24. Следователь

Беседа с родственниками жертв, связанных непосредственно с Вероникой Шитовой (Анатолия Еремина, Дмитрия Васильева и студента Александра Никитина), ничего нового Зосимову не дала. Разные судьбы, разные характеры, разные интересы во всем, что не касается любви. Ничего особенного, странного, никаких угроз, шантажа, долгов, мести, зависти, что могло бы как-то пролить свет на одно из этих убийств. Общее – это любовь к Веронике.

– Да он просто с ума сходил по этой Веронике, – плакала горько мать музыканта Васильева, прижимая к груди портрет сына. – И ведь знал, что она такая… а все равно почти каждый день встречался с ней, тратил последние деньги на цветы или подарки… Бедный мой мальчик… И где же теперь искать его тело?

Сестра Еремина (ухоженная, незамужняя, принадлежащая к тому типу женщин, у которых всегда все в порядке, от аккуратных стопок чайных чашек в кухонном шкафчике до чувств, мыслей, а также банковских счетов) была не столь эмоциональна. Предложив Зосимову выпить, она, угостив его помимо вина еще и вкусным сыром, грустно произнесла:

– Мне стыдно за брата… И пожить достойно не смог, и умереть… Женщин всегда воспринимал исключительно как источник средств существования. Я его всегда презирала за это. Но он, по-видимому, считал это профессией. А Вероника эта, прости меня, господи, была просто дурой, раз не разглядела в нем сути. Он же – пустышка!

Родители студента Никитина, чье тело после ряда проведенных экспертиз уже выдали близким и им занимались работники похоронных служб, испытывали жгучую ненависть к погибшей в один день с их сыном Веронике.

Зосимов заехал к ним уже около полуночи, уставший, выразил им свои соболезнования, задал несколько вопросов, но, не получив никакой интересной информации («Да он был в нее влюблен, в эту дрянь!»), распрощался.

Дома принял душ, поел горячего супа и сразу же лег спать.

С Людмилой об этом деле старался не говорить, молчал даже утром, когда она кормила его завтраком. Может, ему показалось, но и сама Людмила словно намеренно не затрагивала тему, щебетала что-то о том, что надо бы купить каких-то там ниток, что все иглы сломались, словом, вела себя так, как ведут себя не очень умные люди, стараясь скрыть свои истинные мысли и желания. А желание расспросить мужа о том, чем он занимался весь вечер и как вообще идет расследование, ее наверняка просто сжигало. Любопытно, конечно же. А может, она просто почувствовала, что он в тупике, что ему сейчас очень трудно, поэтому не задает лишних вопросов? Нет, на нее это не очень-то похоже.

И все-таки она вела себя как-то неестественно. Может, она со своей подружкой Лизой что-то затеяла? Занимаются девочки тихонько самодеятельностью? Хотя что они могут предпринять? Куда сунуть свои любопытные носы?

Надо бы посоветовать Людмиле, чтобы она через Елену попробовала убедить Максима Шитова прекратить свою дурацкую игру в прятки. С одной стороны, Валерий понимал Шитова. Устал мужик от долгих допросов, от того, что ему приходится отбиваться от попыток следствия повесить на него вину за преступления, которые он не совершал. К тому же он переживал сейчас очень трудные времена, ведь он потерял единственного близкого человека, брата, который был частью его жизни, пусть и самой проблемной. К тому же от него в любое время могла отвернуться женщина, с которой у него, если верить Людмиле, начали завязываться романтические отношения.

А тут еще смерть сиделки!

– Спасибо, Люся, каша была очень вкусная, – сказал он, целуя жену. – Я поехал.

– Желаю тебе удачи! – она тоже поцеловала его и улыбнулась какой-то странной, незнакомой ему улыбкой.

