Глава десятая

Группа под командованием капитана Кита Бармана вернулась благополучно и привела с собой инструктора для полковника Даррелла и грузинских пограничников, которые его сопровождали. Пришедший оказался китайцем и даже по-английски разговаривал с традиционным китайским акцентом. За последние годы в США выросли целые китайские кварталы, и слышать такой акцент полковнику Дарреллу, как и капитану Киту Барману, доводилось многократно. Однако поскольку этот господин прибыл к полковнику как инструктор, общаться с ним приходилось совсем не так, как общаются с китайцами американцы в чайна-таунах, не свысока. И даже более чем вежливо.

– Как вас зовут? – спросил полковник.

– Давно уже забыл, – с традиционной для услужливого и вежливого китайца улыбкой сказал новоприбывший. – Когда-то я работал на китайскую разведку, и мне дали псевдоним Чен. Под этим же именем я работал на советскую разведку. А когда стал офицером АНБ, то предпочел сохранить за собой привычный псевдоним. Меня так и зовут – мистер Чен. Настоящее же свое имя, которое мне дали когда-то родители, я прочно забыл. И не прилагаю никаких усилий, чтобы вспомнить.

– Это бывает, – согласно кивнул Кит Барман.

Капитан прекрасно знал, что существуют страны, в которых родственникам иностранного разведчика живется несладко, и потому сами разведчики предпочитают скрывать свои настоящие имена. А в мировой разведывательной сети каждого третьего разведчика, имеющего китайские корни, зовут Ченом.

– Я тоже офицер АНБ, – сказал Даррелл. – Вы в каком звании?

– Разве это важно? Если вам важно, можете звать меня полковником. Хотя я никогда не носил свой мундир. Ни в одной из разведок, в которых служил.

– Я тоже полковник, но мундир иногда ношу. Не вижу причины стесняться того, что заслужил, – без вызова, просто констатируя факт, произнес Даррелл.

Но он уважительно оценил звание китайца. И даже сам понимал, почему это получилось уважительно. Инструктор редко носит такое высокое воинское звание. Значит, это хороший инструктор и ценный для АНБ кадр. И еще это вроде бы говорило косвенно, что доверие, которое в числе прочих специалистов потерял на Украине полковник Даррелл, понемногу восстанавливается. Если к нему командируют хорошего инструктора, то готовят к важным и серьезным действиям. К человеку, которому нет доверия, хорошего инструктора не пошлют. Это известная аксиома – ни один инструктор не в состоянии сделать из бестолкового агента специалиста высокого полета. Это или есть, или этого нет.

Полковник Джефферсон Даррелл не желал сам себя принижать и давать себе низкую оценку. Ему готовят новую командировку и начинают готовить, как обычно, с запасом времени…

Сам полковник Даррелл в здешних пещерах не распоряжался, и потому с относительно удобным размещением Чена вынужден был обратиться к эмиру Хафизову. При этом он заметил вдруг некоторую непривычную пустоту в пещерах. Обычно здесь было даже тесновато, и в каждом проходе можно было встретить одного или нескольких моджахедов, которых теснота не угнетала. Сейчас же никто не встречался в переходах. Время подходило к ужину, в это время моджахеды еще не ложатся спать. Они вообще поздно ложатся и еще позже встают, а зимой, как казалось полковнику, даже впадают в какое-то легкое состояние зимней спячки, как медведи. Сейчас же никто не спешил, не суетился с мисками и ложками в руках, не приходилось сторониться, чтобы пропустить несколько человек, и никто не сторонился, пропуская полковника. Обстановка была необычной.

Оставив капитана Бармана в его закутке в общей пещере, Даррелл вместе с Ченом перебрался в соседнюю пещеру, соблюдая особую осторожность при преодолении деревянных приставных лестниц, с которых легко было свалиться, и снова постучал в металлическую дверь грота эмира.

Обычно Даррелл не ждал приглашения, но в этот раз эмир опередил его.

– Заходи, кто там? – сказал он почему-то торопливо, словно ждал кого-то.

