О, что вижу? И сам послушания долг
Позабыть я готов, и из старческих глаз
Неудержно струится горючий родник.
Антигону ведут – ах, не в дом жениха:
Ее ждет всеприемлющий терем!
В последний путь, старцы земли родимой,
Я собралась теперь.
Этот солнца лучистый круг,
Ах, в последний вижу я раз.
Все прошло: живую меня
В дом ведет свой мрачный Аид
К берегу плача.
Нет мне проводной песни,
Подруг игры не услышит мой
Свадебный терем,
О, нет: владыке невеста я мрака.
Но ты чести стяжала нетленный венец,
С ним нисходишь ты славно в обитель теней.
Не ползучая хворь иссушила тебя,
Не жестокий булат твою грудь изрубил:
Ты нисходишь живая, одна среди жен,
Своему повинуясь закону.
Погибла так в горя расцвете, молвят,
Гостья с фригийских гор:
Где белеет Синила кряж,
Там живую камня побег,
Точно цепкий плющ, охватил,
Бурный дождь струится по ней,
Снег белеет, —
Так говорят сказанья.
Поныне там от бессонных слез
Камень влажнеет;
Такую гибель и мне судил демон.
Не забудь: то богиня, бессмертных дитя,
Мы же смертные люди и дети людей;
А ведь грешен запретной гордынею тот,
Кто с богами и в жизни равняет себя
И в загробной всесилии доли.
Глумишься ты? Ради богов отчизны нашей!
Скоро меня не будет;
Долго ли ждать вам?
О мой родимый край,
О счастливое племя,
О волны Диркеи! О роща
Царицы ристаний, Фивы!
Я вас зову в свидетели,
В какой меня могильный склеп, в страшный плен
Ведут, поправ людской закон,
И нет слезы мне от друзей!
О, что ждет меня?
Уж не числюсь среди живых я,
Еще не став между мертвых мертвой.
Прейдя земной отваги грань,
К престолу Правды вековой
Припала ты теперь, дитя.
Отца, знать, искупаешь горе.
Коснулись вы самой больной моей кручины,
Той незабвенной смерти,
Рока – его же
Тяжесть несем мы все,
Славный род Лабдакидов.
О терем проклятья! О ложе!
О ласки родимой крови,
От матери сыну жаркий дар!
От них ведь я несчастных дней нить веду.
И вот безбрачной девой к ним
Меня проклятье гонит – в ад;
А ты, бедный брат,
Негу брака познал – и ею
Живую, ах! мертвый к мертвым сводишь.
Почет богам – наш долг святой.
Но кто приемлет власти скиптр,
Тот власти должен честь блюсти.
Тебя ж дух гордой мысли губит.
Ах, без друзей, без песни брачной
Меня несчастную уводят
В последний, подневольный путь!
Этого ока святого сияние боле
Я не вправе видеть;
Боги! И никто меня почтить не хочет
Хоть слезой участья!
Конечно! Дайте волю человеку
Пред смертью чувства изливать свои —
Конца не будет жалобам и плачу!
Теперь довольно. Уведите деву
Скорей под полого кургана сень,
Как я сказал вам, и одну оставьте.
Там полная ей воля будет. Хочет —
Пусть тотчас примет смерть; а то и дальше
Живет во мраке птицей гробовой.
Нам от нее не будет оскверненья:
Я крови родственной не пролил, только
От мира жизни отлучил ее.
О склеп могильный! Терем обручальный!
О вечный мрак обители подземной!
Я к вам схожу – ко всем родным моим,
Которых столько, в лютой их кончине,
Приветила царица мглы ночной.
Теперь и я… Казалось, жизни этой
Конец далек, и что же? Злейшей смертью
Последовать за ними я должна.
И все ж – не каюсь я. Я верю, милой
Приду к отцу, к тебе, родная, милой,
К тебе желанной, брат родимый мой.
Родители, когда почили вы,
Своими я омыла вас руками,
Убрала вас и возлияний дань
Вам принесла. А за твою, о брат мой,
Своей я жизнью заплатила честь…
И вот меня схватили и ведут
На смерть – до брака, до веселья свадьбы,
Не дав изведать мне ни сладких уз
Супружества, ни неги материнства;
Нет, сирая, без дружеской слезы
Я в усыпальницу схожу умерших.
Но где ж тот бог, чью правду, горемыка,
Я преступила? Ах, могу ли я
Взирать с надеждой на богов, искать в них
Заступников? За благочестья подвиг
Нечестия я славу обрела!..
Что ж! Если боги – за царя, – то в смерти
Познаю я вину и искуплю.
Но если он виновен, – горя чашу
Мою – не более испить ему.
Не стихает, я вижу, мятежный порыв
В Антигоны душе.
Не стихает он, да, по ведущих вине,
И за медленность их наказание ждет.
О бездушное слово! Уж в гибели пасть
Ты ввергаешь меня!
Да, пожалуй. Совет мой – покончить совсем
С безрассудной надеждой на лучший исход.
Что ж, идем; я готова. О боги отцов!
Вы простите – прости ты, родная земля!
О, смотрите, фиванцы! Царевна идет —
Остальная наследница древних владык.
Вот судья мой – и вот преступленье мое:
Благочестию честь воздала я!