Русы-индоевропейцы уверенно наступают на Месопотамию. После временной «передышки» на Армянском нагорье, длившейся для одних родов сотни, а для других тысячи лет, они спускаются в долины. И мы видим в середине 6 тыс. до н. э. блестящие культуры суперэтноса в Северной Месопотамии. Речь идет о Хассуне и Самарре. На юге Двуречья еще слишком жарко и слишком сыро. Но на севере, в долинах Тигра и Евфрата, спустившиеся с нагорья русы оседают прочно и основательно. Они строят большие прямоугольные дома из нескольких комнат с приусадебными пристройками, вырывают во дворах большие ямы для хранения припасов, заливают их битумом. Они земледельцы и оседлые скотоводы уже в поколениях. Они блюдут все традиции русов-индоевропейцев.

Но главное, в чем они проявляют себя, – искусства и ремесла. У русов, отладивших хозяйственный механизм производства и сохранения пищи до совершенства, высвобождается время. И они его не расходуют зря. В Хассуне и Самарре появляется уже подлинная скульптура, почти реалистически передающая красоту человеческого тела. Фигурки изготовляются из глины и битума, инкрустируются поделочным камнем. В еще большей степени развивается лицевая керамика, то есть изготовление сосудов в форме человеческой головы или всего тела. Мастера Хассуны и Самарры закладывают в керамику столько всевозможных приемов и мотивов, что они будут использоваться на протяжении тысячелетий, даже после того, как индоевропейцев вытеснят с Ближнего Востока. Сосуды на ножках, сосуды с лепной мелкой пластикой в виде фигурок животных и людей… Но основное достижение русов хассунской и самаррской культур – это великолепная роспись по керамике. Эта роспись, ее мотивы не возникают из ничего. Жители Северной Месопотамии развивают изобразительные традиции русов, традиционный орнамент и его элементы, доводя их до совершенства. Геометрический стиль сложнейших орнаментов, в основе которых лежат индоевропейские кресты и волнистые линии, становится шире, мощнее, выразительнее. И вершина его – бесподобные свастики-солнцевороты хассунцев и самаррцев.

Магически-сакральная, обережная свастика – эта визитная карточка индоевропейских археологических культур – усложняется, наполняется житейским содержанием. И мы видим не просто пересечения линий, а стремительный хоровод рыб, кружение четырех оленей, гордо откинувших рогатые головы, замысловатые хитросплетения, складывающиеся в затейливый солнцеворот. Свастика приобретает художественность форм, сохраняя непреходящее сакральное значение.

Здесь уместно будет дать этимологическое значение таких фундаментальных многотысячелетних образов-символов индоевропейцев-русов, как крест и свастика. Это необходимо сделать, чтобы внести ясность в существо вопроса, отсечь спекулятивные измышления тех, кто примешивает к истории политику, и отсеять домыслы чрезмерных поклонников раннего немецкого романтизма. Первым, чересчур ретивым «антифашистам», я могу сказать, что во всех ведущих музеях мира стоят сотни тысяч артефактов (предметов, найденных археологами в раскопах), украшенных свастикой или свастичным узором, – все они охраняются как бесценные сокровища человечества. В музеях Израиля – Национальном музее в Тель-Авиве, в Археологическом музее Иерусалима, Музее Рокфеллера в Иерусалиме и т. д. – сосуды, фигурки, мозаики, украшенные свастикой хранятся с не меньшим тщанием, чем сосуды с «давидовой звездой» – свидетельствую, как очевидец, как специалист, лично и на месте изучавший собрания всех ведущих музеев Европы и Ближнего Востока. Свастика – неотъемлемая часть земной культуры и характерный знак-символ индоевропейцев. Что касается вторых, неоязычников, тяготеющих к мифам времен немецкого романтизма, хочу заметить им – не надо путать историю и исторические факты с поэзией. Появившиеся в последние годы «поэтические» трактовки сакрального значения свастики и креста есть в основном плод фантазии непрофессионалов, наносящий значительный вред пониманию Подлинной Истории.