А может, она молчит потому, что ей стало что-то известно? Ведь у Елены, ее новой знакомой, есть свой источник информации, к тому же не простой следователь, а человек наверху, сам Пушков…

– Я к Марии Калмыковой, к сестре сиделки, по делу Шитовых, а ты поторопи Надю с экспертизой книги, которую я ей вчера завез, хорошо? – сказал он Суровцеву по телефону из машины.

Книга, какой-то роман Золя. Что интересного она может рассказать следствию об обстоятельствах, при которых оказалась в квартире Шитовой? Скорее всего, ничего. Но однако там, в этом романе, много цветов. Это и натолкнуло на определенные мысли…

Вот так всегда: когда не за что зацепиться, ищешь уже не улики, а их возможные призраки.

На Масловку он приехал в начале десятого, быстро нашел нужную квартиру, позвонил.

Он знал, что разговор с сестрой Любы будет трудным. Во-первых, это по его распоряжению похороны сиделки пришлось отложить. А ведь наверняка был заказан автобус, еще какие-то ритуальные услуги. Но ему не в чем было себя упрекнуть, поскольку именно тщательная экспертиза позволила доказать, что и Аркадий, и Люба были отравлены!

Он позвонил, не особенно надеясь, что в квартире кто-то есть. Будний день, Мария Калмыкова, вероятно, на работе. А это – в Выхино, далековато будет. И телефон у нее, как назло, сломался. Вот уж действительно – не вовремя.

– Кто там? – услышал он недовольный женский голос.

Ну, слава богу, дома!

– Следователь Зосимов.

– Сейчас.

Дверь открылась, и первое, что он увидел, – прислоненная к стене, обитая красным сатином, крышка гроба. Обычно крышки ставят в подъезде… В полумраке прихожей стояла женщина во всем черном. Стрижка каре, светлые волосы, поверх них черная косынка. И черные очки в пол-лица.

– Мария?

– Проходите. Я вас ждала. Вот сюда, здесь посветлее, – она пригласила его войти в гостиную, где в центре на табуретках стоял гроб с телом сестры, лицо которой было прикрыто платком.

– А можно где-нибудь в другом месте… – сказал Зосимов, шарахаясь от этого зрелища. – Я понимаю, у вас горе. Позвольте выразить вам свои соболезнования.

– Спасибо.

– Когда похороны?

– Завтра в двенадцать.

– Вы уж извините, что так получилось с телом вашей сестры… что не дали вам возможность похоронить ее, как положено, вовремя, понимаю, что вы потратились… Мария, вы слышите меня?

– Да-да, извините… Вы думаете, я не понимаю, зачем вы ко мне пришли? Да я вам благодарна, что все так получилось. Теперь мы хотя бы знаем, что Любушку убили. Я сразу стала подозревать что-то неладное. Ведь Люба была совершенно здорова. И уж на сердце точно никогда не жаловалась. Да и разве стала бы она ухаживать за тяжелобольным, если бы ей нельзя было поднимать тяжести? Валерий… Как вас?

– …Григорьевич.

– Валерий Григорьевич, прошу вас, держите меня в курсе расследования. Но вы приехали ко мне сюда, чтобы задать какие-то вопросы, ведь так? Вы хотите расспросить меня о моей сестре и Аркадии?

– В смысле? – не понял Зосимов. – А… Ну, да. Расскажите, кто, по-вашему, мог так ненавидеть Аркадия и вашу сестру?

– Вы что, нарочно пытаетесь меня запутать? О какой такой ненависти вы говорите?

Слезы из-под темных очков потекли по впалым щекам, закапали на черную ткань платья.

Валерий был окончательно сбит с толку. Ему вдруг показалось, что Мария Калмыкова знает об этом деле что-то такое, о чем он и не подозревает, и ей кажется, что он просто ломает перед ней комедию, разыгрывая из себя простачка. Как бы подыграть ей, чтобы выведать у нее правду?

Или же честно признаться, что у него нет ни одной сколько-нибудь стоящей версии, позволить ей самой выложить ее как драгоценность?

