Принцесса Диана — имя, вошедшее в историю Англии, английской короны и историю всего мира. Имя, которое с дрожью на устах в один день повторяли миллионы. Имя, вдруг расколовшее неравнодушных на две неравные части: первая часть, большая, оплакивала своего кумира, меньшая, вздохнув, вспоминала о божественном правосудии. Эти вздохи не были слышны среди истеричного плача, почти не слышны они и сегодня, когда первые пытаются сделать из погибшей принцессы идола, идеал женственности для почитания.

Но смерть говорит о жизни всякого человека гораздо больше, чем сама жизнь.

Принцесса Диана погибла, убегая. Она убегала от того, что создала: от своей известности и публичности. Погибла, убегая от миллионов глаз, взоров которых так жаждала. Она заявляла, что хочет быть королевой людских сердец, и погибла, убегая от внимания этих самых сердец.

Когда погибают, убегая, много ли в этом чести?

Вряд ли кто-то из тех, кто был живым свидетелем свадьбы принцессы Дианы и принца Чарльза, обратил внимание на скромный автомобиль с зашторенными окошками, неотрывно следовавший за свадебным кортежем серым мышиным хвостиком. Для тех, кто с придыханием следил за церемонией бракосочетания королевской четы по телевидению, этот автомобиль и вовсе остался за кадром.

И это хорошо. И хорошо вдвойне, что этот автомобиль, хотя и исполнил свою миссию, но так и не понадобился. Нелепо, скажете вы. Что же за роль была у автомобиля, которая, хотя и была исполнена, но оказалась, к удовольствию организаторов, невостребованной?

Очень ответственная роль, надо заметить: в этом автомобиле за принцессой Дианой неотступно следовали две точнейшие копии ее шикарного свадебного платья. Да уж, королевская свадьба, с завистью вздохнут наши красавицы.

Но ведь наверняка все слышали не единожды повторенное: последний стежок на свадебном платье Дианы был сделан в самый последний момент, когда платье было надето на нее и невеста была готова идти к венцу. Непонятно, право же: как же они готовили эти три платья, если до последней минуты копошились с иголками и нитками у ног невесты, заставляя ту нервничать еще и по этой причине?

А ответ на все прост: англичане любят свои традиции.

Безусловно, слово «любовь» в наше время затаскано до такой степени, что при беглом чтении воспринимается шаблонной заготовкой. Но давайте на минуту задумаемся. Как можно относиться к традициям, как к ним относятся у вас? Где-то традиции чтят. Где-то им просто следуют, не задумываясь о сути. Еще традиции уважают, их берегут. Все — по-разному.

А вот англичане свои традиции любят. Именно этим словом можно охарактеризовать наиболее полное отношение в Англии к традициям. И эта любовь позволила англичанам в век компьютерных технологий сохранить, казалось бы, совершенно чуждое для современного общества — институт монархии. И не просто сохранить как некий бутафорский атрибут при дворце — английская монархия сегодня играет свою значимую роль не только в самой Англии, но и во всем мире.

Последний стежок на платье невесты должен быть сделан в тот момент, когда невеста уже готова в своем наряде сделать шаг к двери — такова традиция! А запасные платья для невесты затем, чтобы ничто не омрачило всего традиционного порядка свадебной церемонии: мало ли что может случиться. Вдруг неожиданный ливень? Вихревой заряд? Да что бы ни было — должно быть запасное платье.

Да, англичане готовы принимать и понимать даже такие расходы — лишь бы традиция была сохранена.

Потому уже не только для них, но и для всего мира английская традиционность обрела созвучность с экономической и социальной стабильностью. Если в обществе существует традиция запекать индейку на День благодарения — это говорит не просто о существовании такого правила для праздника, но и о том, что возможность запечь эту индейку есть!

Но именно эту английскую традиционность обвинили в смерти Дианы.

Какими только эпитетами не награждали королевский двор и существующие в нем правила и нормы! Чопорная монархия, бесчеловечные, бесчувственные отношения, где важна только внешняя форма, где убивается суть и живая душа — вот что такое ваша английская традиция, восклицали в негодовании страстные обвинители. Ах, эта милая Диана, она пыталась очеловечить королевский двор, внести в него настоящую жизнь — и стала жертвой, заламывали в причитаниях руки экзальтированные дамы.

И уж вовсе как флаг своей победы несли обожатели принцессы Дианы слова королевы-матери, сказанные ею на похоронах. Монархия признала свою вину! Двор готов пересмотреть свои традиции! Так толковали во всех углах выступление королевы. Что же такого сказала королева? Да вот что. Она выразила свою твердую уверенность, что королевскому двору необходимо извлечь уроки не только из жизни Дианы, но и из отношения англичан к ее смерти.

