Книга: Бермудский треугольник черной вдовы
Назад: Глава 36
Дальше: Эпилог

Глава 37

Прибежав домой, Вера упала в кровать и заснула. Взрослым было не до нее, поэтому девочку никто не разбудил, она очнулась поздним вечером и пошла к Евгении Федоровне. Но в спальне матери был выключен свет, Вера не рискнула постучать в дверь. Она дождалась утра, опять поспешила к маме, но бабушка поймала внучку в коридоре и велела ей не приближаться к Евгении. Верочка решила не послушаться, выждать момент, но Анна Ивановна в оба глаза смотрела за ней. Вечером Володя Сачков «нашел» мопед, поднялась суматоха. Но Евгения из своей комнаты не вышла. Рано утром из реки подняли тело Феди, а в районе обеда Вера наконец-то пошла в комнату к матери и сказала:
– Мамочка, Гена мертв.
– Знаю, – отрезала бледная Евгения, сидевшая у окна, – убирайся. Не желаю никого видеть.
– Мамочка, послушай, – попросила дочь, – Володя не смог его над оврагом убить.
Евгения вскочила и отбежала к стене.
– Что ты несешь?
– Мамулечка, я все знаю, – зашептала дочь, – я слышала ваш разговор в доме Надежды Михайловны про Ираклия…
Евгения Федоровна остолбенела, а Вера говорила, говорила, говорила… В какой-то момент мать схватила с тумбочки маникюрные ножницы, бросилась на дочь и ударила ее в бок, Вера заорала, прибежал Петр Михайлович, стал отнимать у жены ножницы, появилась бабушка и кинулась к Вере. Лазарев надавал Евгении пощечин, начал задавать вопросы, жена принялась кричать:
– Все из-за тебя! Это ты виноват! Один ты!
– Немедленно запри дочь в комнате, – велел зять теще.
Последнее, что помнит Вера: она стоит у окна, видит, как отец тащит жену в сарай и захлопывает дверь. Девочка сообразила, что мать расскажет ему всю правду, папа устроит ей допрос, она бросилась в кровать, натянула на голову одеяло и притихла. Примерно через час отец вошел в детскую.
У Петра Михайловича было такое лицо, что дочь перепугалась, схватила подушку и прикрыла ею голову.
– Евгения рассказала мне все, – ледяным голосом произнес Петр Михайлович, – все! Теперь твоя очередь. Не смей лгать. Услышу слово неправды – задушу.
Веру заколотило в ознобе, она заплакала, но отец, вместо того чтобы утешить дочку, отвесил ей такую затрещину, что у нее зазвенело в ушах, а потом велел:
– Хорош…! Говори!
Вера призналась, как расправилась с Геной. Назвала имена Володи, Толи, Семена.
Петр Михайлович молча выслушал дочь, встал и вдруг спокойно произнес:
– Вы с Евгенией убийцы. Вы доставили мне кучу неприятностей, заварили крутую кашу. Сиди в комнате. Анна!
– Да, Петя, – испуганно пролепетала из коридора бабушка.
– Закрыть у этой… в спальне ставни, – распорядился Лазарев, – запереть дверь снаружи. Выпускать ее только в туалет, не оставлять ни секунды без присмотра. Тем, кто заявится сюда с соболезнованиями, говори: «Вере плохо, она от стресса заболела, я еле на ногах держусь, мы уезжаем в Москву». Усекла?
Анна Ивановна закивала.
– Алевтина сегодня появится? – спросил отец.
– Да, да, – зашептала бабушка, – около четырех придет, велю ей домой вернуться.
– Наоборот, – возразил зять, – сообщи девушке: «Мы собираемся в город, принеси из сарая пустые коробки вещи сложить». Сама туда не ходи! Не смей.
– Петенька, – прошептала бабушка и начала креститься, – Петенька… как же… Ты… ты… неужели… нет! Нет!
– Делай, что велено! – оборвал старушку Петр Михайлович.
Он удалился. Анна Ивановна молча захлопнула ставни и ушла, не забыв запереть дверь снаружи.
Вера сделала судорожный вдох:
– Утром меня увезли в Москву, бабушка объяснила, что мама очень больна. У нее развилось сумасшествие, и она покончила с собой. Меня отправили в другую школу, потом папа умер, бабушка сменила жилье на меньшее, денег у нее не было, я опять пошла в новую гимназию, поступила в медучилище… Налейте мне чаю, горячего-горячего… сахару побольше… голова кружится.
Я молча смотрела, как Тоня возится с чайником. Мы никогда не узнаем, что на самом деле произошло в том сарае. Могу лишь предположить, что Петр Михайлович убил свою жену и инсценировал суицид. Лазарев прекрасно понимал: если Евгения останется в живых, она в любой момент может впасть в истерику и разболтать то, что не следует. Жена-самоубийца – минус в анкете, но супруга, подтолкнувшая Сачкова убить мальчика, и дочь, которая замыслила и совершила тяжкое преступление, – это конец карьере. Лазарев решил спрятать концы в воду, и мы знаем, что у него это отлично получилось. Почему Петр Михайлович оставил в живых Сачкова, Кратова и Паскина? Пожалел подростков? Ну это навряд ли, они же могли развязать языки. Наверное, он отложил расправу с ними, чтобы не привлекать излишнего внимания к событиям, о которых сплетничала вся округа. Смерть этих ребят могла подлить масла в огонь, вызвать цунами пересудов. Сачкова и Паскина воспитывали одинокие неимущие матери, ни связей, ни денег у них нет. Но с Кратовым другой коленкор. Его отец писатель с толстым кошельком. Если с Толей случится нечто плохое, папаша дернет всех своих знакомых, вызовет опытных специалистов из Москвы, отодвинет в сторону прикормленных Лазаревым участкового Кузнецова и начальника милиции Собакина. Бог весть, что откопают люди из столицы. Нет, ребят трогать сейчас опасно, и они напуганы содеянным, будут молчать. Лазарев прекрасно знал: иногда надо просто повременить. Пройдет осень, настанет зима, и он по-тихому уберет пацанов. Один попадет под машину, другого убьют в драке… Никто не свяжет эти смерти с гибелью Гены. Петр отложил казнь на время, но не успел лишить подростков жизни, потому что сам умер. Но это лишь мои предположения, узнать правду не у кого.