– Вы знаете, кто убил вашу сестру? – он решил действовать наверняка.

– А вы как будто не знаете, – она скривила свой бледный, мокрый от слез рот в усмешке. – Пожалуйста, не надо вот этих дежурных дурацких вопросов… Вы же сами все отлично знаете. Я понимаю еще, если бы Аркадий был жив, но его нет. История окончена. Можно выложить все свои карты. Не перед кем стыдиться.

– Я не понял…

– Ну, как же! Вот если бы он остался жив и все вскрылось, тогда Максим бы завертелся, начал бы искать лучших адвокатов, чтобы его брата признали невменяемым и все такое… Чтобы он не понес заслуженного наказания. И кому-то, кто раскрыл бы всю правду, было бы очень перед ним стыдно. Но Аркадия, повторяю уже нет в живых… Кого стесняться?

– Мария… Может быть, расскажете все по порядку? Ведь вы же были, я так понимаю, самым близким человеком для вашей сестры.

– Нет… Это я раньше так думала. Когда она приехала ко мне из Калуги, я поселила ее у себя, помогла с пропиской, потом устроила ее в гостиницу на работу. Если бы не пожар, может, она так и продолжала бы там работать. Но один этаж гостиницы сгорел, Люба осталась без работы, и вот нашла это объявление, будь оно неладно! Я ей сразу сказала, сиделка – это трудно. Сможешь? Она сказала, что сможет. Так она и оказалась в этой семье. Поначалу ей тяжело было, она приезжала ко мне, плакала, говорила, что у нее руки болят, что Аркадия носить надо на руках, что массаж она ему делает. А потом жаловаться перестала.

Калмыкова вздохнула, достала из кармана носовой платочек, промокнула им слезы.

– И вдруг заявляет мне в один прекрасный день, что она перебирается к нему, к Аркадию, что будет там жить. Что это удобно, не надо тратиться на транспорт… Да и вообще она жила там на всем готовом.

– Скажите, вы мне все это сейчас к чему рассказываете?

– Да к тому, товарищ следователь, что вы спросили меня, была ли я своей сестре близким человеком… Вот я и отвечаю – нет! Моя сестра была очень несчастна! Она влюбилась в этого инвалида и считала его своим самым близким человеком! Вот так. А он продолжал любить свою бывшую жену, Веронику, эту шлюху! Он же целыми днями просиживал перед окном! Уставится в свою подзорную трубу и смотрит, смотрит… Она мужиков меняет, как перчатки, а он все равно смотрит… Знаете, мне в этой истории Максима жалко, брата его. Все его желания исполнял, даже самые идиотские… Всю ее квартиру цветами заставили, уроды, а не люди! Нет бы Любаше скромный букетик подарить за то, что она ухаживает за этим… Аркадием! Да и не только за это…

– Послушайте, вы что-то знаете… Так кто убил Веронику и всех ее любовников?

– Аркадий, кто же еще! – она нервно хохотнула.

– Но как? Он же инвалид…

– В последние месяцы его руками и ногами была моя сестра.

– Это она сама вам рассказала?

– А как иначе он мог бы оказаться там, в доме своей бывшей жены? Конечно, она ему помогала. Но моя сестра, понятное дело, делала это за деньги. А еще… Не знаю, нафантазировала ли она себе или это действительно правда, но Аркадий обещал жениться на ней.

– Что? Жениться?

– Это был бы один из самых крепких браков, между прочим. Моя сестра была практичной особой, и она быстро взяла бы все в свои руки. И уж подзорную трубу точно бы выбросила, прямо из окна! Они переехали бы в другую квартиру, где ничего не напоминало бы Аркадию о Веронике. Думаю, Любаша рискнула бы даже забеременеть и родить. Одно дело, когда ты просто сиделка, а совсем другое – когда ты законная жена и на тебя записана часть имущества. Это придает уверенности, знаете ли… И все получилось бы, если бы этот Аркадий окончательно не спятил.

