Елена, отделившись от хора, направляется к ступеням, ведущим на курган. Менелая она не видит: их разделяет гробница.
(в радостном раздумье)
Протеева могила, ты опять
Меня прими… А вести Феонои
Отрадно прозучали: все она,
Все, вещая, проникла: Менелай
Еще глядит на солнце; море горьким
Исчерчено в бесчисленных путях,
И, жребием скитальческим носимый,
Он столько видел бед!.. Придет же он,
Когда конец страданиям наступит.
Лишь одного не досказала: жив ли
Останется, придя ко мне; спросить
Не домекнулась: так отрадно было
Узнать, что жив еще. Твердила дева
Еще, что он крушенье потерпел,
Поблизости как будто, и немногих
С собою спас… О, скоро ль ты, желанный?
(Замечает Менелая и останавливается в страхе и нерешительности.)Менелай выходит из-за гробницы и хочет пересечь ей дорогу, не давая ей дойти до нее.
Ба… это кто ж? Не козни ль строит нам
Протеев сын безбожный? Шибче лани
Иль одержимой богом долечу
Я до могилы… Сестры! Как он страшен!
Схватить меня он хочет… О, скорей…
(Бежит.)Менелай, не касаясь ее, заграждает ей путь. Елена принуждена остановиться.
Отчаянный и быстрый этот бег
К стенам гробницы, черным от огня,
Останови, молю… Спешишь зачем?
О женщина, твой образ наполняет
Мне сердце ужасом – язык коснеет…
Елена (пользуется минутой замешательства, чтобы пройти к гробнице, но Менелай продолжает стоять мрачной угрозой, хотя по-прежнему не делает движений, чтобы задерживать Елену)
О жены! Помогите! Не пускает
Нас этот муж к могиле… Женихом
Подослан ненавистным он за мною…
Нет, я не вор и злому не слуга…
Но посмотри, как ты одет… во что…
(простирая молящие руки)
Не бойся же меня: остановись!
(которую Менелай пустил на ее место, теперь пристально всматривается в собеседника. Менелай, который обратился к ней лицом, тоже всматривается в Елену)Пауза.
Могилы я коснулась и стою…
Пауза.
Кто ты, скажи? Кого я вижу, боги?
Открой себя. Желанья нас роднят.
(как бы про себя)
Такого я еще не видел сходства.
Мой бог!.. Ведь бог – узнание друзей!
(не сводя глаз с Елены)
Гречанка ты иль здешняя? Скажи мне.
Гречанка, да… А ты? Ты тоже грек?
Ты до того похожа на Елену.
Ты ж – вылитый Атрид… Нет слов сказать…
Да, это я – увы! – несчастный этот.
(делает порывистое движение, чтобы его обнять)
О, наконец вернулся ты к жене!
(разводя ее руки, видимо борясь с собой)
К жене?.. Оставь… ко мне не прикасайся!
Отец Тиндар нас обручил… Ты мой…
Светоченосная Геката! Призрак
Да будет благ, что мне прислала ты!
Опомнись! Страшной Деве перекрестков
Я не служу, и день кругом, не ночь.
Но я – один: не двух же жен я муж!
Двух жен?.. Но кто ж она, жена другая?
Под Троей взял и в гроте берегу.
(уверенно и твердо)
Нет у тебя второй жены Елены.
(всматриваясь в Елену)
Иль цел мой ум, но лгут мои глаза?
Неужто ж ты жены узнать не можешь?
(стараясь придать голосу твердость)
Да, сходство есть… Но убежденья нет.
Глаза открой… Поруки нет вернее.
Бесспорно, ты похожа на нее.
Кому ж, скажи, коль не глазам, и верить?
Но как же я поверю… при другой?
Там, в Трое, был мой призрак, не сама я.
Но кто же создает тела живые?
Эфир… Тот призрак соткан из него.
Но кто же ткач? Невероятен сказ твой.
Кто? Гера – чтоб не взял меня Парис.
(усмехаясь)
Что ж, ты зараз и здесь и там была?
Бывает имя всюду, тело – нет.
(мрачно)
Оставь! И так на сердце много горя.
(с дрожью в голосе)
Меня ты бросишь, тень возьмешь с собой?
Дай боже благ тебе за сходство с нею!