Вера отодвинула пустую чашку и сбросила с плеч плед.
– Зачем вы храните на работе в запертом столе альбом с рисунками? – поинтересовался Жданов. – Картинки, кстати, красивые. Лес, река, дети катаются на мопедах. И текст интересный. «Толя Паскин, Федя и я собираем в сентябре грибы», «Семен Кратов, Гена и я пьем чай на веранде нашего дома в январе». Волков и ваш брат погибли летом, они никак не могли осенью ходить с корзинкой по лесу, и зимой вы в Гуськово не приезжали.
Вера молчала.
– Посещали психолога? – предположила Антонина. – Не знаю, были ли вы до конца откровенны с ним, но он посоветовал вам метод изменения прошлого.
– Прошлое невозможно подкорректировать, – мигом встрял Денис.
– Верно, – согласилась Юрская, – что сделано, то сделано. На самом деле ничего нельзя исправить. Ни Федя, ни Гена не оживут. Евгения Федоровна и Петр Михайлович не вернутся. Но можно облегчить свои душевные терзания. Если в тот момент, когда жизнь кажется невыносимой, нарисовать счастливую картинку, то станет легче. «Толя Паскин, Федя и я собираем в сентябре грибы». Да, Федя осенью был мертв, но на бумаге он жив, и какая-то часть тебя начинает в это верить: да, да, брат не умер, он просто куда-то уехал.
– Это так, – подтвердила Вера. – Вначале я не очень мучилась, совесть меня не грызла, и после смерти бабушки я какое-то время нормально жила. Но потом… Я постоянно стала думать про то лето… Ой! Не могу! Стало так плохо, пропал сон, аппетит, я прямо умирала. В клинике, где я тогда работала, был психотерапевт, я не рассказала ему всей правды, приврала, что ходила в детстве с приятелями в лес, их убил маньяк, а я убежала, и сейчас мне нехорошо от этого. Он посоветовал терапию счастливых картинок. Объяснил: «Рисуйте медленно, со вкусом».
– А зачем их в «Светатуре» держать? – спросил Роберт. – Дома места мало?
– Я тетрадь в квартире хранила, – произнесла Лазарева, – если плохо делалось, ее перелистывала, и отпускало. Она в тумбочке у кровати лежала.
– Так почему вы альбом в офис притащили? – нажимал Троянов.
Вера молчала.
– Потому что недавно я к ней переехал, – произнес молчавший долгое время Голиков. – Убийца подумала, что я могу открыть ящик, увижу рисунки, начну задавать вопросы, догадаюсь о чем-то. У страха глаза велики, вот преступница и решила от греха подальше свое творчество убрать.
– У нее огромные апартаменты, – никак не мог успокоиться Роберт. – Неужели шкафа с замком нет?
Алексей посмотрел на компьютерщика.
– Вас не удивит, что невеста крепко заперла, допустим, секретер и не дала мне ключа? Для меня такое поведение – сигнал о недоверии, повод подумать, так ли уж она хорошо ко мне относится. Вера в курсе, что я терпеть не могу тайн, никогда не полезу в ее телефон, не стану проверять почту. Но! Я ей все пароли сообщил, ключи отдал и жду от нее того же.
Троянов пошел к чайнику.
– Понятно. В семье не должно быть секретов.
– Да, – кивнул Алексей, – другие отношения меня не устраивают.
– Татьяна сделала снимки картинок, почему там нет ни одной, посвященной покойным мужьям? Вас мучила совесть только в отношении смерти Геннадия? Четверо отравленных супругов не в счет? – зачастил Жданов.
– Я их не лишала жизни, – заплакала Вера, – наоборот, продляла им жизнь.
– Да ну? – прищурился Роберт. – Каким образом?
Лазарева закрыла лицо руками.
– Не сразу, но я осознала, что в детстве совершила ужасный поступок, разобралась в себе и подумала: «Сделанного не вернуть. Гена не оживет. Мне нужно искупить свою вину». Но как? Ответ нашелся: спасти кого-то от смерти! Я попросила врача дать мне самого тяжелого пациента, им оказался Борис Виноградов. Он был кандидатом на тот свет, после операции у Бори началось осложнение, он умирал, но я сумела его выходить. Когда мы стали мужем и женой, я сдувала с него пылинки, поэтому он прожил еще год. Я ему подарила двенадцать месяцев жизни. Понимаете?
– Интересно, – кивнул Борцов, – и с остальными так же?
– Да! – воскликнула Вера. – Да! Я тянула их всех. А потом устала. Это очень трудно!
– Но Алексей не болен, – отметила я, – он молод, богат, завидный жених.
– Леша – моя первая любовь, – всхлипнула Вера. – Четырьмя спасенными жизнями я искупила вину перед Геной, но ведь хочется немного счастья. И это не стыдно, так в книге написано: если отработала карму, можно и о себе подумать.
– В какой книге? – не поняла я.
– Мне делалось все хуже и хуже, – зачастила Вера, – я работала, меня уважали коллеги, вроде все было хорошо. Сначала я редко вспоминала про Гену, потом чаще и чаще… А через несколько лет только о нем и думала. Жить не могла, плакала каждую ночь, Волков мне сниться начал. Стоял с окровавленным лицом, руки тянул, выл: «Что ты со мной сделала! Я пришел за тобой. С собой заберу-у-у-у!» Боже! Я просыпалась мокрая от пота. У нас в клинике работал Сергей Иванович, психотерапевт, он мне про картинки подсказал. Потом через какое-то время спросил: «Ну как настроение? Лучше?» Я ему честно ответила: «Да, но все равно накатывает». А он мне пальцем погрозил: «Вы мне, дорогая, не все рассказали, вот вам телефон. Ступайте к Олегу Борисовичу, со мной откровенничать не хотите, в одном заведении работаем. А вот Олегу откройтесь». И я пошла, попала к замечательному врачу. Олег Борисович написал книгу «Спасение души», вел группы тех, кто впал в депрессию. Я стала посещать собрания. Олег Борисович объяснял: если совершил плохой поступок, это не страшно. Главное – раскаяться и что-то хорошее сделать, тогда зло аннулируется.
