Всеволод, ставший великим князем, на короткое время объединил под своей властью большую часть Руси, посадив сыновей в удельных городах. Византийские симпатии Всеволода угасали, и это неудивительно. Во второй половине XI в. Византия почти потеряла Малую Азию, хозяйство империи было разрушено бездарным правлением императрицы Зои и внутренней смутой, устроенной Романом Диогеном в 1068– 1071 гг. Относительный порядок в Византии начал устанавливаться лишь после 1081 г., когда василевсом стал Алексей Комнин; а до того киевский князь просто не мог рассчитывать на поддержку слабеющей византийской державы.

В поисках союзника Всеволод, как и его старший брат, начал обращать взоры на Запад, но Западная Европа тогда являла собой неутешительную картину. «Христианский мир» переживал пассионарную депрессию акматической фазы. Пассионарность западноевропейцев активно смещалась к границам суперэтнического ареала. Германские феодалы начали захватывать пограничные славянские земли и превращать славян в бесправных «сервов» – крепостных. Западные славяне, жившие по Эльбе, сопротивлялись немецкому давлению всеми силами, но силы были неравны.

Ужас положения славян состоял в том, что, не принадлежа к «Христианскому миру», они были для немцев не просто «чужими»: людей другого суперэтноса завоеватели рассматривали лишь как часть природы покоренной страны (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Разумеется, и собственных крестьян немецкие бароны притесняли достаточно сильно. Но характер этого притеснения был иной. Когда, к примеру, саксонский герцог, став императором Священной Римской империи, наказывал «своих» саксов, то в них он видел людей, от которых просто требовал некоторой повинности. С бургундами, франконцами, баварцами герцог обходился уже гораздо более жестоко, а со славянами (или арабами, или венграми) поступал абсолютно бесчеловечно.

Кроме того, все феодалы средневековой Европы делились на две основные партии. Одну партию возглавляла церковь, сама претендовавшая на десятину и на верховный авторитет в делах управления. Сторонники этой партии в XII– XIII вв. получили итальянское название гвельфы, по имени Вельфов – герцогов Саксонии и Баварии, боровшихся против императорской династии Гогенштауфенов. Приверженцы же императоров звались гибеллинами.

Формально и те и другие считали себя католиками, а фактическое отношение к религии никого не волновало. Различие гвельфов и гибеллинов заключалось не в религиозных воззрениях – различались их программы устройства жизни. Гвельфы, естественно, опирались на авторитет римской курии и священников; гибеллины формировали свой «интеллектуальный фонд» из юристов (прежде всего Болонского университета), которые обосновывали тезис о превосходстве власти императора над властью Папы.

Разным было также мироощущение гвельфов и гибеллинов, выражавшееся в их отношении к природе. Дело в том, что ряды гвельфов пополнялись людьми, жившими на своих природных землях и приспособившимися к вмещающему ландшафту. Поэтому к родной природе они относились вполне благожелательно. Большинство же гибеллинов состояло из весьма пассионарных феодалов, искавших славы, побед, завоеваний в далеких землях, где они жили за счет покоренного населения. И люди и природа оставались для них «чужими», а «своим» становилось стремление получить возможно больший доход. И потому в восприятии гибеллинами окружающего преобладало мироотрицание. Негативное мироощущение гибеллинов не замедлило проявиться в экстремальной ситуации.

Борьба пап и императоров достигла своего апогея в конце 70-х годов XI в. при противостоянии Папы Григория VII и императора Генриха IV из Франконской династии. Поскольку Папа оставался главой церкви, среди феодалов начали широко распространяться антисистемные культы, противоположные церковному, например, поклонение Сатане. Не представлял исключения и сам император, состоявший в секте николаитов. Хотя отправляемый культ считался тайным, о служении «черных месс» знали многие, причем шока это у западноевропейцев не вызывало. Именно с императором Генрихом IV заключил союз киевский князь Всеволод, примкнув таким образом к европейской партии гибеллинов. Союз был дополнен династическим браком императора с дочерью великого князя – Евпраксией Всеволодовной. Так русская княжна стала немецкой императрицей Адельгейдой.

