Глава 11

– И как ей это удалось? – осторожно осведомилась я.

Сачкова прикрыла лицо ладонью:

– Незадолго до смерти Вовы мы с ним вернулись домой около полуночи. Ходили в католический собор на Красной Пресне, там давали концерт для органа с флейтой. Потрясающе! Подъезд у нас открыт, заруливай кому не лень, лампочки еле светят. Мы двинулись к лестнице, и вдруг из-за лифта вышло странное существо с длинным хвостом, рост у него оказался примерно мой. Я сильно испугалась, а кто бы не струсил, увидев, что на него надвигается идущая на задних лапах гигантская кошка. Я от неожиданности ее за настоящее животное приняла, но очень быстро сообразила: нет, это женщина, у нее на лице маска кошки, закрывавшая все от лба до подбородка, а вот волосы торчали наружу. Немыслимые кудри, рыжие, горели огнем, их было невероятно много, копна, нет – стог! Девица в маскарадном костюме вдруг запела: «Я, кошка Василиса, правду знаю. Я, кошка Василиса, правду сообщу. Вспомни кошку Василису! Правда, правда, правда-а-а! Хочешь узнать то, что знаю я? Хочешь прочитать то, что знаю я? Хочешь, чтобы все это узнали? Вспомни кошку Василису». Я оторопела, не понимая, что происходит. Да еще от бабы несло какими-то въедливыми духами. Навязчивый аромат, он мне прямо весь нос забил. Володя здорово растерялся. А кошка ему конверт протянула. Мы так ошарашены были, что и сказать ничего не успели. Володя машинально послание взял, а Василиса эта шмыг! И на улицу. Володя опомнился первым.

– Во дают! Чего только ради рекламы не сделают.

– Она какой-то фирмой нанята, – догадалась я, – листовки раздает. Мир сошел с ума. Вчера я видела на МКАДе инопланетянина, который предлагал купить ершики для бутылок. Стоит зеленый человек, весь кухонной утварью обвешан. Сюр! Выбрось дрянь, что кошка тебе всучила.

– Дома выкину, – сказал Володя, – не хочу в подъезде мусорить.

Через два дня мужу предложили очередную роль в телесериале, он начал работать, был очень увлечен и… прыгнул в сентябре под поезд.

Любовь Павловна встала, открыла резной секретер, достала оттуда несколько листков и протянула мне:

– Читайте. Вслух.

Я начала озвучивать текст, написанный аккуратным разборчивым почерком:

– «Дорогая Любанечка! Прости за то, что я совершил, но, поверь, альтернативы нет. Этим поступком я уберег тебя от большого позора. Не спрашивай какого, просто знай: я ухожу из жизни не потому, что болен, устал, пал духом или разлюбил тебя. Нет. Меня заставили это сделать. Мы с тобой прожили много счастливых лет, помни о них и не плачь обо мне. Может быть, когда-нибудь моя тайна вылезет на свет, но что бы и кто тебе ни говорил, не верь и знай: я всегда любил тебя. Только тебя. Одну тебя. Просто некоторые желания сильнее человека. Если к тебе вскоре после моей кончины обратится женщина по имени Вера Лазарева, начнет говорить глупости, требовать денег, гони ее вон. Это она «кошка Василиса», она передала мне в подъезде письмо. Она меня давно преследовала. Сяду в кафе, глядь, а она в одежде официантки по залу ходит; припарковал машину на стоянке – ко мне эта мерзавка в форме сотрудницы ДПС спешит; заглянул в клинику – и кто там в халате медсестры в холле маячит? А уж когда негодяйка появилась перед нами в костюме кошки! Кошка Василиса! Господи! Это меня доконало! Я совершил ошибку, давал ей денег, наивно думал, будто кошмар закончится, но он длился, длился, длился. Не спрашивай, как я узнал, что она Вера Петровна Лазарева. Поверь, эта дрянь никогда бы меня не отпустила. Она хотела сожрать все мои деньги и выставить потом на позор. И я решил уйти. После моей смерти все будет хорошо. Я любил только тебя! В кармане моего пиджака обнаружат стандартную записку самоубийцы. Никому не показывай это письмо. Уничтожь его. Зачем я его составил? Зная тебя, понимаю, что ты, узнав о суициде, начнешь винить себя в произошедшем, мучиться от неопределенности, не зная, почему муж поступил подобным образом. Я говорю: любимая Любанечка, бесконечна моя благодарность тебе за счастливые годы вместе! Я любил только тебя! Ты ни в чем не виновата. Пойми меня и прости. Любашечка, ты еще молода. Вот тебе мой последний совет: продай квартиру, драгоценности, которые достались от мамы, купи домик в Испании и уезжай отсюда побыстрей. Мы с тобой мечтали на старости лет поселиться в стране Дон Кихота. Осуществи наши планы. Тогда я буду спокоен, потому что там Вера Лазарева мою Любашечку не тронет. Милая, помни, она мерзавка, негодяйка, убийца, она мрак, она смерть. Я любил только тебя, одну тебя. Володя».

– Вот такое послание, – мрачно произнесла Любовь Павловна, – упало, как топор на голову. Я чуть с ума не сошла, попросила соседа, он компьютерщик, очень милый человек: «Сделайте одолжение, помогите мне найти Веру Лазареву, ничего про нее не знаю, только имя и фамилию. Она вроде работает журналисткой».