Даррелл вошел и придержал дверь, давая пройти своему инструктору. Чен вежливо улыбнулся эмиру и приложил в знак приветствия обе руки к груди с легким поклоном.

– Это мой инструктор, эмир. Познакомьтесь – полковник Чен. Он китаец, но прекрасно говорит по-английски. К сожалению, не знает местных языков.

– Жаль… – покачал головой Эльмурза Шуайбович. – Я хотел спросить у него, что там произошло в верхнем ущелье. Были слышны взрывы. Встречающие ничего не сказали? Что там капитан Барман? Что-то рассказывал?

– Они встретили группу уже на половине пути к нашему лагерю. Но взрывы у границы они слышали. Спросить полковника?

– Конечно.

Даррелл объяснил Чену, чем интересуется эмир, и Чен вдруг начал говорить на языке, который самому полковнику Дарреллу был почти незнаком, хотя он и догадался, что это русский. Даррелл вспомнил, что Чен служил когда-то в русской разведке, значит, русским языком владел, но он не сказал об этом Эльмурзе Шуайбовичу, чтобы все разговоры передавались через него, и это давало возможность быть в курсе всех дел. Но Чен, видимо, сразу сообразил, что эмир джамаата в России не может не знать русского языка, и заговорил без напряжения, легко подбирая слова. Дарреллу оставалось только угадывать смысл по интонации и выискивать аналогию с украинскими словами.

– Границу мы перешли без проблем и уже углубились в ущелье, когда послышался звук двигателей вертолетов. Прилетело два вертолета. Но мы раньше спрятались среди трещин в стенах. Вертолеты были, видимо, снабжены тепловизорами, видели свечение наших тел и потому начали стрелять «НУРСами». В мою трещину тоже доходил жар от напалма, но пришлось терпеть. И запах был неприятный. Не знаю, что подумали пограничники, может, решили, что по ущелью шли волки и спрятались от вертолетов. Но после двух заходов и нескольких залпов вертолеты развернулись и улетели в сторону границы. А мы сразу двинулись дальше.

– Сколько с вами было пограничников?

– Три солдата и один офицер погранслужбы.

– Где они сейчас?

– Внизу. Сидят возле котла в вашей кухне. Как только их покормят, они двинутся в обратный путь. Хотят сегодняшней же ночью вернуться на заставу.

– Хорошо. Что требуется от меня?

– Полковник Даррелл привел меня к вам с тем, чтобы меня где-то разместили. Требуется постоянное место. Желательно не слишком далеко от самого мистера Даррелла, поскольку я прибыл персонально к нему.

– Думаю, с этим проблем не будет. У нас неподалеку идет бой, и, как мне доложили, наши джамааты понесли серьезные потери. Думаю, что место где-то рядом с полковником освободится. Как только этот вопрос решится, я прикажу вас найти, мистер Чен.

Полковник Чен в знак благодарности снова приложил к груди обе руки и слегка поклонился. Видимо, это китайская форма социального общения, решил Даррелл.

– Как дела у ушедших джамаатов, эмир? – спросил он, поскольку в разговоре китайца с Хафизовым мало что понял. – Они все сделали как вы приказали?

– Если кто-то из моджахедов вернется, это будет удача. Как я понял, они вели бой с сильным отрядом «краповых» и понесли серьезные потери. У «краповых» работало несколько снайперов, имеющих винтовки с глушителем и с ночными прицелами. Если бы вам, полковник, вместо инструктора прислали хотя бы пару таких винтовок, мы смогли бы жить в большей безопасности. И вы смогли бы в безопасности работать.

– Это вопрос не ко мне, и даже не к капитану Барману. Наше с ним руководство не имеет возможности вести поставки вооружений. Вопрос решается уровнем выше. Ведомство капитана в состоянии только обеспечить поставки, если будет принято принципиальное решение. Но я могу донести вашу точку зрения до своего руководства. Думаю, Барман тоже может поставить вопрос перед своим.

