Проблема энергетической безопасности на первый взгляд может показаться абстрактной – безусловно важной, но тем не менее довольно расплывчатой и трудно поддающейся определению. Но последствия нарушения поставок энергоносителей – и очевидные риски – говорят о ее реальности и актуальности для современной жизни. Без нефти мир лишится мобильности, а без вырабатываемого из нее электричества не будет эпохи Интернета.

Сегодняшний уровень зависимости от энергетических систем, их растущая сложность и влияние подчеркивают необходимость четкого понимания всех рисков и требований энергетической безопасности в XXI в. Сегодня торговля энергией все больше выходит за пределы национальных границ. Следовательно, энергетическая безопасность касается не только противодействия широкому спектру угроз, но и отношений между странами, их взаимодействия друг с другом и влияния энергетического вопроса на их национальную безопасность в целом.

Энергетическая взаимозависимость является реалией международной жизни на протяжении многих столетий¹. Но поворотный момент, когда энергетическая безопасность стала решающим фактором в международных отношениях, наступил чуть больше столетия назад в результате споров вокруг военно-морского флота перед началом Первой мировой войны. В 1907 г. самый высокопоставленный британский адмирал заявил, что заменить уголь жидким топливом «невозможно», поскольку «нефть не встречается в мире в достаточном количестве». Однако четыре года спустя, в 1911 г., Уинстон Черчилль, в то время первый лорд Адмиралтейства, принял историческое решение о том, что Британия должна «положить нефть в основу своего господства на море – для чего следует перевести военные корабли Королевского военно-морского флота с угля на жидкое топливо». Новое топливо позволило бы сделать британские военные корабли более быстрыми и маневренными по сравнению с германскими судами и принесло бы Великобритании критическое преимущество в англо-германской гонке морских вооружений. Как выразился сам Черчилль, переход на жидкое топливо означал «больше огневой мощи и больше скорости при меньших размерах и меньшей стоимости»².

Но переход на жидкое топливо создавал новую серьезную проблему: проблему обеспечения поставок. У Великобритании не было своей нефти. Переход на жидкое топливо означал, что вместо надежных поставок уэльского угля Королевский флот попадал в зависимость от уязвимых поставок нефти морем из находящейся за 10 000 км Персии, как тогда называли Иран.

Критики утверждали, что это в высшей степени опасный и безрассудный шаг – ставить Королевский флот в зависимость от такой ненадежной и нестабильной страны, как Персия, которую один из высокопоставленных политиков назвал «отсталым, плохо управляемым поместьем, готовым развалиться в любой момент». Короче говоря, Персия мало подходила на роль надежного поставщика важнейшего стратегического ресурса для ведущей мировой державы.

Ответ Черчилля стал эталоном подхода к вопросу энергетической безопасности на все времена: диверсификация поставок. «Мы не должны зависеть ни от какого качества, ни от какого процесса, ни от какой страны, ни от какого маршрута и ни от какого месторождения, – сказал он парламенту в 1913 г. – Безопасность и уверенность в поставках нефти обеспечивается лишь разнообразием, и только разнообразием». Справедливость этой заповеди подтверждается снова и снова³.

С начала XXI в. периодически возникающий дефицит предложения и всплески волатильности цен на нефть вызвали новую волну обеспокоенности по поводу энергетической безопасности. Новые факторы усиливали тревогу: нестабильность в ряде стран – экспортеров нефти, угрозы терроризма, возрождение ресурсного национализма, страх перед схваткой за поставки, стоимость импортируемой энергии и геополитическое соперничество. Политическая нестабильность, охватившая большую часть Северной Африки и часть Ближнего Востока в 2011 г. и 2012 г., привела к нарушению поставок и повышению цен на нефть на волне опасений. В основе всего этого лежит фундаментальная потребность стран – и всего мира – в надежной энергии, которая питает экономический рост.

Проблемы энергетической безопасности больше не ограничиваются одной нефтью. Еще недавно природный газ был в основном топливом национального или регионального масштаба. Но строительство транснациональных магистральных трубопроводов и развитие индустрии сжиженного природного газа (СПГ) превратили природный газ в глобальный бизнес. Масштабные отключения электричества в Северной Америке, подобные тем, что происходили на северо-востоке США в 2003 г., а также в Европе и России, усилили беспокойство в связи с надежностью электроснабжения. Серьезность проблемы подчеркнуло отключение электроэнергии в Индии в 2012 г., когда без света остались 670 млн человек, десятая часть населения мира.