(Делает несколько шагов от алтаря.)
(ломая руки)
О, смерть! Нашла – и вновь теряю мужа!
(останавливаясь, твердо)
Не прогневись: трудов своих обузе
Я верю больше, чем тебе, жена.
(Хочет уйти.)
(с отчаянием в голосе)
О, есть ли кто несчастнее меня!
Вернейший друг бросает. Он надежду
Увидеть дом, Элладу – все унес…
(Закрывает лицо руками.)
Те же и старый слуга Менелая со стороны моря – оборванный, обветренный, без шапки; спутанные волосы и грубые, красные руки гребца.
(почти натыкаясь на Менелая)
О Менелай!.. Насилу-то сыскал я
Тебя, о царь: изрыскал всю страну.
Товарищи меня к тебе послали.
(останавливаясь)
Не варвар ли ограбил вас, гонец?
Нет, чудеса случились… Да такие,
Что и в словах-то их не уместишь…
Ты так спешишь, что, верно, вести важны.
(быстро, но не без расчета на эффект)
Царь… Сколько мук подъял ты… А за что?
(несколько утомленным тоном)
Они прошли… Ты ж новости имеешь?
(продолжая в том же тоне)
Твоей жены нет больше… Поднялась
В эфир она…
Елена жадно прислушивается.
Исчезла; небо скрыло
Ее от глаз, и сторожить остались
Пещеру мы пустую. Вот слова
Последние ее: «Несчастны вы,
Фригийцы, эллины! Из-за меня вы
В Скамандровой долине полегли
По Геры замыслу: вам всем казалось,
Что Александр владел Еленой – ею
Он не владел. А я, исполнив срок
И соблюдя веленье Мойры, снова
К отцу Эфиру возвращаюсь. Жаль
Мне Тиндариду, что с душой невинной
Молвою опорочена она!»
(Быстро поворачивается и, встретившись глазами с напряженно слушающею его Еленой, тотчас ее узнает. Никаких сомнений для него нет. В его обращении к ней почтительность приправлена досадой.)
Привет тебе, о Леды дочь! Так вот где
Открылась ты – а я-то доношу,
Что в звездный мир от нас ты удалилась,
Не догадавшись, что крылатым телом
Владеешь ты. Не попрекай же нас
Вторично, что напрасно мы трудились
И муж и рать – под Троей за тебя!
Я понял все… Ее слова сошлись
С рассказом этим.
(Расцветая улыбкой и будто помолодев даже, направляется к Елене.)
О желанный день!
Объятьям ты вернул мою Елену!
(порывисто обнимая его)
О Менелай… Любимый… Годы мук
В какую даль ушли… а наслажденье
Так свеже… О подруги! Он со мной.
Девушки обступают Елену. Музыка.
Я нашла его: какая радость!
Я его, лаская, обнимаю…
Сколько дней, о милый, сколько дней!..
(отвечая объятиям)
Да, ты моя! Так много на губах
Вопросов и рассказов… Как начну я?..
Я дрожу от радости. Желанья
Волосы на голове вздымают,
И к тебе я крепко прижимаюсь.
Ты мой муж, мой муж, моя отрада!
Как сладко мне в глаза твои глядеть!
На жребий не сержусь я больше, нет.
Да, это дочь Кронида, Леды дочь;
Ей, ей чета блаженных белоконных
С приветным кликом светочи несла!
Ах, бог супругу разлучил со мною,
Судьбу судил иную ей – и воля
Свершилась необорная его;
С недолей доля вновь соединила
С тобой меня; мы встретились – хоть отдых…
О, счастье! Все ж не покидай меня!
Будь счастлив, гость! Богов молю о том же:
Одна судьба, одно у вас и счастье.
(хору)
Подруги мои!
Стоны мои умолкли. Ни слова
Больше о прошлых страданьях.
Вот он, которого сердце биением каждым
Ждало так долго, – вот муж мой.
О, ты моя, и твой я. Сколько раз
Сменилось солнце прежде, чем обманы
Богини осветило наконец!
Слезы я лью, только сладкие слезы:
От мук пережитых осталось
В них больше отрады, чем горя.
Что я скажу? Надеяться кто смел бы:
Нежданного я прижимаю к сердцу…
Ты здесь, со мной. А кажется, давно ль
Я верил в твой побег под кручи Иды,
В несчастную твердыню Илиона?