Генрих был человеком без предрассудков и привлек к участию в «черных мессах» свою жену, дабы на ее голом теле служить кощунственные обедни. Однако то, что немкам, бургундкам или итальянкам казалось очень лестным, у русской женщины вызвало отвращение – жена бежала от мужа к его противнице, графине Матильде. Матильда переправила ее в Рим, Папа принял Евпраксию и, дав ей отпущение вынужденного греха, отправил несчастную обратно на Русь. Княжна, вернувшись в дом отца и имея все возможности устроить свою жизнь, пошла в монастырь около Чернигова, где и закончила свои дни. Вероятно, ее впечатления оказались настолько омерзительны, что жизнь потеряла смысл. Вот вам пример разницы между поведением западноевропейцев и русских.

Итак, попытка сближения с Западом оказалась для Всеволода неудачной.

Борьба прогреческих и прозападных настроений распространилась и на русскую церковь. К грекам, к Византии тяготели иерархи церкви, группировавшиеся вокруг митрополита, которым обычно был грек. Им противостояли русские клирики, опиравшиеся на монашество Киево-Печерской лавры.

Не было единства на Руси и в отношении к степным соседям. С Киевской державой граничили два кочевых народа: торки (гузы) и половцы, смертельно враждовавшие между собой. Избиравшие себе союзниками торков, как это делали в XII в. волынские и киевские князья, сразу становились противниками половцев. Соответственно те, кто опирался на половцев, как впоследствии черниговские Ольговичи, становились врагами торков.

Ситуация была сверхсложная. Всеволод, не видя возможности навести порядок в удельных землях, передал инициативу и фактическую власть своему сыну, княжившему в Чернигове, – Владимиру Мономаху. Сам же великий князь, испытав на склоне лет «печали большие», скончался в 1093 г.

После смерти великого князя Всеволода, согласно лествичному порядку престолонаследия, на киевское великое княжение взошел Святополк II Изяславич, сын старшего из Ярославичей, княживший до того в небольшом городе Турове. Сын же покойного Всеволода – Владимир Мономах, изгнанный из Чернигова Олегом, сел в Переяславле.

Положение великого князя Святополка оказалось нелегким. Политическая линия его отца была малопопулярна и в Киеве, и во всей Руси. Переговоры Изяслава Ярославича с Папой Римским были неприятны и неприемлемы для большинства православных русских второй половины XI в. Став великим князем, Святополк не повторял подобных попыток и постарался сменить свое окружение.

Как когда-то Всеволод «отверг дружину свою старшую», Святополк также приблизил к себе совершенно новых людей. Летописец зовет их «уными», то есть юными, но обозначает так не возрастное, а поведенческое отличие. Вместо «старшей дружины», то есть соратников и друзей Ярославичей, у киевского престола собрались новые люди. Они были надежными помощниками великого князя, но при условии, что их служба хорошо оплачивалась. Сподвижниками Святополка становились уже не бескорыстные радетели Русской земли, но хитрые, алчные и часто совершенно бессовестные придворные. Чтобы уверенно опираться на них, великому князю требовались немалые деньги.

И Святополк пошел на нехитрую операцию: он пригласил из Германии евреев-ростовщиков. Ростовщики получили право жительства в Киеве, возможность построить синагогу и свободу в финансовых операциях. Прибывшие с Запада в Киев евреи благодаря своему опыту и сплоченности быстро отняли у непривычных к ростовщичеству киевлян большую часть клиентуры. Однако ростовщики-евреи не ограничились этой деятельностью. Ссужая великому князю деньги, они требовали для себя возможностей максимальной наживы. Наиболее выгодным коммерческим предприятием в то время была торговля рабами. Естественно, что кредиторы подталкивали Святополка к военным походам, целью которых был захват пленников, служивших платой великого князя ростовщикам.

Противостоять зависимой политике князя могли бы Святославичи, но ведь они сидели в Чернигове, и, поскольку киевляне «не хотели» черниговцев, шансов у Святославичей не было никаких. Сын Всеволода – Владимир Мономах – сидел у себя в Переяславле и не мог покуситься на права старшего брата, а должен был исполнять его волю, поскольку заключил с ним политический союз. Святополк решил развязать войну.

А воевать ради невольников киевский князь мог только с половцами.