– Беда в том, что за последние год-два ситуация кардинально изменилась, – сказал Эльмурза Шуайбович. – Если раньше мы могли воевать на равных с любыми воинскими частями, с любым спецназом, то теперь они начали экипироваться и вооружаться значительно лучше. Пожалуй, на два порядка лучше. Пользуются высокотехнологичным оружием. А у нас просто не хватает средств на качественное оружие и экипировку. Мы же не получаем никаких дотаций, наше снабжение входит только в наш личный бюджет, который не может сравниться с бюджетом даже такого не слишком богатого государства, как Россия. Прошлой весной я купил два бинокля ночного видения. И это все, что я смог себе позволить. О снайперской винтовке с ночным прицелом уже и не говорю, если какие-то джамааты и имеют такие, то это трофейное оружие. Снайпер с такой винтовкой один по ударным возможностям заменяет целый сильный джамаат. А мы несем от снайперов противника существенные потери, которые не всегда бывает возможно восполнить. Эти снайперы, если бой затягивается, способны уничтожить нас всех.

– Я могу только выразить вам соболезнование в связи с потерями. А что эмиры? Они идут?

– Я еще пока не знаю, что случилось с джамаатом Зайналабидова. Дарвиш Джаббарович звонил мне, говорил, что слышит звуки боя и хочет вмешаться. Я дал согласие. Больше от него вестей не поступало. Могу только точно сказать, что погиб Тофик Увайсов. Его тоже убил русский снайпер. Но жив эмир Фикретов, который потерял почти всех своих людей. Исключение составляет какой-то мальчишка, его воспитанник. Погиб эмир Уллубиев вместе со всем своим джамаатом. Думаю, потери составляют до трети нашего общего состава.

– Не получится так, что мне не с кем будет работать? – спросил Даррелл.

– Здесь я не могу дать никаких гарантий. Эмиры – это всегда лучшие бойцы своих джамаатов, иначе они просто не были бы эмирами. Самые умные, самые смелые, самые боеспособные. А такие люди в критических ситуациях проявляют себя наиболее ярко. Война – это всегда неестественный отбор людей. Гибнут лучшие, гибнут те, кто идет впереди и поднимает за собой других. А остаются, как часто бывает, те, кто боится и встает в атаку последним, когда другие прикрывают его грудью. Но это уже издержки, с которыми люди бороться не в состоянии.

Эльмурза Шуайбович приукрашивал ситуацию, как и полагается восточному человеку, только венок из цветков не навешивал эмирам на голову. Сам эмир, по мнению полковника АНБ, человек неплохой, но он считает, что и другие эмиры должны быть такими же, хотя полковник Даррелл был знаком с эмирами, о которых мало что хорошего можно сказать. Были и сверхжестокие, и сверхжадные, и сверхвластолюбивые.

– А те моджахеды, что ушли за продуктами? – спросил Даррелл. – Они не могут на этих «краповых» нарваться?

– Нет. Они идут с другой стороны.

Эмир словно что-то вспомнил, взял со стола трубку, нашел в списке номер и нажал кнопку вызова. Разговор опять велся на незнакомом языке, и Хафизов, видя вопросительный и любопытный взгляд полковника Даррелла, объяснил:

– Я позвонил человеку в селе, который держит для нас склад продуктов. Джамаат уже был у него, забрал продукты и сразу вышел в обратную дорогу. Люди хотят успеть к моменту, когда ужин будет еще горячий, и потому торопятся.

– Но стрельбу эти люди должны были слышать?

– Кто знает. Мы в горах, а в горах звуки распространяются причудливо. Могли услышать, могли и не услышать.

– Мне сказали, что с той стороны раздался какой-то мощный взрыв. Его слышно было даже у кухонного костра.

– Я об этом и говорю вам, Джефф. Звуки могли уйти в ущелье, но не пожелали пройтись по холмам. Это у нас обычное явление. Бывает, точно знаешь, что взрыв был впереди, а звук взрыва слышишь у себя за спиной, и начинаешь сомневаться, не проскочил ли ты второпях место. Горы всегда непредсказуемы…

– А «краповые» могут прийти сюда? – продолжал расспрашивать полковник.