Богами заклинаю… Как могли
Тебя из дома моего похитить?
О, горькое начало…
О, горькие слова… Не трогай их…
Нет, говори; что нам даруют боги,
Того чуждаться слух не должен наш.
Рассказывать мне страшно… Что за ужас!
Все ж говори. О муках сладко слушать…
К Парису в руки, через пучину
На веслах быстрых я не летела
В объятья грешной его любви…
Но что за демон, что за рок могучий
Тебя похитил из земли родной?
Зевса и Майи сын, о мой любимый,
В эту страну Гермес меня домчал…
О, чудо! Кто ж послал его? Ужасно!
Ах, слезы, слезы увлажняют вежды.
Меня сгубила Зевсова супруга.
Как? Гера? Ей за что ж бы нас казнить?
Вас, кляну я, ключи, тебя, светлая влага,
Где красу освежали богини…
И откуда судьи роковой приговор.
Но суд… и Гера… и твои несчастья…
Чтоб у Париса отнять…
Не пойму!
Дар, Кипридой обещанный…
Бедная ты!
Да, бедная! В Египет повелела
Она Гермесу унести меня.
Пауза.
Так, значит, тот… владел твоей лишь тенью?
(утвердительно кивая головой)
А горе-то, горе-то в доме твоем!
О мать, о кручина моя!
(Плачет.)
Что хочешь сказать ты?
Матери больше нет…
Мой затянул позор
Петлю на шее ей…
Увы!.. А дочь, – скажи мне, – Гермиона?
Чуждая брака,
Детей не ласкает
И плачет всечасно
О матери свадьбе.
О, дом мой сгубивший
Предатель Парис!
Себе же готовил
Ты лютую гибель
И меднодоспешных
Данайцев полкам!
А меня заставил демон
Под обузою проклятья
Бросить дом и край родной,
На чужбину удалиться
Чтоб позор греховной свадьбы
Неповинную терзал!
Пауза. Менелай и Елена стоят молча, любуясь друг другом. Музыка умолкает.
Коль вам теперь счастливая судьба
Откроется – былое потускнеет.
(стоявший до тех пор в почтительном отдалении, приближается)
И я бы, царь, хотел с тобой делить
Веселые минуты. Вижу радость,
Да не могу никак ее понять.
Ну что ж, старик, вступай в беседу с нами.
Источник мук под Троей – не она?
Нет. Боги нас обманывали, в руки
Мои достался призрак роковой.
Что ты сказал?
Все муки – даром? И награда – призрак?
Виною – Гера и богинь вражда.
А это – подлинно твоя супруга?
Тебе порукой слово в том мое.
(радостно подходит к Елене и целует ей руку)
О дочь моя! Богов чудесна воля,
И неисповедимы их пути!
Вращает мудро сила их людские
Дела. И вот один проводит жизнь
В трудах; другой, трудов не знавший, разом
Находит гибель, никакой поруки
Не получив от счастья своего.
Ты и твой муж вкусили муки оба.
Ты клеветой осилена, а царь
Там за морем, в борьбе копейной жаркой,
И что ж? Стараясь, ничего себе
Не выстарал; а ныне, божьей воле
Себя доверив, счастие нашел.
(С умилением подолгу всматриваясь в ее черты.)
Ни старому отцу, ни братьям ты
Не нанесла позора, и своей ты
Молвы не заслужила… Мне, царица,
Так радостно припомнить, как Елену
Мы с песнею венчальной из дворца
Тиндара провожали: будто вижу
Я факел тот, что нес у колесницы,
Елену уносившей из ее
Счастливого гнезда…
Да, плох тот раб,
Которому дела его хозяев
Не дороги, который мук семьи
И радостей не делит. Если в рабском
Рожден я состоянье, пусть меня
Рабом хотя считают благородным…
Нет имени – я душу сберегу…
Все ж лучше быть по имени рабом лишь,
Чем на плечи одни, да оба зла:
И рабский дух имей, и рабский жребий.
Старик! Со мной в сраженьях ты делил
И муки и труды; дели ж и радость.
Ступай, скажи оставшимся друзьям
Все, что нашел ты здесь и как дела
Царевы обстоят. Пусть ждут, как раньше,
На берегу борьбы моей исхода
Ее же чует уж душа моя.