Надо сказать, что половцы были лишены той маневренности, которую традиционно приписывают кочевникам. Как и все степняки, они занимались скотоводством. Но для зим южнорусских степей характерны обильные снегопады, когда толщина снегового покрова порой превышает 0,4 м. В таких условиях скот не может питаться подножным кормом. И в снежную пору половцы поневоле оказывались прикованными к местам зимовок, а летом – к сенокосам. Даже при хорошо подготовленных зимовках половецкий скот сильно тощал. Особенно страдали ездовые кони, а значит, и военная мощь этого племенного союза.

После нескольких неудачных сражений Святополк II, а с ним Владимир Мономах и старший брат уже известного нам Олега Святославича – Давыд, начали нападать на становища половцев, стремясь перенести тяжесть военных действий в половецкую степь. Половцам пришлось защищать зимовья, где находились их женщины и дети. Воловьи упряжки с семьями и утварью кочевников, двигавшиеся со скоростью около 4 км/ч, не могли уйти от русской конницы; половцы поневоле принимали навязываемые им сражения.

Очевидно, что отнюдь не степняки представляли на рубеже XI–XII вв. основную опасность для Киевской Руси. В это время обозначило себя явление более грозное – падение нравов, отказ от традиционной русской этики и морали. В 1097 г. в Любече состоялся княжеский съезд, положивший начало новой политической форме существования страны. Там было решено, что «каждый да держит отчину свою». Таким образом, Русь начала превращаться в конфедерацию независимых государств. Князья поклялись нерушимо соблюдать провозглашенное и в том целовали крест.

Но только съезд окончился, один из князей – Давыд Игоревич – схватил с разрешения Святополка II на киевской земле князя Василько Теребовльского и велел его ослепить. Ни о чем подобном до тех пор на Руси не слыхивали. Инцидент возмутил всех, но тем не менее Святополк остался великим князем, а Давыда лишь в 1100 г. «сослали» княжить в Бужск. А что же православная церковь? Она, разумеется, осудила эту акцию с христианских позиций, но не более того. Ведь и в церкви единства не было. Как мы помним, «византийцы» – митрополичье окружение – враждовали с монашеской общиной Киево-Печерской лавры.

Вот пример, иллюстрирующий сложность отношений церковных партий, великого князя и его западных друзей. В Киево-Печерском патерике есть рассказ о печерском иноке Евстратии, проданном в Крыму торговцу-иудею. Тот требовал от инока отречения от Христа, мучил его и, не сломив голодом привыкшего к постам Евстратия, распял монаха. Монах погиб. Слух о случившемся прошел по всему Крыму и достиг Константинополя. Император Византии Алексей Комнин преступлений не прощал, шутить не любил и уничтожил еврейскую общину в Крыму.

Лаврская братия, несомненно, не пребывала в неведении относительно обращения еврейского торговца с монахом их собственного монастыря. И тем не менее это не мешало братии иметь с еврейскими ростовщиками одного покровителя – князя Святополка II. Не случайно в «Повести временных лет», созданной Нестором в лавре, многие недостойные качества Святополка оказались старательно затушеваны летописцем в угоду покровителю монастыря. Свои претензии к Святополку первый историк земли Русской выразил крайне сдержанно, указав лишь, что Святополк отнял у монахов соляные промыслы – одно из выгодных предприятий для XI–XII вв., хотя монахи не раз страдали из-за политики Святополка. Тот же Нестор сообщает, что в мае 1096 г. половецкий хан Боняк, союзник черниговских князей и противник Святополка, совершил набег на Киев. Половцы захватили Киево-Печерскую лавру, грабили и убивали монахов. Взятый на Руси полон степняки, как обычно, отвели в Крым и продали местным купцам-работорговцам.

Легко понять, что политика, проводимая Святополком II, была далека от стратегических, политических, экономических и культурных интересов Руси. Война с половцами велась из-за стремления захватить как можно больше пленников и продать их на невольничьих рынках. Естественно, что киевляне были крайне недовольны политикой Святополка, но у него была достаточно сильная дружина, и в ней командовали «уные». Восставать в таких условиях горожанам было слишком рискованно. Но все люди смертны. В 1113 г. Святополк умер, и тогда прорвались народные страсти. Были разграблены дома многих бояр, двор тысяцкого Путяты и лавки евреев-ростовщиков. Так произошел первый в Киеве еврейский погром. Киевляне расправлялись с еврейскими купцами и их сторонниками, действуя с истинно народным размахом. Не все в городе одобряли стихийно начавшиеся действия киевлян. Богатые бояре понимали, что аппетит приходит во время еды, а значит, это безобразие может коснуться и их. Поэтому они послали депутацию во главе с митрополитом к Владимиру Мономаху, правителю сильному и достаточно популярному в народе.