– Баш на баш, – кивнул Глеб Валерьянович.
– Да! Верно, – кивнула Вера. – Я убила Гену, но за это подарила Борису год жизни. Вот так.
– Мужей было четверо, – заметила Тоня. – Надо ли это понимать так, что вы лишили жизни еще трех человек?
– Нет! Нет! Нет! – испугалась Вера. – Я искупала только ту детскую историю. Я втянула в преступление Володю, Сеню и Толю, следующими браками искупила все нехорошее, что сделала. Я теперь совсем другой человек с чистой совестью.
– Видно, кое-какие пятна остались, – заметил Глеб Валерьянович. – Тетрадку с рисунками-то не выбросили, бережете, продолжаете ее пополнять.
– Да, мне от картинок становится хорошо и спокойно, – прошептала Лазарева, – но все плохое я аннулировала, перечеркнула браками с мужьями, за которыми ухаживала. Я добрый человек. Я перевоспитала свою душу. У нас счет по нулям. Ноль – ноль. Зла больше нет!
– Оказывается, я совсем не знаю женщину, на которой собрался жениться, – горько произнес Алексей. – Что за бред она несет!
Антонина пересела поближе к Голикову:
– Не все убийцы, смыв с рук кровь жертвы, спокойно спят по ночам, некоторые начинают мучиться сразу, другим, например Вере, требуется время, чтобы испугаться содеянного, осознать ужас своего поступка. Человек с большим запозданием испытывает душевные терзания, ищет возможность их облегчить. Рисование картинок, аннулирование преступлений… Существует множество уловок, которые могут помочь выдрессировать совесть, а хорошо выдрессированная совесть не кусает своего хозяина. Вера решила, что расплатилась за зло…
– Да, да, да, расплатилась, – повторила Лазарева.
– А как же Людмила? – спросила я. – Она лишилась отца, брата, потом матери.
– Я здесь ни при чем, – затрясла головой Лазарева, – они сами умерли. Я только Гену… больше никого и никогда! Честное слово.
– Вы приходили к Волковой в кабинет, подкупили Элеонору, забрали сердечные капли? – строго спросил Иван.
– Нет, нет, нет! – начала отрицать Вера.
Я посмотрела ей в глаза.
– Вы говорите неправду. Вы решили напугать Сачкова, сняли комнату у Ткач, принесли туда костюмы, в которых преследовали Владимира. В своем предсмертном письме он указал, что Лазарева часто подстерегала его в разных местах, появлялась в кафе, одетая официанткой, один раз в форме дорожного полицейского возникла на парковке около его машины. Сачков стал бояться любого шороха, но окончательно добила его кошка Василиса, она караулила в подъезде, когда Володя шел с женой домой. Артист понял, что следующим шагом шантажистки станет беседа с Любовью Павловной, Вера расскажет ей все: про Ираклия, про Федора, про Геннадия. И решил уйти из жизни. Вам очень везло, Ольга Олеговна показала вам костюм кошки, рассказала про сайт «Секрет-скелет», предложила бедной медсестре подработку. И надо же! Кошку-то звали Василиса! Совсем как ту несчастную любимицу Поповых, которую Сачков измолотил палкой, спеша убить Гену. Подросток находился в стрессовом состоянии и, услышав, как над ним посмеиваются Кратов и Паскин, набросился на ни в чем не повинное животное. Увидев костюм кошки Василисы, вы вспомнили тот эпизод…
– Ничего не знаю ни про какую кошку, – опешила Лазарева, – впервые о ней слышу.
– Да ну? – прищурилась я. – Вы с мальчиками шли натягивать проволоку…
– Нет, нет, они были без меня, – начала отрицать Вера, – прибежали первыми, я чуть позднее появилась, когда они все уже сделали и в кустах сидели. Я подошла не со стороны Гуськова, а с тропинки, которая от магазина ведет, мне там короче было. Мы встретились уже на условленном месте, я с ним не бежала, а вот… потом… тогда да! О какой кошке вы говорите?
– Вы встречались с Людмилой Волковой, Сачковым, Паскиным, Кратовым после того убийственного лета? – задал свой вопрос Иван Никифорович. – Знаете, как сложилась их судьба?
Лазарева вытерла вспотевший лоб рукой.
– Мы на дачу больше не ездили. Проклятое место сгорело! И чуланчик тоже. Сачков стал артистом, в сериалах снимался, его часто по телику показывали, и в журналах фото Владимира мелькали. Потом он с собой покончил. Но это не я его убила, не я! Честное слово, не я.
– Успокойтесь, мы вам верим, – остановила я Веру, – к самоубийству Владимира Николаевича вы не причастны.
– Как Паскин, Кратов и Мила живут, я понятия не имею. Они мне неинтересны, – приободрилась собеседница, – в особенности Мила! Она меня так ударила! Видите шрам над бровью? Людка в глаз мне палкой метила, хотела меня ослепить!
– Волкова напала на вас? Когда это случилось? – насторожилась Антонина.
Вера откинулась на спинку кресла:
– Когда мы из леса в деревню спешили, Семен и Толя вперед убежали, а мы с Володей отстали, он сказал: «Генку быстро найдут, а Федю нет. Вдруг его вообще не обнаружат? Той тропинкой редко пользуются. Что, если Федька так и останется без могилы? Нет, я пойду и расскажу, где он. Знаю, что признаваться нельзя. Если выяснят, что я натворил, отправят меня в колонию надолго, я не стану артистом. Пойду к Михаилу Ивановичу, скажу: гулял над оврагом и нашел мопед, а еще там лужа крови. По-хорошему надо Петру Михайловичу сообщить. Михаил Иванович добрый, и не мент, и не родственник Феди. Но Петр Михайлович очень умный, он может понять, что я вру, а участковый хитрый, начнет вопросы задавать, еще запутаюсь. А перед Михаилом Ивановичем не запнусь, я же будущий актер, у меня получится. Навру ему про мопед, а потом больным прикинусь, чтобы больше ни с кем не общаться.