Итак, ниже я даю лингвистическое, этимологически-смысловое и знаковое значение двух важнейших символов русов-индоевропейцев.

Крест – есть совокупность корневых основ «крс-» + «ст-». «К-рс», как мы уже знаем, это сопричастность «к» к «рс-», то есть – «крас-ивый, хорош-ий, крас-ный-русый-свой, рус-ский, светлый, чистый». «Ст-» – «устойчивость, стояние, твердость, незыблемость, опора, твердыня, устой». «Крс» + «ст» = «крест» = «светлый, хороший, красивый, свой, устойчивый-твердый» или, более образно, «устой светлого-своего-хорошего-русского», «твердыня-оплот своего-светлого-хорошего-чистого». «Красное солнышко» всегда доброе, хорошее, красивое, свое. Знак Хорса («крс-») – солнца – крест.

Крест – оберег ото всего злого, чужого, темного, нехорошего, несвоего, нечистого, нетвердого-зыбкого и для рода русов-индоевропейцев – «нерусского». Крест – величайший магически-сакрально-традиционный знак-символ-образ индоевропейцев, существующий уже сорок тысячелетий и естественно перешедший из индоевропейского язычества в индоевропейское христианство (Православие).

Крест – символ Рода-Сварога («Саваофа» в позднесемитской транскрипции) и Христа. «Христос» – теоним, имеющий русский корень «крст-хрст» и поздне-«греческое» (из русского звательного «Христо») окончание «-ос».

Свастика есть катящийся по небу, движущийся крест-солнце. «Свастика» = корневая основа «свт-» + корневая основа «ст-» и суффикс-окончание «-ика». «Свт-» – есть «свет, светлый, свят, святой» (свет, обретающий сакральность, святость, как пример «день» = «део» – «день-бог»). «Ст-» – есть «устойчивость, стояние, твердость, незыблемость, устой, твердыня, оплот». «Сваст-ика» – «святая-светлая твердыня-оплот». Свастика появляется позже креста, когда русы-индоевропейцы осознают, что и движущееся светлое, святое, хорошее, доброе начало (как Хорс-солнце) может быть незыблемо, неостановимо, спасительно устойчиво в своем движении. «Свастика» – «устой-основа святости-Света», «катящаяся по Небу твердыня светлого-святого». Свастика – образ сложный и емкий, исходящий из образа креста и связанный с ним. Свастика есть крест, обретший в движении по Небу небесную святость.

Русы-индоевропейцы, как и русы-бореалы, не были лингвистами-языковедами, они просто знали, что крест и свастика – это свое, светлое, доброе, святое. Они верили, что крест и свастика защищают их от зла и нечисти. И потому ставили эти свои обережные знаки на домашнюю утварь, сосуды, орудия труда, оружие, вышивали их на одежде, рушниках, украшали ими стены домов и т. д. Именно в форме креста они воспринимали ту Силу, что породила их, что продолжает их опекать. Ставя знаки, олицетворяющие эту Силу, на предметы обихода, русы подчеркивали, что Она всегда рядом с ними, всегда оберегает их. И нам пора понять, что это не «страхи», не «суеверия», не «религиозность». Это просто осознание своей собственной причастности к некой высшей Сверхсущности и собственной неразрывности с Ней.

Русы Самарры видели свои символы особенно образно. Настолько образно, что даже спустя семь с половиной тысячелетий их свастики поражают нас своей красотой и естественностью.

Но уже вслед за этим взлетом мы начинаем прослеживать на Ближнем Востоке (не везде, сначала местами) и характерный упадок. Исследователи, в том числе и упоминавшийся Дж. Мелларт, связывают этот упадок с приходом неких кочевых или полукочевых племен. С этим следует согласиться.

