ФАЙЛЫ СМЕРТИ
Пр. Обуховской Обороны, бизнес-центр
— В нашей фирме ты человек новый…
Услыхать такое после года работы странновато, да и обидно, по правде говоря.
Но я постарался не заводиться. Только повторил свой вопрос:
— Что это за папка?
— А зачем тебе?
Крепкий вихрастый крепыш Пашка Жерехов всегда удивлял меня: уж больно не соответствовала его внешность профессии. Он походил скорее на пирата, правую руку капитана Флинта. Сверкая глазами, бычился на меня исподлобья.
Женя Бойко, сутулый и худосочный очкарик, напротив, олицетворял собой распространенный стереотип айтишника — тихая биологическая подставка к вечно падающему серверу. Но и его взгляд мне не понравился в этот момент: какие-то недобрые искры пробегали у него под окулярами, когда он молча пялился со стороны на наши с Пашкой разборки.
Час назад у меня состоялся неприятный разговор с шефом. Выгнав из кабинета щебетунью Оленьку с ее чаями и кофеями, он вкрадчиво обратился ко мне.
— Алексей, — сказал главный. — Видишь ли, Алексей… В нашей конторе результат труда сильно зависит от количества потраченных сотрудниками усилий, что имеет прямую зависимость от времени. И я, когда покупаю специалиста, плачу хорошие деньги не за имя, лицо или послужной список… Я покупаю рабочее время. Полагаю, ты это понимаешь?
Он улыбнулся во все тридцать два новеньких зуба, и мне сразу вспомнилось старое выражение — «акула капитализма». Что и говорить, по нашему шефу всякий мог видеть, что Валентин Вадимович — манагер новой формации, и диплом Эм-Би-Эй горит у него во лбу, словно печать Сатаны.
— Ты понимаешь, если кто-то из моих сотрудников на рабочем месте занят не делом, а играми, то он ворует время не у себя. Он крадет деньги из моего кармана.
После этой фразы он сделал паузу, а я услышал вполне отчетливо, как лязгнули его зубы. Да это не металлокерамика, подумал я. Это керамобулатная сталь. Не меньше!
— Так вот. — Выпустив пар, шеф немного успокоился, но я все равно не осмеливался поднять голову, чтобы взглянуть в его ясные очи. — Я запрещаю сотрудникам развлекаться за мой счет. Воспитывать взрослых людей, — сказал он тихо, — я, конечно, не возьмусь. Я им не нянька. Но ты должен создать такое положение в конторе, чтобы никаких игр в нашей сети не было и быть не могло. Выход во внешнюю сеть — как в космос: с разрешения старшего, под чутким руководством и наблюдением. А во внутренней сети — никаких игрушек! Никаких. Доверяю тебе роль Цербера в нашем фирменном аду. Мы живем в век информационных технологий, так что вам, умникам, и карты в руки!
Он снова улыбнулся, и холод этой улыбки пробрал меня до костей.
Я встал и пошел готовить почву для обструкций: настраивать фильтры на вход в Интернет, шерстить компы сотрудников и тому подобное.
К вечеру я решил дополнительно облазить сервер в поисках запрещенной туфты. Акулья улыбочка шефа стояла у меня перед глазами, придавая вдохновения. Я основательно потрудился и действительно обнаружил немало лишнего, что следовало почистить.
И вдруг всем праведным трудам поставлен глухой заслон в виде двух шалопаев, к тому же собственных подчиненных, которые, по идее, обязаны были слушаться и действовать строго по моему руководящему слову.
— Не надо стирать эту папку! — нахмурившись, твердили оба. — И открывать не надо.
— Почему?
Шалопаи отводили глаза. Они юлили, вертели вола и ерзали.
— Просто не надо трогать, — сказал Женя.
Их странное упрямство взбесило меня. И почему они так уперлись в эту «невидимую» папку с именем «----», торчащую неизвестно к чему на серверном диске Е в главной директории?
Рабочий день только что закончился, я намеревался возиться в конторе еще не больше часа, но эти праздные разговоры, разумеется, все тормозили.
Я взял в руки мышь, навел курсор на проклятую папку и сказал:
— Есть только один путь добиться от меня понимания: говорите.
Они переглянулись; Пашка побледнел и кивнул Жене.
Женя кивнул ему в ответ.
Потом подошел, снял мою руку с мышки и с легкой хрипотцой в голосе сказал:
— Хорошо. Я все объясню. Видишь ли, Алексей… Ты у нас человек новый. А иначе знал бы…
— Короче, Склифосовский! — зло оборвал я его.