Прежде чем предложить свое понимание этих слов королевы-матери, хотелось бы загадать вам одну загадку. Английскую, детскую. Она как ничто лучше продемонстрирует мышление жителей Туманного Альбиона и их отношение к кое-чему. Итак, детская безобидная книжка с рисунками. На страничке загадка: «Какая птица не может летать?»

Славянский образ мышления тут же потребует поисков в памяти названий нелетающих птиц: страус, киви, пингвин? Немножко странная загадка, не правда ли: у нее множество ответов. Наверное, так англичане развивают эрудицию своих маленьких граждан. С кучей найденных нами названий нелетающих птиц перевернем страницу — там должна быть нарисована отгадка. Переворачиваем. И что мы видим?

В небольшом подобии гробика лежит ласточка. И ответ: «Мертвая».

Вот такое оно, английское мышление: не может летать мертвая птичка. Правильно? Совершенно. Вас это обескураживает? Ну, что поделать…

Такие они, англичане, — ответ всегда гораздо проще, чем мы ожидали его увидеть. Он лежит на поверхности, он логически безупречен.

Так стоит ли тратить время на поиски скрытого смысла в словах королевы? Если она сказала, что двору необходимо извлечь уроки из жизни Дианы — значит, что-то было не так. Что-то насторожило королеву-мать и в отношении простых англичан к смерти Дианы, если она посчитала нужным и из этого извлекать уроки. Что же?

Если говорить кратко и просто, Диана в короткое время стала сверхпопулярной в Англии. Ее фотографии не сходили со страниц газет и журналов, каждый третьесортный таблоид считал за необходимое разместить ее фото на первой полосе. За четой принца и принцессы следовала толпа фоторепортеров. Каждый шаг их был под прицелом сотен фото— и видеокамер.

Но нужна ли такая глянцевая популярность монаршей особе? Во что в итоге превратила Диана понимание принцессы — в журнальную диву? Это нужно королевской семье — превратиться в заставки гламурных журналов?

Восхищение, поклонение, любовь даже — больше ли нужны принцессе, чем почитание и уважение?

Давайте будем искренни: за огромной популярностью принцессы Дианы стоял очень серьезный риск скатывания английской монархии к чему-то празднично-бутафорскому, балаганному, когда самыми главными новостями из жизни королевской семьи становились новости из личной жизни монаршей четы. Все остальное меркло в лучах популярности Дианы.

Вам не кажется, что именно это имела в виду королева-мать, говоря о необходимости извлечь уроки из жизни Дианы?

А что же великое стенание миллионов поклонников Дианы в день ее смерти? И здесь ответ лежит на поверхности: принцессе (читаем — будущей королеве) нужны не поклонники, а подданные. Да, именно так. По Диане же плакали не подданные, а почитатели, вздыхатели, мечтатели. Погибла не будущая королева — погиб кумир. Сотворенный не столько ими самими, сколько лично Дианой. И это, конечно же, чувствовала королева. И это ее не могло не беспокоить. Ни король, ни королева не должны становиться кумирами — это удел певцов и музыкантов, но не монарших особ.

Вот такими были мои первые мысли, достаточно сдержанные, несколько отстраненные от меня самого, о смерти принцессы Дианы. Неутихающая осанна принцессе после ее гибели вызвала у меня, признаюсь, желание найти хоть где-то более-менее спокойное, выдержанное без эмоций ее жизнеописание. Мне казалось, что акценты очень смещены. Что из королевы-матери и принца Чарльза слеплены буквальные убийцы. Что сама Диана представлена ангелом во плоти. И никакая здесь мужская солидарность не могла быть причиной — вспомните английскую загадку про нелетающую птичку. Все гораздо проще: ни одно событие не может трактоваться всеми людьми одинаково, ни один человек, ни одна личность не может нравиться и боготвориться всеми без исключения. Так почему же многомиллионные тиражи книг о Диане несут нам образ невинной жертвы прогнившего насквозь королевского дома и пронафталиненных английских традиций?

А может, все было совсем не так?

Мы придумали для детской английской загадки целых три отгадки. А если хорошо подумать, так и еще найдем немало названий птиц, которые не могут летать.

А ответ был один и очень неожиданный для нас: не летают мертвые птицы.

Так вот, если немножко изменить логику нашего мышления, попытаться взглянуть как-то иначе… Как же ее изменить, в какую сторону?