И если мне удастся из чужбины
Жену похитить – быть им начеку,
Чтоб, вместе нам соединившись, бегством
От варваров, коль бог нам даст, уйти.
Все сделаю, владыка…
Каковы ж
Оракулы! Ну разве же не плохи,
Не лгут поди? Нет, видно, не легко
Судьбу читать по языкам алтарным
Иль птичьему… Какая слепота
Рассчитывать на птицу! Что ж бы было
Калханту нам про облако сказать?
Нет – дал своим он гибнуть… И зачем же
Безмолвствовал Гелен? Его ведь город
Мы разоряли – и за что? Ответ
Я знаю: бог молчать велел пророкам.
Но если так – к чему гаданья наши?
Богам усердно жертвы приносить
Должны мы и молиться, чтобы благо
Нам посылали, а гаданья бросить.
Они – для жизни лишь соблазн пустой;
Коль ты лентяй – ты в огненных скрижалях
Богатства не найдешь; пророк наш лучший
Решимость трезвая и здравый смысл.
(Уходит.)
Со старцем я согласна: ведовство
Нам не к добру. Пусть бог тебя полюбит
Вот лучшее гаданье для тебя.
Те же, без слуги.
Все хорошо покуда. Как ты спасся,
Скитаясь после илионских сеч,
Хоть пользы нет в рассказе, сердцу милой
Желанна весть о милого трудах.
В одном ты слове и в одном желанье
Сколь многие вопросы ставишь мне!
К чему мне речь вести о грозной буре
Эгейской, об огнях коварных старца
Евбейского, о критских городах,
О гаванях ливийских, о Персея
Нагорных вышках? Сколько пережил я
И слух устанет твой, и сказом грустным
Двойную скорбь я б причинил себе.
Ответ умней вопроса. Это так.
Одно скажи: хребет пучины влажной
Ты долго ли, скиталец, бременил?
Сверх десяти, под Троей проведенных,
Еще семь лет сменилось надо мной.
(мрачно)
Увы! Увы! Несчастный! Столько лет
За жизнь дрожать… и угодить… на бойню…
Что говоришь? Убила ты меня!
Из этих мест беги поспешным шагом:
Убьет тебя жестокий господин.
Постой! За что ж?.. Что я владельцу сделал?
Помехою явился жениху.
Как? У моей жены жених сыскался?
Да, дерзкий, он на это посягнул.
Он из вельмож, иль это царь Египта?
Он здесь царит. Протей – его отец.
Так вот она – разгадка слов служанки!
Какой? Ты в чьи ж стучался ворота?
Да в эти вот. И был, как нищий, прогнан.
О, горе мне! Как нищий! Горе мне!
Я нищим был, хоть так не назывался.
Ты, значит, слышал все о сватовстве?
Избегла ль ты его любви – не знаю.
Твое я ложе чистым соблюла.
Отрадно б было; но могу ли верить?
Ты видишь жалкий одр в тени гробницы?
Постель из листьев, но при чем здесь ты?
Здесь я молюсь, чтоб брака избежать.
Нет алтаря? Иль здесь такой обычай?
Блюдет меня гробница, словно храм.
И увезти тебя домой нельзя мне?
Меч, а не брак Атрида ожидает.
Тогда из смертных всех несчастней я!
Оставь же стыд! Беги, беги отсюда!
А ты? Я Трою за тебя сразил!
Все ж лучше так, чем гибнуть за меня!
Совет труслив и Трои недостоин!
Царя убить ты хочешь? Не надейся!
Иль для железа он неуязвим?
Как знать! Отвага ж свыше сил – безумна.
Что ж, молча мне отдаться палачу?
Я выхода не вижу… Хитрость разве?
И смерть отрадней в деле, чем без дела.
Одна еще у нас надежда есть…
В чем? В золоте? В дерзанье? Иль моленье?
Пусть о тебе царю не говорят!
Кто ж скажет? Сам же он меня не знает.
(таинственно)
В союзе с ним там некто с силой бога…
Меж этих стен таится вещий глас?
Сестра царя живет тут, Феоноя.
Пророческое имя. Что ж она?
Все знает – обо всем царю расскажет.