Владимир явился с небольшим отрядом, киевляне не оказали ему никакого сопротивления, а, наоборот, признали великим киевским князем. Мономах потребовал прекратить истребление евреев, обещав киевлянам, что князья решат вопрос о еврейской общине. И на княжеском съезде в Выдобиче этот вопрос был решен. Владимир Мономах заявил, что конфисковывать еврейское имущество, хотя и нажитое неправедным путем, он не будет. Евреи сохранили право на все, приобретенное ими на Руси. Но им отказали в праве на жительство, а тайно приезжавшие лишались покровительства закона. Всем евреям предлагалось немедленно выехать туда, откуда они явились, для чего им был выделен необходимый конвой. После событий 1113 г. западничество на Руси исчезло до XIII в., и в дальнейшем боролись лишь две партии: провизантийская и русская.

Не менее эффективно решил Мономах и половецкую проблему. Русские рати, проигрывая отдельные стычки, легко выиграли войну со столь немобильным противником. Решающий поход в 1111 г. был общерусским. На Донце кочевники были разбиты, а в 1116 г. сын Владимира Мономаха – Ярополк разгромил половецкие вежи и на Дону. В 1120 г. тот же Ярополк уже не нашел половцев на Дону: кочевники ушли в глубь степей.

В итоге этих походов западные кочевья между Доном и Карпатами были приведены к покорности. Половцы, жившие на этой территории, вошли в состав Руси на началах автономии и, будучи некрещеными, стали называться «свои поганые» (от латинского paganus – «язычник»). В противоположность им половцы, жившие за Доном – на Волге и Кубани, – именовались «дикими». «Дикие» половцы обыкновенно выступали союзниками ростово-суздальских князей, тогда как их степные враги, жившие на южной границе Волыни, – торки – поддерживали князей волынских и киевских.

Итак, Владимир Мономах за годы своего великого княжения (1113–1125) решил обе проблемы: половецкую и еврейскую, установив на Руси относительный порядок. Он оставил в наследство своему сыну – Мстиславу Великому, вступившему после него на престол, только проблему Полоцкого княжества. И Мстислав, будучи, подобно своему отцу, талантливым человеком, захватил Полоцк, полоцких князей выслал в Византию, а территорию княжества присоединил к Русской земле. Это был период, когда вся Русь (то есть все восточное славянство) была объединена.

Мстислав Великий, хотя и княживший очень недолго (1125–1132), пользовался таким уважением, что был канонизирован Русской православной церковью.

После смерти Мстислава Киевская держава стала быстро, спонтанно распадаться. Первым отпал Полоцк, куда в год смерти Мстислава Великого прибыли из Византии полоцкие князья. Они были приняты согражданами, и Полоцк вернулся к самостоятельности. Затем, в 1135 г., отделился Новгород. Новгородская «республика» перестала посылать деньги в Киев.

В Киеве некоторое время (до 1139 г.) правил брат Мстислава Ярополк. Он умер, оставив престол брату Вячеславу. И тут в судьбу киевского великокняжеского стола вмешался Чернигов. Сын Олега Всеволод напал на Киев, выгнал Вячеслава и сел на киевский престол, объявив себя великим князем. Против него выступила ветвь Мономашичей, которых поддерживала Волынь. Изяслав, племянник Вячеслава, пытался вернуть Киев потомству Мономаха, но Всеволод – князь крутой, умный и жестокий – держался на великом княжении вплоть до своей смерти (1146).