Алеша на следующий день сказал:

«В Москве есть две Веры Лазаревы. Может, их больше, но официально зарегистрированы две. Одной четыре года, это определенно не та, что вам нужна. А другая не имеет ни малейшего отношения к прессе, она медсестра, работала в разных местах, сейчас служит в агентстве «Светатур», живет в центре города, вот адреса квартиры и офиса.

У меня в голове прямо помутилось. Я, недолго думая, бросилась к кошке домой. Дверь никто не открыл, мне стало понятно, что дрянь на работе, вот я и ринулась туда. Представляю, что вы думаете.

Я пожала плечами:

– Человек в состоянии стресса может вести себя неадекватно. Вера Лазарева не такое уж редкое сочетание имени и фамилии. И ваш сосед прав: если официально зарегистрированных двое, то нелегалов-то, возможно, больше. Я понимаю, что вы сильно нервничали, держали в голове лишь одну мысль: отомстить Вере и поэтому, потеряв способность рассуждать здраво, бросились в «Светатур». Удивляет другое: Владимир скончался два месяца назад, почему вы только сегодня поспешили к Лазаревой?

Любовь Павловна поежилась:

– Володя погиб утром. Из дома он уехал в десять тридцать. Как мне потом объяснили, муж припарковался около ближайшей станции метро, ну и… Супруг тщательно подготовился, в его кармане нашли документы: паспорт, пропуск на киностудию, кроме того, там обнаружили две записки. Одна со словами: «В моей смерти прошу никого не винить», а вторая: «Прошу позвонить Кириллову Олегу, сказать ему о самоубийстве. Пусть он предупредит мою жену. Не хочу, чтобы Любе новость сообщила полиция». Олег друг Володи, очень близкий. Кириллов мне позвонил около часа дня, спросил:

– Любаша, ты в каких краях находишься? Почему трубку домашнего телефона не снимаешь?

Я ответила:

– Я в салоне, делаю маникюр.

А мой мастер очень любит телевизор, он у нее всегда включен, в особенности Регина обожает криминальные программы. В момент нашей беседы с Олегом она переключила канал, раздалась музыка, затем мужской голос: «События Москвы. Новость часа». Кириллов вдруг закричал:

– Любаня! Немедленно выключи, сию секунду!

Я поразилась. Олег интеллигентный человек, я впервые услышала, как он повысил голос, да еще на меня. А Регина ахнула:

– Боже! Любовь Павловна! Ваш муж… погиб!!!

Я посмотрела на экран. Там какие-то парни тело в мешок упаковывают, а журналист гундит: «Сегодня утром известный артист Владимир Сачков покончил с собой, бросившись под поезд метро. В кармане покойного обнаружена записка, подтверждающая суицид…»

Регина закричала:

– Любовь Павловна! Только не волнуйтесь.

И тут мне на темечко словно молоток упал. Бах! Больше ничего не помню. Очнулась я в больнице. Инсульт. Слава богу, такой, после которого восстанавливаются полностью. Хотя… может, лучше бы мне умереть сразу. Как без Володи жить? Олег, правда, очень помогает, в больницу приезжал. В понедельник меня домой доставил, сказал:

– Уж извини, похозяйничал я тут без тебя, квартиру убрал, продукты купил, обед сварил, боюсь, порядок твой нарушил, впервые был в гостях у вас, не знал, где что лежит.

Это правда. Он раньше к нам не приезжал, они с Вовой на рыбалку катались. Я Олега отлично знаю, по телефону с ним часто говорила, а вот лично до трагедии не видела. Володя не приглашал никого домой, они с Кирилловым на нейтральной территории пересекались. Может, вам это странно, но Вова людей близко не подпускал, даже Олега в семью не звал. Я Кириллова поблагодарила:

– Езжай к себе, постараюсь жить дальше.

Олег ушел, приказал звонить, если что, а я приняла душ, легла в кровать, взяла новую книгу Смоляковой – она меня всегда успокаивает, – начала читать, увлеклась и вдруг вспомнила про пастилки. Я на ночь ем фруктовые конфеты. Коробочка с ними была в тумбочке. Понимаете, это мой ритуал: почитать Миладу и съесть несколько «подушечек», я ему никогда не изменяю. Муж надо мной посмеивался, называл сладкоежкой и детективоманкой. Открыла я первый ящик, а под жестянкой с пастилками конверт.

Любовь Павловна закрыла глаза:

– Володя специально там письмо спрятал, не хотел, чтобы оно на виду было, знал, что я непременно перед сном полезу в тумбочку. Кроме конфет, там еще слабительное лежит. Если не в день беды, но потом-то я непременно открою ящик. Володя же не предполагал, что меня инсульт в салоне свалит и я окажусь дома спустя длительное время. Родственников у меня нет, домработницы тоже. Кириллов в квартиру заходил, вещи мне в клинику привозил, но Олег интеллигентный человек, он никогда не станет по ящикам без разрешения шарить, взял в ванной халат, косметику и ушел. Все лекарства, включая слабительное, мне в больнице давали. Письмо попало к адресату далеко не сразу. Вы правы, мне не следовало очертя голову нестись в «Светатур». Я поступила донельзя глупо. Володя бы меня отругал.

Сачкова тихо заплакала.