Ему очень не нравилась сложившаяся ситуация. С одной стороны, не нравилось спокойствие самого эмира Хафизова, слишком сильно смахивающее на восточный фатализм. Что произошло, уже произошло, и не стоит об этом беспокоиться. А что должно произойти, все равно произойдет. И об этом тоже беспокоиться не стоит, и противиться этому бессмысленно. Полковник совсем недавно, этим же вечером, видел, как волновался эмир, как подскакивал к трубке, чтобы принять сообщение. Но теперь, когда погибло столько его моджахедов, он обрел вдруг невозмутимость английского лорда-столба. Но и расспрашивать эмира о том, что может произойти, тоже не слишком хотелось. Это походило бы на трусость. Словно полковник Даррелл опасается за свою жизнь и потому задает такие вопросы. Тем не менее, поскольку эмир сам не рассказывал и ничего не объяснял, приходилось выспрашивать. Но делал это Даррелл намеренно твердым и спокойным голосом.

– Я думаю, что могут и сюда пожаловать, – так же спокойно ответил эмир. – Но у нас есть кому встретить их. Я уже выслал наблюдателей. Правда, надеяться приходится только на звезды, поскольку оба бинокля ночного видения я отослал со своими людьми. Кажется, три таких бинокля было в джамаате Зайналабидова. Скоро он должен быть, если вообще до нас доберется. Тогда я пошлю к наблюдателям его людей с биноклями.

– А луна сегодня не выйдет? Вчера, я помню, не видел ее.

– Астрологи называют эти дни днями Гекаты, – объяснил Хафизов. – Это несколько дней в каждом новом лунном месяце перед новолунием и после новолуния. Сейчас как раз они и идут. Говорят, нехорошие дни для любого дела. Хотя Геката, считается, дарует удачу на войне. Только не знаю, какой из воюющих сторон она ее дарует. Хорошо, что мы с астрологией не дружим. Нам Аллах не позволяет. Аллах относит астрологию к колдовству и гаданиям и запрещает это гнусное дело. Наши судьбы известны только ему одному, и с этим должен жить каждый мусульманин. Мы во всем только на его волю и полагаемся. Будет его воля, «краповые» сунутся на наши пулеметы. Не будет воли – мимо пройдут и даже следов наших не заметят. Потому и суетиться не стоит.

– У русских и у украинцев на этот счет есть хорошая поговорка: «На бога надейся, но сам не плошай». А умному делу можно и нужно учиться даже у врага.

– Это я прекрасно понимаю. Но я же сказал, что выставил охранение. Мои моджахеды пока далеко выдвигаться не будут, чтобы не попасться «краповым» на глаза. С прибором ночного видения ночью один человек может оказаться сильнее целого джамаата. Но у нас такого прибора нет. А от поддержки словами и не обозначенными материально намерениями, которые мы постоянно слышим со стороны США, толку мало, и мои моджахеды продолжают гибнуть, столкнувшись с хорошо оснащенным противником.

– Я не могу, эмир, отвечать за те обещания, которые кто-то давал, – достаточно сухо ответил Даррелл. – Я здесь занимаюсь другим делом. Помогаю вашим разрозненным джамаатам стать сплоченной армией. Если будет такая армия, наверное, и поставки будут другими. Пока наш Госдепартамент рассматривает ваши джамааты только как… – Полковнику очень хотелось сказать «мусор», но он проявил сдержанность и умело продолжил: – …как выставленные по отдельности противопехотные мины. Здесь что происходит? Повезет кому-то на мину наступить, будет взрыв. Не повезет, и взрыва не будет. Разрозненные мины – это не сила. Сила только в минном поле, через которое невозможно пройти невредимым. Вот когда ваши джамааты будут иметь общее командование, когда будет выстроена вертикаль власти, тогда, я думаю, все необходимое для ведения военных действий у вас будет…

Полковник Даррелл уже взялся за дверную ручку, чтобы открыть дверь и выпустить сначала полковника Чена, потом и самому выйти, когда восточная мелодия в трубке эмира заставила его задержаться, чтобы послушать разговор. Сейчас все разговоры эмира казались полковнику важными и чуть ли не непосредственно его касающимися.