Не скрыться мне тогда. Погибли мы.
Но если бы мы умолили деву…
О чем?.. Куда свою ты клонишь речь?
Чтоб о тебе не говорила брату.
И мы тогда покинем этот край?
Ее раченьем – да; украдкой – нет.
Улаживать, Елена, так тебе:
Вы, женщины, скорее сговоритесь…
О да! Ее колени я руками
Обнять не раз готова, умоляя.
А если нас пророчица отвергнет?
Тогда тебе убитым быть, Елене ж
Постель царя-насильника делить!
Изменница!.. Один предлог – насилье…
Я головой твоей клянусь, что я…
(перебивая ее)
Что ты умрешь, не изменяя мужу?
Да, что умру, от одного с тобою
Меча притом, и лягу близ тебя.
В знак верности коснись руки моей!
(касаясь его руки)
Да, если ты умрешь, глядеть на солнце
Не буду я – в том вот тебе порука!
И я умру, коль царь тебя отнимет!
Но как нам смерть со славою стяжать?
На насыпи могильной за тобою
С самим собой покончу я. Но раньше
Мы испытаем силы, за жену.
Кто хочет, выходи! Но лавра Трои
Не посрамит ахейский вождь, его
Не назовет Эллада малодушным.
Как? Он, за славу коего Фетида
Единственного сына отдала,
Он, видевший окровавленный меч
Аякса, он, перед которым Нестор
Оплакивал дитя свое, отдаст
Жену без боя? Нет… Коль боги мудры,
Над воином, приявшим от врага
Смерть честную, земля ложится пухом,
А трус лежит на твердом ложе наг…
Бессмертные! Покончит ли с несчастьем
Танталов род у вас когда-нибудь?
(смотревшая по направлению к дворцу)
Увы! Увы! Судьба моя такая;
Погибли мы: она сюда идет,
Та вещая. Засовы заскрипели…
Беги!.. Иль нет! Зачем? Не убежишь…
Все, все известно ей. О, ужас! Гибну…
Увы! Тебя затем ли меч щадил
На берегах Скамандра, чтобы варвар
В глаза тебе железом засверкал?
Из средних дверей появляется Феоноя в белой длинной одежде и сетке поверх распущенных волос. За нею толпа рабынь. Две рабыни идут перед нею: одна с высоко поднятым факелом и с чашей, в которой горит и дымится сера; другая, напротив, с опущенным.
(рабыням)
Вы шествуйте передо мной: ты с светом
Лучины и с пылающею серой,
Истоком девственных эфирных недр,
Чтоб чистое небесное дыханье
Вливалось в грудь мне. Ты ж стезю мою,
Коль кто-нибудь стопою нечестивой
Ее сквернил, – ты пламени, раба,
Ее отдай и, отрясая светоч,
Очисти путь пророчицы. Воздав,
Что я велю, богам, – обратно факел
Пусть каждая возложит на очаг.
(Останавливается, долго смотрит в небо; мало-помалу на нее находит пророческий экстаз; она простирает руки к Менелаю, затем обращается к Елене.)
Что скажешь ты, Елена, о гаданье
Моем теперь? Вот муж твой; кораблей
И твоего подобья он лишился.
(К Менелаю.)
Да, горький, сколько ты уже прошел
Тяжелых испытаний, а не знаешь,
Что ждет тебя…
Пауза.
Отсюда ль путь, иль здесь
Его предел? Там из-за вас сегодня
Мятется сонм Олимпа близ отца
Державного. Но Гера на тебя
Уже не копит злобы, как бывало;
Вернуть тебя хотела бы она
И с нею, гость:
(указывает на Елену)
пусть эллины увидят,
Что призрачен был Александров брак,
Киприды дар. Киприде же угодно
Не допустить возврата твоего,
Чтобы ее молва не обличила
За тот обман, которым красоты
Она стяжала первенство на Иде…
(Опускает глаза; пророческий экстаз проходит.)
Теперь зависит от меня: отдать
Тебя царю в угоду Афродите.
Иль, с Герою в согласье, – умолчав,
Спасти тебя от брата.
(В борьбе с назревающим решением.)
От него ж
Приказ – стеречь прибытие твое
И доложить ему.
(Решившись.)
Так кто же в поле
Пойдет царю сказать о Менелае?