— Могу совсем коротко, — усмехнулся Пашка. Подошел ближе и прошептал, глядя прямо в лицо: — Ты же не хочешь умереть?
Я осекся и вопросительно поглядел на Женю.
Женя пожал плечами и со вздохом сложил руки на груди.
— Да, — сказал он, грустно покачивая головой. — Ты вот ни разу не спросил — куда девался наш предыдущий начальник отдела. Почему с делами тебя знакомили мы, а не он. Ведь это редкость — обычно дела сдает тот, кто увольняется.
— Ну, мало ли! Повидал я разные конторы. Иногда человека выставляют с треском… Или… Не знаю, там… Несчастный случай? — удивился я.
— Ну да. Несчастный случай, — усмехнулся Женя. — Можно сказать и так. А все дело именно в этой папке. Тот, кто был перед тобой, нам не поверил. Потому и проработал ровно столько… сколько вот ты сейчас!
— Ровно до этой папки, — сердито добавил Пашка. Он смотрел на меня волком из угла. — А как только в нее полез — тут-то и трындец!
— Какой трындец? — Я тоже рассердился. — Кончайте намеками-то говорить! Можно по-человечески? Что с этой папкой не так?
— Там лежат файлы смерти, — вздохнув, сказал Женя, глядя в окно.
— Чего?! — Я не удержался — расхохотался во все горло. Мой смех гулко разнесся по опустевшим коридорам офиса.
Сотрудники разошлись по домам в начале шестого. Теперь на часах было тридцать пять минут седьмого, и свет горел только в серверной — коридор освещали тусклые аварийные лампочки, и повсюду в конторе царила мрачная полумгла.
Пашка вздохнул.
— Я знал, что он не поверит.
— Никто не верит, — сказал Женя. — Но я все-таки попытаюсь донести мысль… Леша, эта папка торчит здесь с момента основания компании — больше десяти лет. Народу сменилось за эти годы — уйма. Но все, кто пытался эту папку стереть, — все пропали.
— Что значит — пропали?
Все это сущий бред. Но и Женя, и Паша — оба были так серьезны. Я ощущал исходящие от них волны страха, и холодные мурашки защекотали мне спину.
— Пропали-то? Да по-разному. Первый начальник, когда отдел только создавали — он строил нашу первую сеть — в 98-м разбился в автокатастрофе. Другой, который подключал первым Интернет, — утонул во время корпоратива в Петяярви в 2003-м. Последний, который был до тебя, — тот просто исчез.
— Как это?
— Вот так. Мы были с ним здесь, так же, как сейчас с тобой, в серверной… Тоже вечером. Мы, конечно, предупреждали его… Но он нас не послушал. Пообещал, что ничего делать не станет, но стоило нам с Пашкой отвернуться… В общем, этот дуралей попытался стереть папку — сервер заглючил, потом замкнуло блок питания… Надо было дернуть общий рубильник на щитке. Мы с Пашкой вдвоем выбежали из комнаты. А когда вернулись — Леонида на месте не оказалось. И нигде. Его не нашли.
— Какая-то дикая история, — растерялся я.
— Еще бы не дикая, — мрачно проворчал крепыш Павел. — Но ты вот лучше скажи — неужели тебе так неймется собственной жизнью рисковать?
— Не знаю, — ответил я искренне. — Да нет, пожалуй что неохота, конечно.
— Чего ты вообще сегодня бучу поднял? Шеф настропалил? — спросил Пашка.
— Ну да. — Я пожал плечами. — Кто ж еще?
— Я так и думал, — сказал Женя. — То-то смотрю… Шеф у нас, сам знаешь, деятель бескомпромиссный…
— Уж чего-чего, а людей-то ему совсем не жалко, — вмешался Пашка.
— Люди для него мусор, — подхватил Женя. Темные глаза за очками смотрели печально. — Ну, так что делать-то будем, а, коллега?
Я крутанулся на стуле, почесал затылок.
— Ну, что-что? Раз такое дело, как вы говорите, — я, разумеется, не дурак, чтоб жизнью своей рисковать. По крайней мере не по такому глупому поводу. Если шефу очень надо — пусть идет и сам эту папку с сервера убирает. Раз он главный — ему и решение принимать.
— Вот это разумный человек!
Женя и Паша посветлели лицами; Пашка даже заулыбался. Новость о том, что таинственную смертельную папку трогать никто не собирается, явно его обрадовала.
— Ладно, ребята, вы давайте идите к себе. Все выключайте там, проверьте комнаты, а я с делами закончу, и разойдемся уже по домам.
Ребята вышли, издавая вздохи облегчения.