– Это наша экспедиционная бригада, – посмотрев на определитель, сказал эмир и нажал на сенсорном экране кнопку ответа. – Да, Саид. Я слушаю. Ты далеко?

– Мы уже на подходе, Эльмурза Шуайбович. Последний пригорок, и часовой увидит нас. Загрузились полностью. Я вот почему звоню. Где-то правее нас недавно слышались интенсивные звуки боя. Нам следует реагировать?

– Нет. Возвращайтесь. Мы ждем.

Едва эмир отключился от одного разговора, как трубка снова дала сигнал вызова.

– Да, Халил, что у тебя?

Динамик в трубке, как обычно, был включен. Кажется, эмир Хафизов вообще не любил подносить трубку к уху, как делают это некоторые люди, считающие, что сотовые трубки плохо влияют на здоровье. И потому разговор было слышно всем, кто находился рядом.

– Эльмурза Шуайбович, на нас три человека вышло. Один из них – эмир Фикретов. С ним какой-то молодой парень из его джамаата и еще парень из джамаата Зайналабидова. Они говорят, это все, что осталось от посланных джамаатов и от джамаата Зайналабидова. Всех остальных перебили «краповые».

– Что?! – воскликнул эмир Хафизов. – Такого быть не может! «Краповых» было меньше, и наши парни шли не воевать с ними, а просто уничтожать.

– Они говорят, что так все получилось. Основной урон им нанесли снайперы «краповых». У них винтовки с ночными прицелами и с глушителями. Какие-то, видимо, специалисты по скорострельности. Но Чамутдин Шамилиевич хочет сам все вам рассказать. Не по телефону. Нам их пропустить?

– Проводите их, они дорогу не знают. Одного человека в провожатые достаточно. От села идет экспедиционная бригада, несет запас продовольствия. Не примите их за «краповых». Нам сейчас не хватало только друг друга перестрелять. У тебя все?

– Все, эмир. Я отправлю с ними человека. Мы остаемся караулить направление.

– Хорошо. Соблюдайте внимание. Трудно без ночного бинокля?

– Трудно. Фикретова увидели, когда до него десяток метров остался. Если «краповые» так же подойдут, нам хреново придется. Нас мало. Но эмир Фикретов говорит, что они так не подойдут, они снайперов на нас напустят. А это хуже всего, мы опомниться не успеем, как нас всех перещелкают. Пугает…

– Держитесь… Займите позицию за камнями, чтобы снайперу вас не было видно. Оттуда встречайте. У вас два «РПГ». Одна осколочная граната может половину взвода положить. У вас гранат на них хватит. Жалко, нет ночного прицела, иначе «краповые» не смогли бы к вам подойти. И к нам тоже. Держитесь…. Не забудь, что у тебя есть две мины. Наши подойти уже не должны, так что выставляй, используй их с толком.

Эльмурза Шуайбович тронул на сенсорном мониторе кнопку окончания разговора и многозначительно посмотрел на полковника Даррелла. И полковник снова ощутил укор в адрес своей страны, не помогающей повстанцам в той степени, в какой они нуждаются. Тем не менее Даррелл не хотел брать на себя решение вопросов не своей компетенции и потому чувства вины не испытывал.

– Может, стоит послать в заслон капитана Бармана? – неожиданно предложил он. – Как-никак он грамотный военный специалист и сумеет организовать оборону даже малыми силами.

– Я несколько раз обращался к капитану за советом… – отрицательно покачал головой эмир.

– И что?

– Барман хорош в диверсионных действиях. Там он многое знает, умеет правильно рассчитать и организовать. Что касается обороны, здесь из капитана помощник никакой. Он в обороне вообще ничего не смыслит.

Полковник кивнул, удовлетворившись ответом, и решил непременно передать мнение эмира капитану. Причем хотелось сделать это именно публично, хотя бы при полковнике Чене. Это тоже будет капитану неприятно…