Эписодий Второй

Непонятное диво мне разум слепит.
Это ты, Антигона? Зачем не могу
Уличающих глаз я во лжи уличить!
О Эдипа-страдальца страдалица-дочь!
Чего ради, царевна, схватили тебя?
Неужели дерзнула ты царский закон
Неразумным деяньем нарушить?

Да, да, она виновница; ее мы
Застали хоронящей. Где Креонт?

Он вовремя выходит из дворца.

С какой потребностью совпал мой выход?

Да, государь; ни в чем не должен смертный
Давать зарок: на думу передума
Всегда найдется. Вот возьми меня:
Я ль не клялся, что ни за что на свете
Не возвращусь сюда? Такого страху
Твои угрозы на меня нагнали.
Но сам ты знаешь: всех утех сильнее
Нежданная-негаданная радость.
И вот я здесь, и клятвы все забыты,
И эту деву я привел: у трупа
Лелеяла покойника. Без жребья,
Без спора мне присуждена находка.
Ее тебе вручаю я: суди,
Допрашивай, меня же от опалы
Освободи и отпусти домой.

Ее привел ты… как и где найдя?

Труп хоронящей – этим все сказал я.

Ты понимаешь, что ты говоришь?

Сам видел, хоронила труп она,
Тебе наперекор. Ужель не ясно?

Как ты увидел? Как схватил ее?

Так было дело. Я туда вернулся
Под гнетом яростных угроз твоих.
Смели мы пыль, что покрывала труп,
И обнажили преющее тело.
Затем расселись на хребте бугра,
Где ветер был покрепче – от жары ведь
Тлетворный запах издавал мертвец.
Чуть засыпал кто – руганью усердной
Его будил сосед – знай дело, значит.
Так время проходило. Вот уж неба
Средину занял яркий солнца круг,
И стал нас зной палить. Внезапно смерч
С земли поднялся, в небо упираясь
Своей верхушкой. Всю равнину вмиг
Собой наполнил он, весь беспредельный
Эфир; кругом посыпались с деревьев
Листва и ветви. Мы, глаза зажмурив,
Старались божью вынести напасть.
Прождали мы немало; наконец,
Все успокоилось. Глаза открыли —
И что же? Дева перед нами! Плачет
Она так горько, как лесная пташка,
Когда, вернувшись к птенчикам, застанет
Пустым гнездо, осиротелым ложе.
Так и она, увидев труп нагим,
Взрыдала, проклиная виноватых,
И тотчас пыли горстию сухой
И, высоко подняв кувшин узорный,
Трехкратным возлияньем труп почтила.
Увидев это, бросились мы к ней.
Она стоит бесстрашно. Мы схватили
Ее, и ну допрашивать: о прежнем
Обряде, о вторичном – и во всем
Она призналась. И отрадно мне,
И жалко стало. Да и впрямь: ведь сладко,
Что сам сухим ты вышел из беды;
А все же жаль, когда беду накличешь
Ты на людей хороших. – Ну, да что!
Всегда своя рубашка к телу ближе.

Ты это! Ты!.. Зачем склоняешь взор?
Ты это совершила или нет?

Да, это дело совершила я.

Теперь иди, куда душе угодно:
С тебя снимаю обвиненье я.
Страж уходит. Креонт обращается к Антигоне:
А ты мне ясно, без обиняков
Ответь: ты о моем запрете знала?

Конечно, знала; всем он ведом был.

Как же могла закон ты преступить?

Затем могла, что не Зевес с Олимпа
Его издал, и не святая Правда,
Подземных сопрестольница богов.
А твой приказ-уж не такую силу
За ним я признавала, чтобы он,
Созданье человека, мог низвергнуть
Неписанный, незыблемый закон
Богов бессмертных. Этот не сегодня
Был ими к жизни призван, не вчера:
Живет он вечно, и никто не знает,
С каких он пор явился меж людей.
Вот за него ответить я боялась
Когда-нибудь пред божиим судом,
А смертного не страшен мне приказ.
Умру я, знаю. Смерти не избегнуть,
Хотя б и не грозил ты. Если жизнь
Я раньше срока кончу – лишь спасибо
Тебе скажу. Кто в горе беспросветном
Живет, как я, тому отрадой смерть.
Нет, не в досаду мне такая участь.
Но если б брата, что в одной утробе
Со мной зачат был – если б я его,
Умершего, без чести погребенья
Оставила – вот этой бы печали
Я никогда осилить не смогла.
Ты разума в словах моих не видишь;
Но я спрошу: не сам ли неразумен,
Кто в неразумии корит меня?

Отца мятежного мятежный дух
В тебе живет: не сломлена ты горем.

Ну, так узнай: чем круче кто в гордыне,
Тем ближе и падение его.
Пусть раскалится в огненном горниле
Железа сила: будет вдвое легче
Его ломать и разбивать тогда.
И пылкого коня лихую удаль
Узда смиряет малая: не след
Кичиться тем, кто сильному подвластен.

