Глава тридцать четвертая

Вечером, уже в девятом часу, не успел Сергей Николаевич перешагнуть порог квартиры, как Калерия бросилась к нему навстречу, потрясая какими-то листами.

— Сережа!.. Вот они!.. Я нашла их!.. Я сама нашла эти одиннадцать листов!.. Пока ваша Петровка будет раскачиваться и засылать в Ленинку своих Шерлоков Холмсов, инспектор по делам несовершеннолетних капитан милиции Веригина нашла преступника, из которого она через месяц, если состоится это торжище-позорище, называемое защитой диссертации, сделает бифштекс по-гамбургски!..

Сергей Николаевич взял из рук жены листы, прошел с ними в гостиную и разложил их на столе. Взгляд его профессионально наметано заскользил по полям страниц, на которых было сделано несколько пометок.

— Дай мне диссертацию Иванова, — попросил Сергей Николаевич, и Калерия, словно заранее зная, что он обязательно попросит ее для сверки, положила перед ним диссертацию Иванова, раскрытую на том месте, откуда из первого экземпляра были вырезаны листы.

— На одиннадцати страницах всего тридцать три исправленных слова, и вычеркнута фамилия поэта. Я уже подсчитала.

Сергей Николаевич, сосредоточенно нахмурившись, принялся сличать каждую страницу, вырезанную из первого экземпляра диссертации, со страницами четвертого экземпляра. Та же финская бумага с водяными знаками, которые отчетливо просматривались, когда лист разглядываешь на свет, тот же формат бумаги, та же слегка приподнятая в строке буква «к», которая как бы слегка засоряла текст.

— Ну, что ты скажешь, Сережа? — через плечо мужа спросила Калерия, стоявшая за его спиной.

— Тут и слепому все ясно, — заключил Сергей Николаевич и вложил вырезанные листы в том диссертации. — Меня теперь интересует другое.

— Что тебя интересует?

— Как попали эти листы к тебе? Ты не имела официального предписания на обыск в квартире, в которой проживает виновник этого преступления. — Сергей Николаевич кивнул головой в сторону диссертации. — Ты никогда не была вхожа в его дом, тем более в комнату, где трудится Яновский. И вот сейчас эти явные улики преступления лежат на нашем столе. Как ты это объяснишь, не скомпрометировав ни себя, ни Валерия, которого отчим может обвинить, что он взломал его письменный стол и вместе с этими листами выкрал у него… ну, допустим, — деньги. Такие люди, даже утопая, на все способны.

Этого вопроса Калерия словно ожидала, а поэтому на лице ее вспыхнула улыбка.

— Я и это учла.

— Каким образом?

— А вот!.. — Калерия достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги, развернула его и положила на стол перед мужем. Ровным ученическим почерком на листе было написано:

Сергей Николаевич прочитал письмо, о чем-то задумался и шершавой ладонью осторожно погладил нежную щеку жены.

— Зря я на тебе женился.

— Что?! — Глаза Калерии расширились, словно в следующую минуту она ждала резкой отповеди за свое поведение или за какую-то допущенную ею ошибку.

— Не будь ты моей женой, я бы взял тебя к себе в отдел. Мне тоже ой как нужны светлые головы. А сейчас нельзя — ты моя жена. Семейственность.

Калерия рассмеялась.

— Ну, слава богу. Оказывается, и я «…в стране отцов не из последних удальцов».

— Как чувствует себя Валерий?

— От него остались одни глаза… Худ, бледен, тоскует по матери.

— А мать?

— Пока состояние средней тяжести.

Сергей Николаевич пригасил звук телевизора, по которому шла музыкальная передача, прошелся по гостиной. По лицу его Калерия видела, что он хочет сказать что-то важное, значительное.

— Когда назначена защита диссертации? — спросил Сергей Николаевич.

Мне сказали, что через месяц. А что?

— Пусть там, на факультете, идет все своим чередом.

Не путай им карты до защиты. Завтра я передам письмо Валерия, все эти вырезанные листы и диссертацию Иванова в отдел полковника Блинова. Там сделают все, что нужно делать в таких случаях. Оказывается, как я узнал сегодня, еще год назад на Петровку поступило официальное письмо, в котором администрация библиотеки сообщала об этом возмутительном факте. У них, в Ленинской библиотеке, эти безобразия стали хроническими. А раскрывать такие дела очень трудно. В библиотеке сидит не шпана со старого Сухаревского рынка и не блатная публика тридцатых годов с челками на лбу и золотой фиксой во рту, а современная респектабельная молодежь, которая пишет диссертации, научные статьи и монографии. И вот среди них-то в эти святые стены просачиваются негодяи с бритвенными лезвиями в записных книжках.

Возмущение мужа Калерию разжигало еще сильней.

— Ты прав, Сережа! Если отдел полковника Блинова раскрутит это дело после успешной защиты диссертации, то общественный резонанс от этого судебного прецедента будет шире и глубже. Не исключено, что может вмешаться и пресса. А поэтому я еще подумаю: стоит ли мне выступать на защите. Как ты думаешь?

— Я не готов ответить на этот вопрос. У тебя впереди еще целый месяц. — Сергей Николаевич набил табаком трубку, присел за журнальный столик. — Да, я не спросил тебя, как удалось Валерию извлечь из бумаг отчима эти одиннадцать листов?

— Отчим уже три недели не появляется дома. Все его черновики диссертации и другие бумаги разбросаны где попало и как попало. Эти одиннадцать листов были на видном месте. Их Валерию даже не пришлось искать, они лежали на подоконнике в синем большом конверте.

— Наглость и дерзость астрономическая! А осторожности — ни на грош. Очевидно, никогда не держал в руках Уголовного кодекса. Ведь в нем есть особая статья, которая точно квалифицирует его преступление и указывает санкцию за это преступление. — Сергей Николаевич затянулся трубкой и пустил» в сторону Калерии сизое облачко дыма. — У тебя там нигде не застоялось что-нибудь вроде хванчкары?

— Что-то ты, милый муженек, в последнее время нарушил свой ритм: сегодня не суббота, не воскресенье, не праздник…

— Но я же прошу сухого вина. Его на Кавказе пьют кувшинами, — словно оправдываясь, сказал Сергей Николаевич. — И представь себе — живут до ста лет. А потом, сегодня не грех: у тебя большая победа! То, что оказалось не по зубам отделу полковника Блинова, ты сделала на легком дыхании.

— Ты думаешь, что я уже кое-что сделала?

— Ты сделала все! — твердо ответил Сергей Николаевич и затянулся трубкой. — Шрифт машинки один и тот же. И потом — эта подпрыгивающая буква «к». Ее никуда не спрячешь.

— Ну тогда!.. Тогда, мой рыцарь, пойдем на кухню. Там у меня есть еще одно потайное местечко. И в нем стоит темная бутылочка сухого, рангом ничуть не ниже, чем твоя любимая хванчкара. — Калерия попыталась поднять Сергея Николаевича с кресла, но тут же раздумала. — Хотя нет!.. Всякую победу — маленькую и большую — отмечают не на кухне. Сегодня будем ужинать в гостиной! У меня еще с весны застоялся «Старый замок». Возьмем-ка мы его сегодня штурмом.

Сергей Николаевич положил в хрустальную пепельницу трубку, встал и крепко обнял жену.

— Сатаненок ты мой!.. И у какого народа ты могла родиться?!..

— Тише, медведь, не раздави! — взмолилась Калерия.