Так будет безопасней для меня.
(бросаясь к коленям Феонои)
О дева… Я с мольбой к твоим коленям
Припала, и печальный этот прах
Я телом покрываю… Я за нас
Тебя молю обоих: за себя
И этого несчастного. Как долго
Его ждала я – и сейчас ножу
Его отдам? О нет! О Менелае,
Вернувшемся в объятия мои,
Ты не расскажешь брату: заклинаю
Тебя – спаси его; не отдавай
Ты святости души своей в обмен
За злую и неправедную милость!
Насилье неугодно божеству:
Приобретать – не похищать велело
Оно нам достояние свое
И отвергать богатство, если кривдой
Оно добыто. Общим небеса
Покровом нам, земля сырая общей
Обителью; но дом и то, что в доме,
У каждого свои, и не велит
Закон чужое отнимать насильем!
На счастье нам – хоть моего страданья
Ценой – отцу доверил твоему
Меня Гермес, для мужа моего
Чтобы сберег. Вот муж мой, взять с собою
Меня он хочет. Но возьмет ли мертвой?
И передаст ли мертвому живую
Родитель твой? Да, вникни в волю бога,
В отца завет! Вернуть иль не вернуть
Они б велели ближним их добро?
Вернуть, конечно. Неужели ж выше
Поставишь ты греховный помысл брата,
Чем благородство твоего отца?
А если ты, пророчица, которой
Свою и боги открывают волю,
Отца святую правду оскорбишь,
Неправую спасая правду брата,
Что за позор! Все тайны божества
Постичь, о сущем и не сущем верно
Судить, – а божью правду попирать!
Ну, а затем… Ты видишь: море бед
Мою ладью колышет, – о, спаси,
Спаси меня, союзницей да будет
И жалость справедливости твоей!
Ведь человека нет, кого б мое
Не возмущало имя. Вся Эллада
Молвы полна о той, что, изменив
Супругу, на злаченые чертоги
Польстилась. О, отдай отчизну нам!
Коли вернусь я в Спарту, – очевидной
Всем эллинам ты сделаешь игру
Богов и верность строгую Елены;
Себе верну жены я честной имя
И выдам дочь. Кто ж иначе моей
Захочет Гермионы? Я скитанья
Покончила бы горькие тогда
И достоянием родного дома
Свободно б насладилась. Если б муж
Убит был на чужбине – в слез потоках
Я б утешение вдовству нашла;
Но ведь он здесь, спасен от бед, от смерти,
И у меня отнять его хотят…
Царевна! Милосердье! Правды отчей
Ты оживи нам память. Выше славы
Для человека нет, как на отца
Великою душою быть похожим.
Я тронута твоей мольбою, мне
Так жаль тебя! Но речи Менелая
Я жду: что скажет он за жизнь свою?
К твоим ногам я не решусь припасть,
Слезами обливаясь: лавры Трои
Позорить малодушьем непристойно.
Хоть говорят, что благородных красит
В беде с ресниц упавшая слеза,
Я не поставлю этой красоты
Коль красота тут есть – превыше духа
Отважного.
Коли подскажет сердце
Тебе, жена, пришельца уберечь,
Когда жены он требует по праву,
Отдай жену ему и сбереги;
А скажешь «нет» – ну, что же? Не впервые
Мне принимать удар судьбы: дурной
Зато себя ты выставишь навеки.
А что меня достойно, справедливо
И за душу больней тебя возьмет,
То я скажу, припав к отца могиле:
«О старец, каменной гробницы житель!
Я требую супруги от тебя!
Верни ее: сам Зевс ее доверил
Тебе, чтоб мужу ты ее сберег.
Не можешь, знаю, мертвою рукою
Ее живому передать: внуши ж
Ты дочери, чтоб имени отца
Священного на жертву злым укорам
Не отдавала вещая, когда
К тебе в чертог глубокий доноситься
Моления людские будут. Все
В ее руках теперь. И ты, подземный
Аид, мне будь союзником! Иль мало
Из-за нее ты принял тел людских
Там, под булата моего грозою?
Ты получил вперед награду: дай же
Иль им вторичной жизнью зацвести,
Иль ей со славой отчею сравняться
И возвратить супругу мне мою».