– Так это он, говорите, убил Веронику?

– Меня там не было, поэтому я могу только догадываться, но то, что он собирался ее убить, Люба мне говорила. У нее были любовники. Так вот Аркадий застрелил троих. А потом и Веронику.

– С помощью вашей сестры?!

– Получается, что да…

– Она сама вам сказала?

– Она приехала ко мне в тот день, когда все это случилось, сказала, что она оставила Аркадия в той квартире, которая напротив квартиры Вероники. Она думала, что Аркадий хочет просто с ней поговорить, хотя о чем говорить, когда они были в разводе… Может, перед тем как сделать официальное предложение Любе, он решил еще раз спросить Веронику, не хочет ли она вернуться к нему… Я не знаю.

– Она оставила его там и приехала сюда, к вам?

– Да, она сильно нервничала, говорила, что у нее нехорошее предчувствие… А потом снова поехала туда, к нему. Она позвонила мне оттуда и сказала, что Аркадий каким-то образом вернулся домой один. Что он очень плох, что заговаривается, что она боится за него…

А потом к Аркадию приехали какие-то люди. Возможно, это были вы, и сообщили о смерти Вероники.

– Так кто убил Аркадия?

Мария Калмыкова сняла очки и промокнула мокрые от слез глаза, затем снова надела их.

Она сидела перед Зосимовым такая несчастная, одинокая, раздавленная сознанием того, что совершила ее сестра, и не знала, как ему это сказать. Усугублял обстановку и кисловатый запах старой одежды, нафталина, пота и еще чего-то ядовитого, тошнотворного, что исходило от женщины. Плюс специфический душный запах покойника в квартире.

– Я думаю, что это она… Люба… Ведь ее отпечатки, я так понимаю, повсюду… там, где убили Веронику… Да и Аркадий был не в порядке… Да, я же не сказала главного: Аркадий не так давно передал свою долю Максу! Вот, понимаете?!

– Все это как-то связано? – Зосимов пытался уловить основную мысль Калмыковой, которую она постоянно теряла.

– Да конечно! Все ее планы рухнули в одночасье, стоило Аркадию все отдать брату.

– Представляю себе, как ваша сестра была разочарована… – решил подлить масла в огонь Валерий.

– Она, когда узнала, сильно разозлилась, просто-таки возненавидела их обоих, братьев… Ну а потом, я думаю, она окончательно запуталась, и, уже не зная, как выбраться из этой ситуации, чтобы на нее не свалили убийство такого количества людей, решила отравить Аркадия.

– Вы полагаете? – с недоверием произнес Валерий.

– У меня и доказательства имеются…

Она встала, мелкими шажками, словно ей мешала узкая юбка, подошла к кухонному шкафу, открыла его и достала оттуда мятый листок. Протянула Зосимову.

– Я, конечно, не разбираюсь в лекарствах, я не химик и не фармацевт, но, думаю, и Люба, и Аркадий пострадали от одного и того же лекарства… Люба купила его примерно неделю назад. Я еще удивилась, зачем ей сердечный препарат…

– И что она ответила?

– Для Аркаши.

– Так и сказала?

– Да. Но я и не стала расспрашивать. Аркадий был человек очень больной, мало ли что, может, у него начались проблемы с сердцем… Вообще-то Люба покупала ему огромное количество разных лекарств. Он пил таблетки горстями…

– Скажите, вы могли бы все это записать?

– Конечно! Прямо сейчас? – Она оглянулась на дверь, ведущую в комнату с покойницей.

– Да, прямо сейчас.