Я попросил их не закрывать дверь в коридор. Собрал с рабочего стола свои причиндалы, сложил в портфель и протянул уже руку, чтобы вырубить все…
На экране моего рабочего компа все еще светилась открытая директория с таинственной папкой. Огоньки коннекта на сервере насмешливо подмигивали из полумрака.
Чудацкая какая-то разводка, подумал я.
Ну, кто может на такую туфту купиться? Файлы смерти у них на сервере, видите ли. Поинтереснее бы чего придумали! Нет уж, ребятки, меня на мякине не проведешь. Ищите дураков в другом отделе.
Я схватил мышку и дважды клацнул, раскрывая папку с названием «----».
Внутри оказалась еще одна папка: «Жизнь».
Я удивился, но открыл и ее. И тут на меня посыпался вал: один за другим стали открываться файлы с фотографиями. Каскадом, массой, они заполнили весь экран и начали налезать друг на друга, множась и множась, так что трудно было разглядеть изображенное на них.
Но я все-таки увидел: на каждом снимке был я. Во всех ракурсах, разных лет, разного качества фотки — и на каждой только я.
Вот я сижу на горшке в доме бабушки и дедушки. Вот я в детском садике, стою под елкой в костюме зайчика с Леной Сторожевой в паре. Вот я играю на гитаре в школьной музыкальной студии. Сдаю экзамены по вождению. Сижу в обнимку с Риткой Ивановой, моей первой любовью… Тут даже и Соня была. Соня, роман с которой чуть не закончился свадьбой не далее как прошлой весной…
Но откуда же все это?! Мама дорогая!
Ошеломленный и ошарашенный, я сидел, похолодев, вытаращив глаза на экран, в каком-то ступоре. Одна мысль билась в голове, как крохотная корюшка на сухом берегу: этого не может быть! Этого быть не может! Никак не может быть этого!
Трясущейся рукой я захлопнул шкатулку Пандоры — закрыл папку «Жизнь» и папку «----» — тоже. Фотки остались на рабочем столе, я принялся закрывать их, одну за другой, яростно кликая мышью.
Фоток было много, и уже через минуту у меня устала рука.
Из коридора доносились приближающиеся голоса: Пашка с Женей о чем-то на ходу спорили вполголоса.
Тогда я покликал правой кнопкой мыши, вызвав на экран серую табличку с вопросом:
«Вы действительно хотите отправить „Жизнь“ в корзину? Папка создана 5 января 1979 года».
У меня чуть мозг не треснул от этой информации: не знаю, кто и когда создал проклятую папку, но указанная дата — день моего рождения!
Тем не менее я собрался нажать «Да».
Почему?
Не знаю. Бывает, человек действует будто бы против собственной воли, словно поддавшись гипнозу или наваждению. В моем случае никакого гипноза не было, конечно.
Но так на меня действовал страх. Я испугался.
Я сидел рядом с этой умной, но абсолютно равнодушной ко всему человеческому железякой — сервером, один, в полутемной комнате, и мне было жутко сознавать, что вся эта мистическая муть, вся эта чертовщина, которую мне так убедительно нагнали мои коллеги, которым я вообще-то уже привык доверять — все это может оказаться правдой.
Если я не удалю эту чертову папку — значит, я поверю, что в ней действительно содержится то, что они говорят. И как я буду жить с осознанием, что моя жизнь и впрямь находится под контролем какого-то таинственного неизвестного существа, цифрового призрака, «файлов смерти»? То же самое небось чувствовал Кощей Бессмертный, вынужденный жить под страхом где-то спрятанной иглы, которая может попасть когда угодно в чужие руки. Но ведь я не Кощей Бессмертный! И совсем не готов к такому чудовищному давлению на психику.
А если я удалю эту папку… Я не знаю, что тогда может со мной случиться.
Но я четко знаю, что случится, если не удалю: придется жить в вечном страхе. Нет уж, увольте.
Я решительно занес курсор, зажмурившись, долбанул «да» и попробовал зачистить корзину.
Выскочила новая плашка: «Вы действительно хотите безвозвратно удалить „Жизнь“?»
Больше я ничего сделать не успел. В серверной погас свет; только красные и зеленые диоды компов продолжали зловеще мерцать в темноте. В коридоре послышались шаркающие шаги.
Я замер, глядя на контур дверного проема, обрисованный слабым свечением аварийных ламп. Тени. Чьи-то длинные тени скользили в мою сторону из коридора. Горло мне сдавил спазм, и я не мог нормально вздохнуть.