И он пошел к Михаилу Ивановичу, а я унеслась домой. На следующий день вечером мы собрались в чуланчике попрощаться. Нас всех увозили в город, меня на улицу не выпускали, дверь заперли, окна ставнями закрыли. Но я сказала бабушке:
– Душно, я задыхаюсь, сейчас в обморок упаду. Папы дома нет, пожалуйста, открой окно. Честное слово, я даже не подойду к нему.
Анна Ивановна распахнула ставни и легла спать. А я вылезла и собрала всех в чуланчике. Велела им поклясться молчать, сказала: «Мы с Володей не хотели Гену убивать, это шутка была. И проволоку не мы натягивали, а вы. Если пасть разинете, то кто самый виноватый? Паскин и Кратов, вы ловушку Волкову соорудили». Они заспорили: «Ты все придумала! Мы исполняли твой приказ, и Сачков нам помогал проволоку крепить». А я им: «И чего? Я сказала глупость, и только. А вот вы…» И тут в комнату врывается Людмила и как даст мне по лицу палкой. Метила в глаз, попала в бровь. Как заорет: «Ага! Вас всех сейчас арестуют!» И мы выскочили вон. Мы поняли, что Людка разговор наш слышала, перепугались и разбежались. Я в панике была, у меня голос пропал, хочу что-нибудь сказать, а получается мычание. Но ничего не произошло. Мы с бабушкой на следующее утро спокойно уехали, меня никто ни о чем не спрашивал. Разве я могла после той встречи в чуланчике к Волковой приезжать? Она психованная, опять ударила бы чем-нибудь.
Иван Никифорович побарабанил пальцами по столу:
– Вера, кто поджег дачу и домик, где вы собирались? Думаю, я знаю имя этого человека, но хочу, чтобы вы сами его озвучили.
– Я, – после короткой паузы ответила Лазарева, – папа улетел в командировку, у бабушки сердце болело, ее положили на обследование. Я осталась одна в квартире и подумала: «Если все сгорит, на следующее лето мы в Гуськово не поедем». Очень не хотела туда возвращаться. Вот и рванула на электричке в Подмосковье, прикатила в двадцать тридцать, уже стемнело, взяла из нашего сарая две канистры с бензином, папа всегда их полными держал, разбила стекло в гостиной, влезла внутрь. Ну и… Сначала дом подожгла, потом чуланчик. Хотела еще и дачу Волковых в факел превратить, да горючее закончилось.
– Вас могли поймать, – заметил Роберт.
– Я знала, что в нашем поселке в сентябре никого не остается, а до деревни идти надо, – пояснила Вера, – успею убежать. Так и вышло. Я села на последнюю электричку… Мне плохо, меня тошнит, голова болит, кружится, сейчас в обморок…
Вера закатила глаза и упала головой на стол. Борцов кинулся к ней. И через пару секунд сказал:
– Вызывайте «Скорую», дело серьезное.
Когда желтый минивэн, завывая сиреной, умчался со двора, Алексей повернулся к Ивану:
– Надо было слушать мать. Ей Вера сразу не понравилась. А я подумал, что мама ревнует. И вон как обернулось. Что теперь будет с Лазаревой? Ее арестуют?
Иван потер затылок, вместо него ответил Глеб Валерьянович:
– Вере на момент убийства Геннадия было четырнадцать, она малолетняя преступница. Прошло много лет, прямых улик нет, свидетели убийства умерли. Ни Сачкова, ни Кратова, ни Паскина не допросить. Теперь понятно, почему Семен ушел в монастырь, а Паскин спился. В живых осталась одна Людмила. Но у нее есть печальный опыт общения с милицией. Девочка передала участковому разговор подростков, подслушанный ею в чуланчике, но Вадим Глебович, которого Петр Михайлович подкупил переездом в Москву, заткнул ей рот.
– Когда я встречалась с Людмилой, – перебила я Борцова, – та была откровенна, рассказала много интересного про Лазареву, упомянула о том, как застала подростков в чуланчике и выгнала их. Но про удар палкой промолчала.
– И понятно почему, – отметила Тоня. – Неприятно сообщать о том, как накинулась на кого-то с дубьем.
– Согласна, – кивнула я, – каждый человек хочет предстать перед посторонними в выгодном свете. Но почему Людмила не сообщила мне содержания подслушанной беседы? Волкова просто сказала, что Вера велела всем молчать, Мила взбесилась и вышвырнула незваных гостей вон.
– О! Смотри! – воскликнул Роберт и развернул ко мне экраном один из ноутбуков.
Я увидела знакомое лицо и услышала голос:
– Конечно, вы правы, каждый сам портит свою жизнь как умеет!
– А вы совершали роковые ошибки? – спросил ведущий программы.
Оператор дал крупный план, глаза гостьи студии, отвечавшей на вопросы, стали огромными, зрачки почернели, поглотили всю радужку, стали похожи на бездонные омуты.
В моих ушах неожиданно зазвучал голос Ольги Олеговны Ткач: «У нее были такие глаза… гипнотические, с невероятными зрачками…» Потом в голове завертелись обрывки разговоров с разными людьми. «У Веры необычные волосы…», «Она не поздоровалась со мной на лестнице…», «Записку оставила, напечатанную на принтере…»
– Таня, у тебя что-то болит? – забеспокоилась Тоня. – С таким видом сидишь, словно зубы заломило.
Я встала, подошла к доске и взяла фломастер.
– Нет. Просто возникли новые вопросы.
– Какие? – тут же отреагировал босс.
Я начала быстро писать на стекле.
