. Центр столицы, понятное дело. Но целых восемь веков эта местность была притчей во языцех и называлась Черторье, Черторой, Чертольское урочище. Никакие строения здесь не приживались — овраги проглатывали дома, почву грызла эрозия, подземные воды… Пустоши и глухие задворки, населенные всякого рода отщепенцами и темными личностями — вот что такое было Чертолье и все Чертольские улицы. Да-да. Волхонка — это бывшая Малая Чертольская улица, а Пречистенка — Большая Чертольская.

Светлана с интересом слушала старика. А он, видя ее внимание, рассказывал с увлечением и довольно образно:

— Когда-то по этим овражьям царь Алексей Михайлович ездил к Пречистой, к Смоленской Богоматери, что в Новодевичьем монастыре. Царю ужасно не нравилось, что по пути к причастию он будто бы вынужден черта поминать — ну как?! Такие кощунственные названия! Вот он и повелел улицы переименовать.

Переименовали. Построили часовенки и даже церкви — тогда, говорят, и поутихла нечисть в здешних краях. Но не вся вывелась.

— Хм, интересно! Но откуда вы все это знаете? — спросила Светлана. Из кухни, осторожно позвякивая посудой, появился Павел с подносом, нагруженным чашками, чайником и конфетами. Добравшись до журнального столика, он с облегчением опустил поднос и принялся разливать чай. Первую чашку поднес гостю.

Старик рассеянно отхлебнул горячего напитка, благодарно кивнул и сказал:

— До войны мы в Москве жили. А я в юности увлекался… Читал много по историческому предмету.

— Расскажите еще, — попросила Светлана. Она сидела на диване тихая и задумчивая. Павел заметил, что лицо у нее все еще бледно. Это его немного встревожило. Он так и не понял, что напугало жену, когда они смотрели престижную квартиру. Они не успели обсудить все наедине.

Старик одобрительно причмокнул — хороший чай — и продолжил рассказывать.

— Вы не слышали о проклятьи волхва? (Светлана и Павел удивленно переглянулись.) А я читал об этом. Все началось еще до того, как была построена Москва. Люди здесь всегда жили. Задолго до крещения Руси обитали в этих местах финно-угорские племена, язычники. Дикари. Не зная цивилизации, жили в единении с природой, поклонялись своим божкам — водяным в реке, хозяину леса, скотовьему богу Велесу…

А заправляли у них всем старцы — волхвы. Они говорили людям, когда и как молиться, давали от имени богов советы и накладывали наказания — одним словом, обладали полной и всеобъемлющей властью.

На месте будущей Чертольской улицы находилось языческое капище, и главным тут был волхв по имени Ворон. Как говорит предание, был он могучим магом, и подчинялись ему не только люди в деревне, но и звери в лесу, и все местные ручьи и реки, природные силы этой земли. В Чертольском урочище была у Ворона своеобразная религиозная школа для детей. Ребятишки жили при капище: волхву прислуживали и обучались тем премудростям, какие он сам знал.

Однажды явился в здешние места князь-христианин с дружиной, стали дружинники притеснять и обижать языческих варваров, отнимать у них земли и требовать себе дани по праву сильного. Чужие люди с чужими обычаями с добром не приходят, а как пришли — так и встретили… Много крови пролилось с обеих сторон, но княжеские дружинники в искусстве войны преуспели больше, чем простые охотники и землепашцы.

А чтобы Ворон со своими чарами не мешал, решили дружинники разорить его гнездо. Пока старик был в отлучке, набежали на языческое капище воины, пожгли идолов и остатки их сбросили в реку, а детей — учеников Ворона — перерезали.

Князь обрадовался, объявил: «Христианское городище построим тут, Божий храм. Отныне не будет здесь места языческой нечисти!»

Вернувшись, волхв Ворон нашел в своем доме окровавленное пепелище, вместо жизни — смерть. Ужаснулся старик, разъярилось сердце его от горя.

Ничего никому не сказав, поднялся он на холм и сложил, как следовало по его закону, жертвенный костер. И заполыхал огонь на холме.

Отовсюду было его видно. Собрался народ, и князь со своей дружиной приехал посмотреть, что горит. И тогда разгневанный Ворон закричал, и все его слышали:

— Проклинаю!.. Ничему на этой земле отныне не стоять! А ну, Сивка да Ленивка… Ройте!

Свистнул, ударил посохом оземь, и ручейки, бежавшие по краю холма (которые и прозывались в народе Сивка и Ленивка), слились в один обильный ручей у самых ног волхва. Новый единый поток вздыбился, разлился рекой… И нырнул под землю! И холм пошатнулся.

Заворчало что-то внутри холма. Предание говорит: все, кто был при этом, грозного подземного рычания перепугались, на землю повалились…

А волхв Ворон страшно захохотал и прыгнул в жертвенный костер. Сгорел дотла.

По преданию, с тех самых пор подземный ручей Черторой ходит под холмами Москвы, ворочается, роет. То тут, то там обрушивает дома.

И ведь на самом деле ничего толком на той злосчастной земле не стоит. Алексеевский монастырь бывший по камешкам разнесли. Храм Христа Спасителя взорвали — построили бассейн. Потом бассейн убрали — снова храм поставили. Такое в Чертолье проклятие.

Старик замолчал.

Светлана испуганно смотрела на мужа.

— Не знаю, Павел, как тебе, а мне эта квартира не слишком понравилась. Знаешь, пока вы в подвал ходили… — Она долго тянула паузу, не решаясь сказать. И, наконец, выпалила: — Там такие кошмарные трубы! Ревут. Шуму от них, знаешь. Владельцы эти трубы, наверно, с революции не меняли.

Павел пожал плечами.

— Да… в общем-то, и подвал у них не ахти. Страшненький. Хорошо, что ты его не видела!

Молодые переглянулись.

— Ну, зато у вас: мир и согласие! А это всего важнее, — заметил старик.

Спустя полгода Павел и Светлана случайно узнали, что стена клубного дома, в который они так и не въехали, дала трещину: Черторой проявил себя.