(Опять обращаясь к Феоное.)
А если вы отнимете ее,
К ее словам прибавить я имею
Еще одно. Мы клятвою связали
Себя, – и вот что будет, дева. Если
Придет твой брат, я с ним вступаю в бой:
Иль он падет, иль я – рассказ несложен.
А если вызова не примет он
И голодом просителей у гроба
Неволить вздумает, – ее убить
Поклялся я и тот же меч двуострый
И в собственную грудь вонзить – вот здесь,
На насыпи могильной, чтобы крови
Струи в подземный терем потекли.
И двое нас на тесаном гробу
Уляжется тебе укором вечным
И на позор отцу. Но на моей
Жене ни брат твой, ни другой, царевна,
Не женится. Коль не домой и в Спарту,
Ее возьму в обитель мертвых я.
Вот речь моя. А слез и женских жалоб
Не жди: не жалким – сильным быть хочу.
Коль хочешь – убивай: позорной смерти
Я не приму. Но лучше – снизойди
К моим словам: тогда и я Елену
Верну себе, и ты – венец святой.
Тебе вершить, юница, эти речи:
Всех примири благим своим судом.
Во мне и кровь и ум благочестивы.
Я и себя блюду, и честь отца
Не запятнаю; брату же услугу
Себе в позор не вправе оказать.
Великая святыня Правды в сердце
Воздвигнута моем; она – Нерея
Дар, Менелая, – я сохраню ее.
И раз улыбка Геры над тобою
Я с нею заодно. Киприда же…
Гневить ее не буду, но не с нею
Мои пути: я – дева навсегда.
В чем ты отца корил за прагом смерти,
В том я с тобой согласна: я б виновна
Была, не возвратив тебе жены;
Ведь он бы вас соединил, будь жив он.
А за дела такие есть возмездье
И под землей, и здесь для всех людей.
Хоть не живет умерший, дух его
Сам вечен, в вечный принятый эфир.
И вот ответ мой краткий: вашей тайны
Не выдам я и брата дерзновенью
Мирволить не намерена; ему
Не на позор я окажу услугу,
Направив грешника на путь добра.
Исход придумайте вы сами; я же,
Покинув вас, в молчанье погружусь.
С мольбы богам начните. Ты, Елена,
Киприду упроси тебя вернуть
На родину; а Геру – чтобы ласки
Своей не изменяла. Ты ж, отец
Почивший наш, – покуда в этом сердце
Не смолкнет кровь, не будешь средь людей
Прославлен нечестивцем, и хвала
Вкруг имени великого не смолкнет.
(Уходит в двери со свитой.)
Нет для неправды прочного успеха,
Но правде и надежда верный друг!
Елена и Менелай в том же положении, как и до прихода Феонои.
От девы нам препятствия не будет;
Речь за тобой отныне, Менелай.
Придумай способ общего спасенья.
(после некоторого раздумья)
Послушай же… Своя ты в этом доме,
И, верно ж, ты имеешь там друзей.
(оживленно)
К чему ведешь ты речь? Знать, есть надежда
Счастливого исхода нам с тобой?
Кто тут у вас приставлен к колесницам?
Ты лошадей могла бы раздобыть?
Конечно да. Но незнакомой степью,
Средь варваров, далеко ль убежим?
Да, ты права… А если бы с тираном
Украдкою покончить? Вот и меч.
Нет, вещая б тебя не допустила
Убить царя, – он брат ей, не забудь.
Но корабля здесь нет же для побега,
А мой – увы! – похоронен в волнах.
Послушай женской мудрости. Согласен
При жизни ты за мертвого прослыть?
(нерешительно)
Примета все ж. Но коль к добру – готов я,
Хоть и живой, за мертвого прослыть.
Пред варваром тебя оплачу я,
Я волосы сниму, надену траур.
Не вижу здесь спасения для нас…
Какой-то стариной от средства веет.
Я умолю тирана, чтобы дал
Мне помянуть погибшего в пучине.
Но что же даст тебе пустой обряд?
Без корабля куда ж уйдем, Елена?
Пускай ладью снарядит нам, – убор
Почившему свезти в объятья моря.
Все хорошо придумано. А вдруг
Предложит царь поминки, но на суше?
Обычая в Элладе, скажем, нет,
Чтоб поминать на суше утонувших.