– Инна Валерьевна Голикова, прежде чем обратиться к нам, затеяла собственное расследование. Она наняла частного сыщика, который собрал кое-какие сведения о Вере. Глубоко детектив копать не стал, но кое-что раздобыл. В частности, он побеседовал с Лидией Ефимовной Катаниной, которая живет на одной лестничной клетке с Лазаревой. Лидия положительно охарактеризовала Веру: спокойная, не шумная, не болтливая, всегда вежливо здоровалась и бросала пару фраз вроде: «Как дела? Сегодня хорошая погода». Но незадолго до смерти второго мужа Веры случилась странная история. Катанина стояла на лестничной клетке, искала в сумке ключи, а Вера вышла из своей квартиры. Увидела Лидию Ефимовну и молча побежала вниз по ступенькам. Соседка крикнула ей в спину:
– Добрый день!
Лазарева сделала вид, что не слышит. Катанина не поняла, почему она ее проигнорировала, и обиделась. На следующий день Лидия мыла снаружи входную дверь. И тут снова появилась Вера, она поприветствовала соседку. А та не сдержалась:
– Вижу, сегодня у вас хорошее настроение, не то что вчера.
Вера удивилась, спросила, что случилось накануне. Катанина ей напомнила про инцидент. Лазарева растерялась:
– Вы меня с кем-то перепутали, мы с вами не виделись.
Лидия Ефимовна не стала спорить, а про себя подумала: «Ну да, с такими волосами тебя перепутаешь».
Не уверена, что стопроцентно точно цитирую Лидию Ефимовну, но суть передаю правильно.
Вопрос. Почему Вера не поздоровалась с Лидией, а потом отрицала факт их встречи на лестнице? Вы пока думайте, а я продолжу. Через день после того, как Лазарева продемонстрировала провал в памяти, она неожиданно зашла в гости к Катаниной, ранее этого не случалось. Вера спросила у Лидии: «У вас никогда не бывает ощущения, что кто-то посторонний в ваше отсутствие заходит в квартиру? Сегодня, когда я уходила, чайник на кухне стоял ручкой к окну, а вернулась – он наоборот повернут, на его боку вмятина, которой ранее не было». Вот тут Лидия Ефимовна решила, что к Лазаревой пришла шиза, растерялась, не знала, как отреагировать. Через несколько дней после этого умер второй муж Веры. Катанина решила, что супруг соседки болел, та сильно нервничала, отсюда и странности поведения. А я посчитала этот эпизод малозначимым и забыла о нем. Но нет, это, как я сейчас понимаю, была очень важная информация. Вдруг в апартаменты Веры, когда ни ее, ни мужа дома не было, на самом деле кто-то заходил и случайно сдвинул чайник? Уронил его, поэтому и появилась отметина? Это обеспокоило Веру до такой степени, что она пошла к соседке с вопросом.
– Очень глупо, – оценил поведение Веры Денис, – она что, думала, к ней залез вор, ничего не взял, повертел чайник, а потом полез к Катаниной и там проделал то же самое?
– Конечно, глупо, – согласилась я, – но это показывает, как сильно разволновалась Лазарева. До такой степени, что поспешила к Лидии с идиотским вопросом. Надо спросить у Веры, почему она так задергалась.
– Пока такой возможности нет, она без сознания, – напомнил Борцов.
– Теперь вспомним, что рассказала Ткач, – продолжила я, – и зададим новые вопросы. По какой причине Вера сняла комнату? Она живет в прекрасной квартире.
Денис поднял руку.
– Есть ответ. К Лазаревой жених переехал, а она хотела от него скрыть костюмы, в которых преследовала Сачкова. Увидев их, Голиков мог удивиться.
– Нет, – остановила я Жданова. – Алексей перебрался к Вере совсем недавно, именно потому Инна Валерьевна и примчалась к нам. А жилье Вера сняла еще до смерти Сачкова, тогда она обитала одна. Встречалась с Алексеем, проводила с ним много времени, но ночевать Голиков ехал к себе домой. У них с Лазаревой был букетно-конфетный период. Но я согласна с Денисом, дама, что жила у Ткач, не хотела светить костюмы официантки и прочие. Ольга Олеговна проверяет комнаты жильцов, у Лазаревой был идеальный порядок, но Ткач обратила внимание на ее странные наряды. Форма официантки, синий халат уборщицы, строгий офисный серый костюм, форма полицейской, красная кожаная мини-юбка, ботфорты, обтягивающий топ – так наряжаются проститутки. Утром Вера всегда уходила в обычной одежде, но у нее при себе была большая спортивная сумка. Ткач сообразила, что жиличка уносит с собой на службу один из костюмов, и спросила у Лазаревой, почему у нее такой странный гардероб. Та ответила:
– Играю в самодеятельном театре, после работы бегу на репетицию.
Но давайте вспомним письмо, которое Сачков оставил жене, в нем он рассказывал, как его шантажировала Вера, требовала денег. Лазарева появлялась словно из-под земли. Сядет Володя перекусить между съемками в кафе, глядь, подруга детства идет, волосами своими рыжими трясет, говорит: «Знаю, что ты сделал». И в банке она ему встретилась, и на парковке как сотрудница ДПС подошла… Вера просто довела Сачкова до суицида, она его преследовала. И от нее пахло очень противными духами. Про навязчивый аромат упоминала и Любовь Павловна, он исходил от костюма кошки Василисы. А пару часов назад во время нашего разговора Вера воскликнула: «Не люблю парфюмерию с сильным запахом, даже мыло приобретаю нейтральное».
– Это правда, – подтвердил Алексей.
– Так, – протянул Иван Никифорович.
– Следующий вопрос, – не останавливалась я. – У Лазаревой приметные волосы, ярко-рыжие, кудрявые, притягивают к себе внимание. Михаил Иванович очень точно заметил: «У Верки такие кучеряшки, что никто ее лица не замечает».
Почему кошка Василиса, надев костюм и маску, не спрятала локоны? Если она переоделась, чтобы ее не узнали, то по какой причине выставила самую яркую примету на всеобщее обозрение? И помните слова Ольги Олеговны про глаза жилички? Вера посмотрела в упор на нее, зрачки Лазаревой стали огромными, заполнили всю радужку, Ткач почувствовала себя словно под гипнозом. Удивительные глазищи! Роберт, сейчас я видела у тебя в ноутбуке телепрограмму, в которой принимала участие Людмила Волкова. Когда я сидела у нее в кабинете, вошла помощница и сказала, что телевидение приехало, наверное, снимать эту передачу. Найди-ка в Интернете онлайн-показ интервью и продемонстрируй нам всем момент, когда лицо Волковой берут крупным планом.