Менее удачлив оказался его брат Игорь – человек на редкость неталантливый. Меньше чем за месяц своего правления он сумел настроить против себя киевлян, и, когда Изяслав Мстиславич, внук Мономаха, явился с Волыни с отрядом торков, киевское ополчение покинуло князя Игоря. Потерпев поражение под стенами столицы, он пытался бежать, но его конь увяз в болоте около речки Лыбедь. Игоря схватили и заточили в поруб, где он сидел до тех пор, пока третий брат – Святослав Ольгович – не собрал в Чернигове силы для освобождения свергнутого Игоря, постригшегося в заключении в монахи. Но ненависть киевлян, видевших в Игоре своего врага, была опасна и монаху. Изяслав послал дружину вывести Игоря из поруба и отвести в храм Святой Софии, где бы святость места охраняла его (собор пользовался правом убежища). Но киевляне на соборной площади отбили его у стражников и растоптали ногами, а труп бросили здесь же без погребения (1147).

Началась упорная война между Черниговским и Киевским княжествами. В это время отделилась и стала фактически самостоятельной Ростово-Суздальская земля, где правил сын Мономаха – Юрий Долгорукий, законный глава старшей линии Мономашичей. Изяслав же, любезный киевлянам, относился к младшей линии Мономашичей. Перечислять все бесконечные столкновения, пожалуй, не имеет смысла. Достаточно отметить то, что Долгорукий умер от яда (1157). Его сын Андрей Юрьевич Боголюбский (живший в селе Боголюбове, откуда и прозвище) унаследовал Ростово-Суздальское княжество отца.

Как видим, дети Мономаха схлестнулись с его внуками не на жизнь, а на смерть. Борьба ростово-суздальских князей Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского с волынскими князьями: Изяславом Мстиславичем, Мстиславом и Романом за киевский стол, конечно, была борьбой дядьев с племянниками, но рассматривать ее как семейную ссору – неправильно. Действительно, в соответствии с этикетом того времени, летописцы писали: «князь пошел», «князь решил», «князь свершил» – независимо от того, было ли князю шесть лет, тридцать три года или шел восьмой десяток. Очевидно, что так быть не могло. Как уже говорилось, боролись между собой стоявшие за князьями военно-политические группировки, выражавшие интересы тех или иных земель распадавшегося Русского государства. Процесс этот, начало которому исподволь положили решения Любечского съезда князей (1097), через 70 лет стал необратимым, и Киевская держава к началу XIII в. разделилась на несколько независимых государств.

Окончательно обособились Северо-Восточная Русь и юго-западные земли (Волынь, Киевщина и Галиция). Самостоятельным государством стало Черниговское княжество, где правили Ольговичи и Давыдовичи. Выделились и Смоленск, и Турово-Пинская земля. Обрел полную независимость Новгород. А половцам, завоеванным и подчиненным, даже не пришлось нарушать своих обязательств: они сохраняли автономию, на которую русские князья и не думали покушаться.

Государственный распад Руси отражал происходивший распад этнической системы: хотя во всех княжествах жили по-прежнему русские и все они оставались православными, чувство этнического единства между ними разрушалось.

Ярким примером утраты этнической комплиментарности стал поступок князя Андрея Боголюбского. В 1169 г., захватив Киев, Андрей отдал город на трехдневное разграбление своим ратникам. До того момента на Руси было принято поступать подобным образом лишь с чужеземными городами. На русские города ни при каких междоусобицах подобная практика никогда не распространялась.

Приказ Андрея Боголюбского показывает, что для него и его дружины в 1169 г. Киев был столь же чужим, как какой-нибудь немецкий или польский замок. Следовательно, в конце XII в. Древняя Русь вступила в новую фазу этногенеза – обскурацию. Пассионарность Руси неуклонно снижалась, и потому разнообразие ландшафтов, традиций и вариаций поведения вело к торжеству центробежных тенденций. В силу этого обстоятельства и оказалась Русь разорванной на отдельные княжества и уделы, которым в этническом смысле соответствовали различные этносы и субэтносы. Последние были крайне разнообразны. Так, в Смоленской земле имелось около десятка уделов, то же самое наблюдалось на территории Ростово-Суздальского и Черниговского княжеств. В Галицкой земле даже сохранилась область, в которой правили не Рюриковичи, а потомки древних славянских вождей – болоховские князья.

Языческие балтские и угро-финские племена: ятвяги, литва, жмудь, эсты, мордва, черемисы, зыряне, заволоцкая чудь – по-прежнему оставались за пределами Руси. Такой она и вступила в тринадцатое столетие – век своей трагической гибели.