Да, это так. Конечно, я с тобой
Плыву, убор везем мы вместе в море.
Ты должен быть готов, да и твои
Товарищи, какие уцелели.
О, только б нам на якоре ладью!
Все, как один, там будут, и с мечами.
Об этом ты заботься. Только б нам
В попутчики послали боги ветер!
Я ль муками того не заслужил?
Но вестника кто смерти разыграет?
Ты сам. Скажи, что уцелел один
И что Атрид погиб перед тобою.
Да, мой наряд к рассказу подойдет:
Я потерпел крушенье – это видно.
Наряд нам в руку. Не с руки потеря
Была; на пользу вышла и беда.
Итак, войти ль с тобой мне во дворец?
Иль у гробницы пребывать спокойно?
Останься здесь. На случай, если б царь
На произвол решился, – гроб защитой,
А меч угрозой будет. Во дворце
Я локоны скосить отдам железу,
А светлых риз отраду заменю
Одеждою печальной, и ланиты
Следы ногтей кровавые хранить
Обречены. На острие ножа
Моя судьба. Обман угадан – смерть;
А удался – ты, родина, спасенье!
Владычица! Ты, ложа красота
Кронидова, пошли желанный отдых
На долю двух несчастных: к небесам
С мольбой подъяв десницы, мы взываем
К твоим чертогам звездным. Ты же, дочь
Дионы, ты, Киприда, – ты, Парисом
Венчанная ценой моей измены,
О, не губи нас! Или мало муки,
Иль мало я позора приняла,
Отдав чужому – не себя, но имя?
Коль умереть должна я, пусть же дома
Умру, по крайней мере. О, зачем же
Ты в нашем горе ненасытна так?
Ах, все любовь, измены, и коварства
Ты создаешь, и негу роковую,
От коей дом в потоках крови тонет…
А если б в меру ты сердца ласкала,
Из всех богинь была бы ты желанней
Для человека; так я и сужу.
(Уходит.)
Тебя, соловей, из свежей зеленой рощи,
Где песни в кустах
Росистых так нежны,
Тебя я зову, певец из певцов…
Бурые перья твое горло одели
С его сладкозвучным рыданьем…
Песне печальной моей помоги, соловей, своей трелью…
Песне о бедной Елене,
О роке троянок, гонимых
Грозным ахейцем,
Роке, нависшем с тех пор, как приехал ужасный жених
На своей заморской ладье,
И как он на гибель Приама
С ложа Елену сманил, спартанского ложа,
Волей Киприды.
О, скольких – увы! – ахейцев сразили копья
И каменный град!..
О, скольких ахейцев!..
Печальный Аид их тени объял;
В сирых остались домах жены; им косы
Отрезал булат златые
В сирых чертогах… Их много сгубил и пловец одинокий;
Там, на Евбее, огни он
Зажег, чтоб о скрытые скалы
Лодки разбило.
Их обмануло светило вдали… И Малея берет
Жестокую дань, когда
Провозил роковую добычу
Царь Менелай, – тот призрак, из облака слитый
Геры искусством…
Бог, или случай, иль демон,
Но как глубоко ни спускайся,
Силясь постичь смертных природу ты,
Видишь ты только, что боги
Туда и сюда нами мечут.
Тут утонул ты, а вынырнул там,
И судьба над расчетом глумится.
Ты, о Зевса дитя, – в объятия Леды
Птицей затем ли, скажи нам, спускался Кронид,
Чтобы по эллинской шири потом
Зевсовой дочери имя носилось
С кличкой изменницы низкой,
Безбожной?.. Я даже не знаю,
Можно ли верить божественной сказке,
Что некогда людям правдой казалась.
Смертные, это безумье,
Что острой лишь медью копейной
Доблесть добыть сердцем горите вы…
Или предела страданьям
Не будет для смертного рода?
Если кровавым лишь боем решать
Споры будем, они не умолкнут
Меж людьми никогда. За что Приамиды,
Эту покинув юдоль, в поддонное царство сошли?
Разве нельзя было спор разрешить
Твой, о Елена, словами? Зачем же
Пламенным стрелам, скажи нам,
Было летать, как перунам, вонзаясь
В старые башни Пергама?
И жизнь тебе к горю горе приносит.