Троянов схватился за мышку.
– Глаза, – через пять минут воскликнула Антонина, – огромные зрачки! Таня, ты умница! Такую реакцию нельзя подделать.
– Роберт, как ты думаешь, какой медцентр посещает госпожа Волкова? – спросил Иван.
– Богатые и знаменитые любят всего несколько клиник, – пробормотал компьютерщик, – сейчас пороюсь. Эти дорогие лечебные заведения давно имеют онлайн-регистратуру, высылают пациентам на имейл результаты обследований. Спору нет, это удобно, но более или менее умелый хакер может взломать защиту клиники. Как правило, в ней ничего хитрого нет.
– Волкова прикинулась Лазаревой, – подвела итог Юрская.
– Да, – кивнула я, – Людмила знала, кто виноват в смерти ее брата, отца и матери. Идея убить Геннадия принадлежала Вере Лазаревой, а помогали ей Сачков, Кратов и Паскин. Кончина Гены повлекла за собой смерть Игоря Семеновича, Галины Сергеевны, да и Франциска Яновна недолго потом прожила, ее здоровье подорвал уход сына. Мать успела выдать дочку замуж, Люда родила одного за другим троих детей, ей было не до мести. И, возможно, она закопала свое горе на дне души. Мила поступает в институт, учится на гомеопата, начинает работать. Вера становится медсестрой, она борется с депрессией, потом ее принимается терзать совесть, угрызения становятся все сильнее. Лазарева обращается к психотерапевтам, рисует картинки, потом решает уничтожить свои грехи добрыми делами. Она истово ухаживает за Борисом Виноградовым, тот женится на ней. Неизвестно, что бы случилось дальше, но тут по кабельному каналу показывают сериал Кратова. Помните, домработница Семена рассказывала детективу, которого наняла Инна Валерьевна, что хозяин за неделю до премьеры велел ей отвезти по трем адресам письма и бросить их в почтовые ящики. Анна Сергеевна удивилась, Сеня впервые дал ей такое задание. Она не смогла назвать сыщику ни номера домов, ни улицы, но вспомнила, что один конверт доставляла на Старый Арбат, куда-то в район МИДа, второй – на Патриаршие пруды, а третий – в Марьину Рощу, в пятиэтажку-развалюху.
– На Арбате квартира Веры, на Патриарших живет Людмила, Паскин обретался в Марьиной Роще, – добавил Роберт.
– Да, – кивнула я, – Семен хотел, чтобы участники событий увидели его фильм. Сам Кратов уходит в монастырь. Похоже, его тоже сильно мучает совесть, и это его способ искупить грех убийства.
– Стоп! – скомандовал Жданов. – Кратов оповестил Веру, Людмилу и Паскина. При чем тут Волкова? Она с ними проволоку не натягивала. И где письмо Сачкову? Это он руководил Семеном и Толей, предложил им по указанию Веры пошутить над Геной.
Я кивнула:
– Отличный вопрос, Ден. По какой причине Кратов захотел, чтобы кино посмотрела Людмила, я понятия не имею. Вероятно, он решил оповестить всех членов банды Веры. Мы не знаем, что Семен написал друзьям детства, но думаю, текст был примерно такой: «Обязательно посмотри мой сериал, он про наше лето в Гуськове, тебе понравится». Какую цель преследовал Кратов, отсылая сообщение? Хотел напугать бывших приятелей? Заставить их мучиться совестью? Решил возобновить отношения? Побудить компанию признаться в содеянном? Нет у меня ответа на эти вопросы. Отчего фильм появился только в начале двухтысячных? Могу предположить, что у Кратова не было денег на съемки, а потом вдруг нашелся спонсор. Или он, став взрослым, поверил в Бога, собрался отмаливать грех в монастыре и решил напомнить остальным о том, что им тоже необходимо искупить содеянное. Но это все мои фантазии. Значит, так, Вера вышла замуж за Бориса Виноградова. Людмила, мать троих детей, прекрасный гомеопат, Паскин пьет горькую, Сачков снимается в кино, сериал Кратова показывают на канале «Говорун». Думаю, Толя Паскин фильма не видел, он горький пьяница, буян, все его мысли заняты одним: где достать бутылку. А вот остальные, получив послание Семена, скорее всего, включили телевизоры. Почему Владимир не получил письма Кратова? Так он жил в США! Пытался делать карьеру в Голливуде. Сеня адреса не знал.
– Понял! – подпрыгнул Денис. – Волкова посмотрела фильм, вновь пережила те события и решила мстить Лазаревой и ее банде. Но! Семен в монастыре, найти его почти невозможно, на то, чтобы определить его место жительства, понадобятся годы.
– Верно, – согласился Борцов, – а если он принял схиму – высшую степень монашества, предписывающую затвор и соблюдение строгих правил, то его вообще никогда не найти. Значит, Кратов вне доступа, Паскин допился до потери человеческого облика. Но Семен и Анатолий не главные виновники гибели Гены. Людмила, подслушав беседу подростков в чуланчике, знала, что этих мальчиков обманули, они, натягивая проволоку, не собирались убивать Гену, считали происходящее шуткой. Лазарева и Сачков истинные убийцы, это они все затеяли. Владимир живет в США, до него, конечно, можно добраться, но Вера здесь, она главная преступница. И Людмила начинает с нее. В голове Волковой созревает дьявольский план.
У жены олигарха нет проблем с деньгами, она легко может нанять исполнителя, который столкнет Лазареву под поезд метро. Но это не принесет успокоения Волковой. Людмила потеряла любимого брата, отца, бабушку, мать, ей было тяжело и до сих очень плохо морально. Значит, Вера тоже должна мучиться, и желательно не один год. Умереть – это просто умереть. А вот пережить смерть любимых людей, жить дальше, плача о потере, – это намного хуже собственной кончины. Мы знаем, что в распоряжении Милы есть немалые средства, ей нетрудно выяснить подробности биографии Лазаревой. И что же она выясняет? У Веры сплошной шоколад, она работала в клиниках, ее уважали, считали отличным специалистом, а потом она удачно выскочила замуж за обеспеченного Бориса, которого самоотверженно выходила после сложнейшей операции. Похоже, Вера обожает супруга, бросила работу, сдувает с мужа пылинки.