На исходе 6 тыс. и к началу 5 тыс. до н. э. периферийно-пограничные предэтносы неандерталоидного типа, получившие за счет длительного смешения с отдельными представителями подвида Хомо сапиенс сапиенс (кроманьонцами-бореалами-индоевропейцами) значительную генетическую «подпитку» и тем самым преодолевшие барьер естественного вырождения, достигают достаточной численности и влияния на Ближнем Востоке. Их уже нельзя игнорировать. Эти предэтносы начинают оказывать ощутимое воздействие на исторический процесс, и в частности на процессы развития отдельных родов суперэтноса.

Но упадок некоторых культур происходит не вследствие прямого вторжения кочевых племен, как считает Дж. Мелларт. Русы-индоевропейцы были достаточно организованны и вооружены, чтобы отразить любое нападение охотников-собирателей и козопасов. Чаще картина была следующей. После неудачных нападений-набегов на городища зажиточных русов неандерталоиды-кочевники поселялись племенами-таборами где-то по соседству, начинали примитивный обмен, временами что-то перенимали, временами совершали кражи, умыкательства женщин, детей… В силу своей чрезвычайной активности через десятилетия или столетия проживания рядом они так или иначе врастали в общину русов-индоевропейцев, поднимаясь на новую ступень развития, но одновременно тормозя развитие донорского рода, даже обрекая его на регресс-упадок, на инволюцию. Так было в Ярихо-Иерихоне керамического периода.

Так случилось в Халафе и во множестве городищ халафской культуры русов. Несмотря на их четкую принадлежность к цивилизации русов-индоевропейцев и суперэтносу (микролиты, красная охра, обрядность, бычьи головы, фигурки Матери Лады, соответствующая керамика и мелкая пластика, мощеные улицы между домами), мы вдруг замечаем возвращение к примитивным круглым домам-мазанкам (прототипам охотничьих шалашей). Правда, теперь каждый круглый дом сопряжен с прямоугольным. Серпы с микролитическими вставками становятся примитивнее и грубее.

Вместе с тем Телль-Халаф – это один из последних подъемов цивилизации русов-индоевропейцев перед эпохой упадка, предшествовавшей взлету русов-шумеров. На начальном этапе Халаф, еще не подвергшийся воздействию периферийно-пограничных предэтносов, показывает нам образцы высокого мастерства. Это и превосходная красная керамика, и развитое художественное ткачество, и сложные геометрические композиции рисунков на утвари, и захоронения с богатым инвентарем, и большие запасы наконечников стрел и ядер для пращи. Разнообразные фигурки богини плодородия Матери Лады покрывались узорами – обережными крестами (техника малоазийских русов). Русы Халафа, как и русы Хасилара и Чатал-уюка, владели мастерством ковки и обработки самородных металлов. Из поделочного благородного камня они делали чудесные, отшлифованные до блеска ритуальные двустороние топорики-лабрисы – священные топоры русов, которые мы позже будем встречать и на Крите, и в Трое, и в Микенах, и в Триполье… Халафцам были доступны камень, глина, медь, свинец, дерево… Технологии обработки материалов у них были на высоте.

И все же с этого времени, после подъема, начался длительный – почти тысячелетний – упадок. Ремесла стали глохнуть, навыки утрачиваться, традиции забываться. Причиной тому была не только экспансия кочевых предэтносов. Одновременно с началом упадка культур Ближнего Востока 6 тыс. до н. э. археологи начинают отмечать рост поселений подобных культур в Европе, Северном Причерноморье, в Азии и т. д. Русы-индоевропейцы активно переселяются в новые области, осваивают их, вживаются в новую среду, тесня русов-бореалов, а чаще естественно сливаясь с ними, как с частями одного суперэтноса. Языковое и культурно-традиционное единство позволяло это делать без особенных усилий.