Потом свет снова загорелся, и тени превратились в людей. Паша. Женя. Они вошли и осуждающе уставились на меня. Они молчали. Но шаги в коридоре не затихли. Вслед за Пашей и Женей вошли еще люди. Геннадий Ильич? Журавский? Татаренков? Костя Литвин? И еще двое, которых я никогда не видел в конторе…
То есть почти половина мужского состава фирмы оказалась внутри здания.
Но ведь я своими глазами видел, как они выключали технику и покидали рабочие места!
Ничего не понимаю. Всего пару минут назад офис был пуст, не было никого, кроме нас троих. Откуда же взялись эти? И чего они, собственно, хотят от меня?
Сотрудники фирмы приближались ко мне молча, с одинаковым странным выражением на лицах. Если я не совсем дурак, такое выражение можно расшифровать только одним способом: озлобление. «Парень-мы-тебе-сейчас-отомстим», — вот что я прочитал на лицах вошедших, и сердце у меня ухнуло куда-то вниз, под ребра.
Эти мужики напоминали зомби из фильма «28 дней спустя». По крайней мере они, судя по всему, испытывали похожую жажду растерзать кого-нибудь. То есть в частности меня. Так вот, значит, что означает «отправить „Жизнь“ в корзину».
— Ну и зачем ты это сделал? — тихо спросил Женя.
— Храбрый ты парень, Леша, — сказал Павел. Несмотря на одобрительный тон, вид его не предвещал ничего хорошего.
— Ребята… Послушайте… Я не могу поверить, что…
— Послушай меня, ты, пацан, — Геннадий Ильич протиснулся сквозь толпу окруживших мой стол сотрудников и, взяв меня за грудки, проникновенно сказал: — Мы в эту игру с 95-го года играем всей конторой. Это священная традиция нашей фирмы. А ты? Хочешь все потереть? Против коллектива попрешь?
Целая гамма противоречивых чувств накатила на меня в этот момент. С одной стороны, облегчение — значит, нету на самом деле никаких «файлов смерти»? Или, если что, эти файлы сработали совсем не так, как мне об этом говорили. С другой стороны, я искренне восхитился: какие же умельцы под моим руководством здесь работают!
Экую бредовую историю выдумали, да притом вещественно-убедительно сумели ее разыграть. Такой программный аппарат создали, столько ловкости и сноровки… Раздобыть целый альбом моих фотографий тайком от меня — прямо ЦРУ отдыхает!
Однако на самом верху пирамиды чувств гнездилось все-таки возмущение: ничего себе, розыгрыш! Можно и ласты склеить ненароком, от одной впечатлительности.
— Ну, вы и суки, ребята, — сказал я, глядя на Пашку с Женей. — Заговорщики хреновы. Могли бы просто сказать…
— Если бы просто — ты б нас слушать не стал. Потер бы нафиг игру — и хрен бы дал восстановить. А извергу нашему только того и надо.
— Постойте. Так он что, в курсе, что ли? Знает про игру?
— Знает. Еще б не знать! Только у него, гада, таланта игроцкого нет — он нам всегда продувает. Особенно когда на деньги. Вот и лютует, стервец. Это ведь единственный способ поприжать его начальственное самомнение. Реальные для него «файлы смерти», — усмехнулся Женя.
* * *
Мы посмеялись. Мужики разошлись по домам. Я настроил бэкапы, запустил антивирусы и чистку системы на сервере, закрыл серверную и свой кабинет.
По дороге к метро Паша и Женя рассказали, как они добывали мои фотографии. Разыскав в базе данных адрес моей мамы, они познакомились с ней на улице, когда она гуляла с собакой. Пару раз помогли ей донести сумки из магазина. А потом напросились в гости. И вот тут-то… Женя перещелкал все мои фотки из семейного альбома своим крутым мобильником, пока Паша отвлекал мою маму, рассказывая ей на кухне анекдоты. Все это они изображали в лицах, и получалось весьма остроумно и весело.
Но в голове у меня все время вертелся обрывок какой-то мысли, которую никак не получалось ухватить.
— Послушайте, мужики, — отсмеявшись, спросил я. — Вы говорили, что все предыдущие начальники отдела погибли. Вы же это все нагнали, сознайтесь? А куда ж делся тот начальник, который был до меня? Ведь я на самом деле с ним не встретился. Почему?
Паша и Женя переглянулись. Потом они посмотрели на меня. На лицах обоих возникло опять одинаковое выражение, и мне тут же расхотелось о чем-либо их расспрашивать. Тайна фирмы? Пожалуй, не стоило мне задавать им сейчас вопросы.
Здесь, на темной улице, в глухой час, когда рядом ни одного прохожего…
Я понял, что совершил ошибку.
Но слишком поздно.