Увы, за деньги можно купить любую информацию, даже медицинскую, вопрос, сколько придется заплатить, а Мила не стеснена в средствах, и она врач. Получив историю болезни Виноградова, Волкова поняла, как надо действовать. Давайте вспомним циркулирующую в свое время по Гуськову сплетню. Деревенские болтуны, заметив внешнее сходство между Милой и Верой, считают, что Франциска Яновна изменяет мужу с Петром Лазаревым. Девочки действительно смахивают друг на друга, и, став взрослыми женщинами, они сходства не потеряли, у них одинаковый рост, фигуры, овал лица, форма носа, разрез глаз, однако за близнецов Веру с Милой никак нельзя принять. Но Волкова, задумывая преступление, делает гениальный ход, она надевает рыжий парик, имитирующий волосы подруги детства. Копна огненных кудрей притягивает взгляд, и, как верно заметил Михаил Иванович, «за кучеряшками лица никто не замечает». Полагаю, Волкова выждала момент, когда Вера с мужем отправились куда-то вместе, нацепила фальшивые волосы и вошла в квартиру Лазаревой…
Я посмотрела на Дениса:
– Надеюсь, ты не хочешь спросить, где она ключи взяла?
– Нет, – буркнул Жданов, – у самого в кармане электронная отмычка.
– Отлично, – кивнула я, – гомеопат смешала свои капли с лекарством, которое больным после шунтирования велят принимать пожизненно, и ушла, а вскоре Борис умер. Все получилось по плану, Вера осталась безутешной вдовой. Но потом выясняется, что у Лазаревой все не так плохо. Вдовушка не плачет, не рыдает, не ходит в черном, она вполне весела. Ей по наследству достается огромная квартира на Арбате, Лазарева быстро выходит на работу и… находит нового мужа, Степана Щипачева.
Волкова скрипит зубами от злости, опять берет парик из рыжих кудрей, и что? Не успевает земля на могиле Степана осесть, как у Лазаревой появился новый женишок. Да что же это такое!
– Однако Волкова маниакально упорна, – удивился Жданов, – столько лет убивать мужей Лазаревой. У Людмилы определенно проблемы с психикой.
– Конечно, – согласился Глеб Валерьянович, – стресс, который она испытала в подростковом возрасте, не прошел даром. Люди думают, что реакция на ужасное событие наступает сразу. Например, вы стали жертвой землетрясения, и на следующий день после благополучной эвакуации у вас открывается понос, поднимается температура, из глаз льются слезы, возникает желание скандалить, начинается бессонница… Да, так бывает часто. Но врачи хорошо знают об отсроченных реакциях на стресс, когда солдата, вернувшегося с войны, он догоняет спустя годы, и он идет убивать соседей, потому что они кажутся ему врагами, с которыми он дрался десять лет назад. Что же касается маниакального упорства Волковой, то история криминалистики знает много подобных примеров. Диана Вестмюллер десять лет подряд убивала новорожденных детей своей бывшей подруги, которая увела у нее мужа. Лариса Ковалева на протяжении пятнадцати лет поджигала избы родного брата, мстила ему за то, что отец лишил ее наследства, отдал свой дом не ей, а сыну. Франсуа Каркат методично отправлял к праотцам в течение девяти лет всех любовников бывшей жены. И что примечательно, этих преступников никто не заподозрил в дурном, они попались случайно. Больше я имен не помню, но, если Роб пороется в Интернете, список продолжится. То, как повела себя Людмила, не ново. Просто для совершения таких преступлений нужен особый тип психики плюс сильный стресс. Понятно теперь, почему соседка Веры говорила о ее провалах в памяти. Из квартиры тогда вышла не Лазарева, а Волкова в рыжем парике. Людмила увидела Катанину и молча побежала по лестнице, голос мог ее выдать, и, присмотрись Лидия Ефимовна к ней повнимательней, она бы точно поняла: это не Вера. Вот только Катанина не успела изучить лицо женщины, ей в глаза бросились огненно-рыжие волосы. Далее понятно.
– Похоронив четырех супругов, – подхватила я, – Лазарева решает, что она аннулировала грехи, и слегка успокаивается. А у Волковой не утихает жажда мщения.
– В прошлом году Людмила Игоревна обратилась в медцентр «Кромо», – перебил меня Троянов, – я влез в ее карточку. Гомеопат не смогла сама себя вылечить, обратилась к невропатологу. Ей прописали «Гимозепам», потом «Метозепам», затем «Гутоквел». Никак не могли подобрать нужный препарат. Через пару месяцев Волкову перевели на «Валиозепам». Это лекарство прекрасно помогало ей, но она стала жаловаться, что из-за приема таблеток от нее дурно пахнет. Сильные антидепрессанты могут давать подобный эффект. Некоторое время Волкова боролась с неприятностью. В октябре этого года ей выписали только появившееся на рынке и пока отсутствующее в России средство…
– «Дронозепам»! – воскликнула я, вспомнив блистер, из которого Людмила во время нашего разговора выщелкнула таблетку. – Вера пока не спешит обзавестись новым мужем. А у Волковой в душе кипит месть, которая не теряет своего градуса. И тогда Мила обращает внимание на приехавшего в Москву из США Сачкова. Настал его черед. Людмила Игоревна решает довести артиста до самоубийства, но не под своим же именем это делать! Намного забавнее получится, если звезду станет шантажировать Вера Лазарева. Думаю, Людмила Волкова получала истинное наслаждение, устраивая спектакли с переодеванием, наслаждалась испугом Сачкова.
– Ясно, почему она у Ткач поселилась, но практически там не жила и редко ночевала, – кивнула Тоня. – Требовалось где-то костюмы для шантажа держать.
– С ее-то деньгами! – воскликнул Денис. – Чего однушку не нашла?