Мне помогла традиция, на этот раз русская. Немного странная традиция, но весьма интересная. Русские всегда за каким-либо столом со спиртным рано или поздно начинают говорить о работе. По какому бы поводу они ни собрались, что бы ни было причиной их торжества, наступает обязательно тот момент, когда разговор переходит на дела, связанные с работой. Так получилось и с моим другом, литератором из Москвы. После третьей или четвертой рюмки он начал разговор о литературе. Тут уж ничего поделать было нельзя, я вынужден был его поддержать (за что впоследствии говорил спасибо своему воспитанию). Разговор у нас тогда зашел о первом собственном открытии в литературе, о первом удивлении, первой досаде. Итак, вот рассказ моего друга.

— Было это давно, тогда еще был жив СССР, а в 9-м классе мы проходили по русской литературе незабвенную «Грозу» Островского. Учился я хорошо, по литературе всегда имел «пять», любил читать и читал много. Надо было такому случиться: заболел как раз в то время, когда начали изучать Островского с его Катериной. В то время литература в школе изучалась по двум книгам: была хрестоматия, толстая такая, там были опубликованы все произведения писателей школьной программы для определенного класса. И была так называемая критика — учебник в два раза тоньше, где были критические обзоры произведений. Говоря точнее, в этой книге было прописано: как надо читать и что надо понимать под прочитанным в хрестоматии.

И вот лежу я дома со своим воспаленным горлом, читаю «Грозу» Островского. Даже два раза прочитал. А еще выучил наизусть монолог одного из героев (это нам задавали). Выздоровел, пришел в класс, как раз была русская литература. И меня учительница вызывает к доске: отвечать по прочитанному материалу. Как, мол, я понял пьесу великого писателя.

Вышел я к доске и начал рассказывать именно так, как я ее понял: Катерина утопилась по той причине, что поняла, насколько тяжек ее грех. Что она — неблагодарная дрянь, которой стало, видите ли, скучно, и ее потянуло на приключения. Мимолетное увлечение заезжим господином оценила для себя значимее семейной жизни, христианской верности мужу. Она предала все: нравственность, добропорядочность, мужа, свекровь. Приехавший из другого города подлец нагло пытается соблазнить, и это ему удается. Бедная старая женщина, свекровь, как последний оплот нравственности, терпит поражение. И значит, неминуема гибель русской нравственности, семейных традиций, в которых верность мужу рассматривается как первейшая заповедь…

Вот так я рассказываю о том, как понял эту пьесу, и вижу, как медленно вытягиваются в немом изумлении лица моих друзей-одноклассников. Они шокированы! Но я спокойно продолжаю, хотя немного и удивлен. Я не вижу лица учительницы: она сидит за своим столом, я же стою у доски. Когда я заявляю, что самоубийство — страшнейший грех для верующего, а Катерина считала себя таковой, значит, она на самом деле верующей не была, лгала даже себе, учительница медленно поднимается, поворачивается ко мне, снимает очки. Выражения ее лица мне никогда не забыть. Там был страх. Самый настоящий страх, просто ужас. Я замолчал в растерянности. Учительница сказала мне очень тихо: «Садись на место», потом тут же подняла девочку-отличницу: «Расскажи нам, кто такая Катерина».

Я слушал бодренький ответ девочки и изумлялся: так Катерина — луч света в темном царстве? Ее супружеская измена — это вызов проклятому домострою? А вся пьеса — это гневное обличение ужасного угнетения русских женщин-жен? Это было настоящим потрясением для меня. Мне было так стыдно: я, отличник, так любящий читать, не понял замысла великого писателя! Как же я так сплоховал? Почему я не стал читать статью Белинского? Он в ней так хорошо рассказывает, как надо понимать те или иные места…

Вот такую историю рассказал мне друг. И в конце добавил, что пройдет много-много лет, и на пьесу Островского многие начнут смотреть теми же глазами, которыми он увидел ее в юности. И однажды один ученик в его же школе за такую вот трактовку пьесы не сядет пристыженный на место, а гневно в лицо учительницы выпалит: «Да что хотите, хоть двойку ставьте! А для меня Катерина — стерва!»

И, слушая рассказ моего друга, я понял, как нужно посмотреть на жизнь Дианы — без критики. Без той самой литературы, в которой нам предписаны правила понимания.

Я потратил несколько лет на изучение жизни Дианы. Я искал не описание событий, а сами события, я пытался найти не трактовку поступков, а сами поступки. И сегодня, когда все собранное мной стало большим текстовым файлом, я могу почти повторить слова того русского паренька, чуть перефразировав его: а для меня принцесса Диана — стерва.

И именно это я собираюсь вам показать.