На вопрос, была ли миграция русов-индоевропейцев с Ближнего Востока естественным процессом вследствие роста численности или же они уходили под давлением наступающих неандерталоидных предэтносов, мы однозначно ответить не можем – скорее всего, срабатывали оба фактора. Но на конец 6-го – начало 5 тыс. до н. э. русы-мигранты составляли незначительную часть суперэтноса. Подавляющее большинство русов оставалось на первичной прародине, на Ближнем Востоке – от Малой Азии до гор Загроса, по всем плодородным долинам Русии-Сурии-Палестины, Месопотамии до Аравийских степей (тогда еще не пустыни, а именно степей), где формировались первые кочевые предэтносы будущей афразийской языковой семьи.

Впрочем, судить в полном объеме о достижениях халафской цивилизации мы не можем, так как раскопки Телль-Халафа были проведены в начале ХХ века. Они также были свернуты после того, как подтвердилось, что научный мир вновь имеет дело с очагом индоевропейской цивилизации на Ближнем Востоке (официально об этом, разумеется, не сообщалось, мы можем судить о «внутреннем механизме» принятия решений о продолжении раскопок или прекращении их только по реалиям – во всех очагах семитских культур археологические работы не сворачиваются десятилетиями).

В октябре 1999 года мы проводили исследовательскую работу на Телль-Халафе (без вскрытия, это запрещено законами Сирии). И можем свидетельствовать: огромный холм-городище, расположенный на притоке Евфрата реке Хабур на самой границе с Турцией, практически не раскопан. Старые раскопы и склоны телля смыты дождями. Вся поверхность холма усеяна битой халафской керамикой, вымытой водами. Ни охраны, ни заповедной зоны, ни смотрителей, ни каких-либо планов, карт, ни музеев-мемориалов, ни ограждений вокруг телля нет. Напротив, на его поверхности функционирует большое мусульманское кладбище, что делает невозможными даже помыслы о раскопках здесь в отдаленном будущем. Вывод – памятник индоевропейской цивилизации русов практически уничтожен.

Это чрезвычайно прискорбно. Но это не должно нас повергать в уныние. Даже того, что найдено в Телль-Халафе и других городищах халафской культуры, достаточно, чтобы утверждать – ничего равного цивилизации русов-индоевропейцев в эпоху керамического неолита на Ближнем Востоке не существовало. Даже близкого и подобного не наблюдалось.

Русы-индоевропейцы оставались единственным и доминирующим суперэтносом Древнего Востока. Но они начинали утрачивать свой защитный этнококон, позволявший им развиваться и совершенствоваться, храня свои этнокультурно-языковые признаки, на протяжении десятков тысячелетий.

К исходу 6 тысячелетия до н. э. они оказались лицом к лицу с угрозой вторжения племен и родов охотников-собирателей неандерталоидного типа, начинающих по численности приближаться к численности ближневосточного ядра суперэтноса. 5-е тысячелетие до н. э. приносит на Ближний Восток перемены. «…С распространением этой (нового типа. – Ю.П.) керамики связано появление нового населения… там где оно обнаруживается, обрываются местные традиции, обедняется архитектура… здесь мы имеем дело с полукочевым населением», – пишет археолог Дж. Мелларт. Процесс длится долго – столетиями. Новые предэтносы теснят русов-индоевропейцев. И это начало новой эпохи.

Впереди еще грандиозные взлеты индоевропейской цивилизации на Ближнем Востоке, величайшие открытия и достижения. Века и тысячелетия государственности, созидания, побед и поражений. Но перелом произошел. На смену одной эпохе пришла другая. И если первая половина истории ближневосточных русов-индоевропейцев (эпоха 12 – 6 тыс. до н. э.) была историей формирования и становления суперэтноса на первичной прародине, выработка им и, что значительно важнее, закрепление почти уже на генетическом уровне своих этнокультурно-языковых признаков и традиций, то вторую половину (эпоху 5–1 тыс. до н. э.) мы можем назвать Историей создания русами первых великих государств Древнего Востока и Историей вытеснения русов-индоевропейцев с Ближнего Востока молодыми «пассионарными» этносами семито-хамитской языковой семьи.