Зосимов вдруг испытал невероятное облегчение. Оказывается, все так просто! Значит, Аркадий. Все правильно. У него и мотив железный. Все логично. Убивает любовников бывшей жены, а потом и ее саму. Пользуется при этом помощью влюбленной в него женщины, обещая на ней жениться, а сам и не думает выполнять обещание и переписывает свою долю в фирме капитала на брата. Люба, которая по уши увязла в этих делах, уже ничего не испытывая к инвалиду, кроме отвращения и злости, подсыпает ему смертельную дозу препарата, вызывающего сердечный приступ…

Вот только зачем же она после всего этого убивает себя?

– А вы уверены, что это Люба отравила Аркадия, а не наоборот? – он посмотрел на приготовившуюся записывать Калмыкову, с сосредоточенным видом уставившуюся на лист бумаги. – Может, убив Веронику, Аркадий выпил лекарство, о действии которого был хорошо осведомлен и которое по его просьбе купила Люба, а потом подмешал растертые таблетки в питье вашей сестры. Выпив чаю, к примеру, она поехала домой и там ей стало плохо… Да-да, думаю, что так оно и было… Ее отравили у него дома! Стакана с остатками этого препарата мы в вашей квартире не обнаружили. Мы нашли лишь разбитый стакан с безобидными сердечными каплями…

– Аркадий? Господи, я уже и не знаю… Вы мне подскажите, что писать, как, что сначала, а то я и не знаю… Да только смысл-то в этом какой? Наказывать-то некого!

Валерий же был совершенно другого мнения. Дело-то, по сути, он раскрыл. Не без помощи Калмыковой, конечно.

Но роман Аркадия с Любой – это, конечно, бомба. Все намешано в этом деле, но больше всего все-таки любви, страсти, эгоизма, невозможности простить друг друга, плюс расстроенная психика…

Звонок Максима, последовавший сразу после того как он вышел из душной квартиры Калмыковой, Валерий воспринял как знак судьбы. Все-таки он не ошибся в нем. Никуда он не сбежал. Может, ему просто хотелось сутки побыть одному.

Максим подъехал к нему в Следственный комитет, извинился, что был недоступен, сказал, что устал от свалившихся на его голову проблем, и попросил воды.

Зосимов вышел из кабинета с графином, зашел в туалет, набрал воды и решил позвонить Людмиле.

– Привет. Слушай, тут такое дело… Ты скажи, передай через свою подругу Лизу, чтобы та сообщила Елене… Ну, ты знаешь, о ком я… Тут дело серьезное… Пусть Максим объявится, у меня ордер на его арест… Все поняла?

Он вернулся в кабинет и попросил телефон Максима.

– Сдается мне, что моя жена ведет параллельное расследование, – сказал он, улыбаясь и крепко сжимая в руке телефон Максима. Тотчас раздался звонок, Валерий, сделав знак рукой Максиму, мол, я послушаю, открыл его телефон. Послушал, произнес «следователь Зосимов слушает», после чего, качая головой и ухмыляясь, отключил телефон.

– Да уж, система оповещения у них феноменальная, – сказал он. – Ведь сказал же ей, не лезь! Ну да ладно. Максим, вы не хотите рассказать мне о сиделке Аркадия?

Максим с чувством безнадежной растерянности отвернулся к окну.

– Вы знали?

– Я случайно узнал… – видно было, что ему неприятно об этом говорить. – Просто пришел как-то днем и застал их… Зрелище, скажу я вам…

– А ваш брат вам это объяснил? Просто секс или?..

– Думаю, он скорее проверял себя… Люба же, как он потом мне рассказал, сгорая от стыда, надеялась, что он женится на ней.

– Вы поэтому решили с братом провернуть эту операцию с передачей его активов вам?

– Да. Ну не тянула эта женщина на любящую супругу. Никак. Она просто решила устроить свою жизнь. И ее можно было понять… Своего жилья у нее не имелось, она, приехав в Москву из провинции, поселилась у своей сестры, работа у нее была грязная, да и неблагодарная… Чего уж там…

Валерий достал чистый лист бумаги, протянул Максиму Шитову ручку.

– Пишите!