– Нет, ей был нужен свидетель, который при необходимости подтвердит: Вера Лазарева имела разные костюмы, уносила их с собой. Людмила маниакально хотела сделать жизнь Веры беспросветной, но поняла, что Лазарева, похоронив очередного мужа, не впадает в депрессию. Вера, словно назло Волковой, возрождается, как Феникс. Значит, надо изменить метод мести. Лазарева в детстве была крайне эгоистична, таковой она и осталась, необходимо поместить убийцу Гены в невыносимые бытовые условия, где ее будут плохо кормить, бить, унижать. Веру надо засадить за решетку. И как это сделать? А пусть Лазарева начнет шантажировать Сачкова. Вот это идея! Одним махом Люда накажет двоих убийц своих родственников. Сачков покончит с собой, а мерзкую Верку осудят за доведение артиста до суицида, – пояснила я. – Людмила старательно впутывала Лазареву, вот почему она никогда не прятала приметный парик. Волкова, прикинувшись Верой, изводила Сачкова, а тот нервничал, но держался, из жизни не уходил. Представляете, как обрадовалась Мила, увидев костюм кошки Василисы? Ей сразу вспомнилось несчастное, избитое Владимиром животное, которое носило то же имя. Волкова отсылает Ткач на несколько дней в санаторий, наряжается кошкой… Дальше могу не продолжать. Появление Василисы добивает Сачкова, он прыгает под поезд. Результат достигнут. Убийца Геннадия наказан. Но, как все преступники, Волкова совершает ошибки. Она не учитывает резкий запах дезодорирующего мыла и печатает для Ткач записку на принтере. Ольга Олеговна не подпускает к своему компьютеру жильцов, и у нее нет принтера. Возникает вопрос: зачем так старательно готовить простую записку? Куда-то идти, чтобы ее распечатать? Неужели нельзя пару слов на листке черкануть?
– Нельзя! – усмехнулся Троянов. – Почерк-то не Лазаревой.
– Ладно, пусть вы правы, – зачастил Жданов, – Волкова убивала мужей Веры, потом, прикинувшись Лазаревой, довела до смерти Владимира. Он погиб. Но Вера-то жива! Опять замуж собралась за богатого мужчину. После суицида актера прошло два месяца, почему Волкова до сих пор не подставила Лазареву? Не сообщила о ней в полицию? Чего она ждет?
Я не нашлась сразу, что ответить, ко мне на помощь пришла Тоня:
– Думаю, увлекшись преследованием Сачкова, Мила временно выпустила из зоны видимости Веру. А когда Владимир погиб, опять принялась следить за Лазаревой и поняла: ба, у мерзавки новый любовник! И изменила план действий: ладно, тюрьма Верку пока подождет, отправится она туда через годик, а я пока у нее нового мужика отниму. Значит, надо его убрать, а уж потом сдавать Веру в руки закона как преступницу, которая довела Сачкова до суицида. Волкова получает несказанное удовольствие, лишая Лазареву счастья, это как наркотик. Она решила продлить кайф.
Я кивнула:
– Алексей здоров, в больнице не лежал, операций ему не делали. Но Людмила Игоревна что-нибудь бы придумала. Вот почему после смерти Сачкова Волкова затаилась, она разрабатывала новый план. Инна Валерьевна не зря беспокоилась о сыне. Правда, Голикова полагала, что Лазарева сама отправляет мужей на тот свет, но Алексею-то точно грозила опасность. Смысл жизни Волковой заключался в том, чтобы лишать Веру счастья, приносить ей постоянное горе. Людмила не оставила бы Алексея в живых. Она тщательно что-то готовила. И тут к ней пришла я. Маниакальное желание сделать жизнь Лазаревой невыносимой не превратило Волкову в дуру, она умна, изворотлива и быстро понимает: то, что происходило у Веры с супругами, привлекло внимание особой бригады. Значит, увы, конец игре! Надо их направить по ложному следу, пусть ищейки считают Лазареву убийцей, пусть Веру осудят, отправят на много лет за решетку. Жаль, конечно, что не удалось отнять у нее Алексея, но пора завершить начатое несколько лет назад дело! И Волкова выкладывает мне историю гибели Гены и Феди. Кое-что она утаивает, не сообщает, что слышала весь разговор в чуланчике и знает, кто и как убивал Гену. Времени на подготовку к беседе у Людмилы не было, ей приходится импровизировать на ходу, поэтому она совершает большую ошибку, рассказывает мне про кошку Василису, ведь Вера не знает про избиение животного. Мила еще врет про визит к ней в кабинет Веры, про то, как она подкупила Элеонору, чтобы та украла для нее сердечные капли. Когда я ухожу, Людмила Игоревна звонит в Испанию, объясняет Элеоноре, которая на самом деле получила наследство и уехала с внуком в Аликанте, что та должна заявить детективам из Москвы, наверное, высылает ей хорошую сумму за услугу, – договорила я.
Иван Никифорович поднял руки:
– Таня! Остановись. Я согласен, ты во всем права. Людмила Волкова мстила Вере Лазаревой и Сачкову. Но у нас нет против нее никаких улик. Устроить опознание с помощью Ткач? Надеть на Милу парик, показать ее Ольге Олеговне? И кто нам это разрешит? Проверить звонки по телефону, показать, что Людмила Игоревна сразу после твоего ухода связалась с Элеонорой? И что? Она просто беседовала со своей знакомой. Запах мыла? Домыслы соседки о потери Верой памяти? Это смешно. Мы не можем доказать факт убийства мужей Лазаревой, тела кремировали, есть заключение о смерти вследствие инфаркта, мужчины перенесли шунтирование, долго болели. Нам Волкову не достать. У нее будут лучшие адвокаты, а у нас одни догадки, предположения и отсутствие улик.
– Похоже, ты прав, – пробормотал Глеб Валерьянович, – близок локоть, да не укусишь. Хорошо, хоть бермудский треугольник черной вдовы, куда затянуло четырех ее мужей, больше не действует. Очередной жених не успел сходить с ней в загс и остался жив.
Назад: Глава 36
Дальше: Эпилог