Что ж нам о ней поведать? Провинилась
Уж в первый раз сознательно она,
Когда закон, известный всем, попрала;
Теперь же к той провинности вторую
Прибавила она, гордяся делом
Содеянным и надо мной глумясь.
Не мужем буду я – она им будет —
Коль власть мою ей в поруганье дам.
Нет; будь сестры она мне ближе, ближе
Нам всем родного домового Зевса:
Они с Исменой не избегнут кары,
И кары строгой. Обе виноваты:
Они вдвоем обдумали тот шаг.

Вы, позовите мне сюда Исмену.
Я только что ее в покоях видел
Безумною от крайнего волненья.
Да, кто во тьме недоброе замыслит,
В своей душе предателя взрастит;
Но хуже тот, кто, пойманный с поличным,
Прикрасы слов наводит на вину.

Ты кару ищешь мне сильнее смерти?

Нет, этого достаточно за все.

Зачем же ждать? Мне речь твоя противна;
Не примирюсь я с нею никогда.
Так и тебе не по сердцу мой подвиг. —
И все ж – могла ли я славнее славу
Стяжать, чем ныне? Я родного брата
Могилою почтила.

Если б страх
Язык им не сковал, они б признались
Что мыслями со мною заодно.
Завидна жизнь царей: они лишь могут
И говорить, и делать, что хотят.

Ужели всех кадмейцев ты умнее?

Спроси у них – пусть разомкнут уста.

Не стыдно ль мыслить розно ото всех?

Почтить родного брата – не позорно.

А тот не брат, что с ним в бою сразился?

О да, и он: одна и та же кровь.

За что ж его ты оскорбила тень?

Меня покойный не осудит, знаю.

Как? Нечестивца ты сравняла с ним!

Погиб мой брат, а не какой-то раб.

Погиб врагом, а тот спасал наш город!

И все ж Аида нерушим закон.

Нельзя злодеев с добрыми равнять!

Почем мы знаем, так ли там судили?

Вражда живет и за вратами смерти!

Делить любовь – удел мой, не вражду.

Ступай же к ним и их люби, коль надо;
Пока я жив, не покорюсь жене!
Из дворца выводят Исмену.

Посмотрите: Исмена у входа, друзья!
Сердобольные слезы текут из очей;
Ее щеки в крови; над бровями печаль,
Словно туча, нависла, горячей струей
Молодой ее лик орошая.

А, это ты в тени укромной дома
Змеей ползучей кровь мою точила,
И я не ведал, что рощу две язвы,
Две пагубы престола моего!
Скажи мне ныне: признаешь себя ты
Сообщницей в том деле похорон,
Иль клятву дашь, что ничего не знала?

Коли она призналась – то и я.
Ее вину и участь разделяю.

Нет, не разделишь – Правда не велит:
Ты не хотела – я тебя отвергла.

Но ты несчастна – и в твоем несчастье
Я не стыжусь быть дольщицей беды.

Любовь не словом дорога, а делом;
О деле ж знает царь теней, Аид.

О, не отталкивай меня! Мы вместе
Умрем и смертью мертвого почтим.

Ты не умрешь. Чего ты не коснулась,
Своим не ставь; за все отвечу я.

Какая жизнь мне без тебя мила?

Спроси Креонта: он тебе опора.

К чему насмешки! Легче ли от них?

Верь, горше слез нас мучит смех такой.

Чем же утешу я тебя хоть ныне?

Себя спаси; тебе я жить велю.

О горе, горе! Жить с тобой в разлуке?

Ты жизни путь избрала, смерти – я.

Но я тебя отговорить пыталась.

Кто прав из нас, пускай рассудят люди.

Но в этом деле обе мы виновны.

Нет. Ты жива, моя ж душа давно
Мертва; умерших чтит моя забота.

Ума решились эти девы, вижу:
Одна – теперь, другая – с малых лет.

Да, государь, ты прав; врожденный разум
Со счастьем вместе покидает нас.

Впрямь, коли ты со злой влечешься к злу!

Мне жизнь не в жизнь с ней розно, государь.

Не говори ты «с ней»! Ее уж нет.

И ты казнить решил невесту сына?

Есть для посева и другие нивы!

Нет, коли все давно сговорено!

Дурной жены я сыну не желаю.

О Гемон, как не дорог ты отцу!

Его женитьба – не твоя забота.

И сына ты лишишь такой невесты?

Лишу не я: разлучница здесь смерть!

Как видно, казни ей не избежать.

Ты понял верно. Но довольно. Стража!
Домой их уведите… Да, еще:
Двух женщин этих под охраной верной
Держать, свободы не давать отнюдь:
И смельчаки не презирают бегства,
Коль сознают, что смерть недалека.

Отправить