Ураганы «Катрина» и «Рита», один за другим обрушившиеся на Мексиканский залив и его энергетический комплекс, вызвали нечто, с чем мир еще не сталкивался, по крайней мере в нынешние времена: комплексный энергетический крах. Казалось, все было связано между собой и все рухнуло одновременно: добывающие мощности и подводные трубопроводы в Мексиканском заливе; приемные терминалы, заводы по переработке нефти и природного газа, магистральные трубопроводы и системы электроснабжения на суше. Ураганы показали, насколько важна система электроснабжения, от которой зависит нормальное функционирование всего остального – перерабатывающих предприятий, коммуникационных систем, трубопроводов, обеспечивающих снабжение остальной части страны, и даже автозаправочных станций, на которых без электричества не работали колонки. В 2011 г. в Японии мощное землетрясение и цунами опустошили значительную часть страны и привели к аварии на атомной станции. Они разрушили систему электроснабжения региона, что парализовало коммуникацию и транспорт, привело к остановке предприятий и нарушению глобальных цепочек поставок, не позволило эффективно реагировать на чрезвычайную ситуацию. В 2012 г. супершторм «Сэнди» парализовал целый регион США – город Нью-Йорк, штаты Нью-Джерси и Коннектикут. Нижний Манхэттен погрузился во тьму наряду с другими районами, из-за отсутствия электроснабжения пришлось эвакуировать больницы, автомобилям скорой помощи катастрофически не хватало горючего, а службы оперативного реагирования ничего не могли сделать из-за отсутствия связи.

В Китае, Индии и других развивающихся странах хроническая нехватка электроэнергии наглядно демонстрирует все издержки ненадежности. Интернет и зависимость от сложных информационно-технологических систем породили новый набор уязвимостей в инфраструктуре энерго– и электроснабжения по всему миру, которыми могут воспользоваться те, кто хочет разрушить эти системы.

Традиционное определение энергетической безопасности довольно простое: доступность энергоносителей в достаточных объемах по приемлемым ценам. Однако у энергетической безопасности есть несколько ключевых составляющих. Во-первых, это физическая безопасность – защищенность активов, инфраструктуры, цепочек поставок и торговых путей, а также обеспечение быстрой замены и переключения в случае необходимости. Во-вторых, это доступ к энергоресурсам. Под ним понимается возможность разрабатывать и приобретать энергоресурсы – физически, на договорной основе и коммерчески. В-третьих, это система, которая складывается из национальной политики государств и деятельности международных институтов, призванных обеспечивать скоординированные ответные меры в случае нарушения поставок и чрезвычайных ситуаций, а также поддерживать стабильность потока поставок. И, наконец, четвертая и принципиально важная составляющая, наиболее долгосрочная по своей природе – это инвестиции. Энергетическая безопасность требует такого политического и делового климата, который стимулирует инвестиции и развитие, чтобы гарантировать доступность поставок и необходимой инфраструктуры в будущем.

Страны-импортеры подходят к вопросу энергетической безопасности с точки зрения безопасности поставок. Страны-экспортеры рассматривают его с противоположной стороны. Они говорят о «безопасности спроса» на свой нефтяной и газовый экспорт, от которого зависит их экономический рост, значительная доля государственных доходов и, как следствие, социальная стабильность. Они хотят быть уверенными в спросе и ценах на свою продукцию, чтобы планировать бюджеты и будущие инвестиции.

В США проблема обеспечения энергетической безопасности часто рассматривается в свете энергетической независимости. С тех пор как эта доктрина была впервые провозглашена Ричардом Никсоном в его речи о начале грандиозного проекта «Независимость» в ноябре 1973 г., она стала мантрой американских политиков. Всего за три недели до этого произошло, казалось бы, невероятное, но вполне предсказуемое событие. Арабские страны – экспортеры нефти, владевшие «нефтяным оружием», наложили эмбарго на поставки нефти в западные страны в ответ на то, что США помогли Израилю быстро оправиться после внезапной атаки в октябре 1973 г. В результате цена на нефть подскочила почти в четыре раза. В своей речи Никсон сознательно предложил сформулировать цель для своего проекта «Независимость» в духе программы «Аполлон», инициированной его бывшим соперником Джоном Кеннеди в 1961 г., – «высадка человека на Луне и благополучное возвращение на Землю еще в этом десятилетии». Но Никсон стремился превзойти Кеннеди, торжественно пообещав, что США «достигнут полной независимости от какого-либо иностранного источника энергии в удовлетворении своих энергетических потребностей» не через десять, а уже через семь лет.

Столь смелое обещание удивило даже его собственных советников, которые считали, что добиться независимости в энергетике в такие сроки нереально. «Я три раза вычеркивал упоминания о “независимости” из черновика президентской речи, но каждый раз они оказывались на прежнем месте, – вспоминал один из спичрайтеров Никсона. – В конце концов меня вызвали и объяснили, что на этом настаивает сам старик».

Термин не только остался в речи президента, но и с тех пор прочно вошел в политический лексикон. Каждый президент США после Никсона считал необходимым обозначить достижение энергетической независимости как одну из приоритетных целей. Эта идея обладает большой привлекательностью для американской общественности и апеллирует к ностальгии по тем старым добрым временам, когда цены на нефть были низкими и США действительно могли выплыть в одиночку. В конце концов когда-то они были экспортером нефти номер один в мире⁴.

Как показало дальнейшее развитие событий, отправить человека на Луну гораздо проще, чем добиться энергетической или хотя бы нефтяной независимости. (С точки зрения совокупного потребления энергии, включая природный газ, уголь, атомную энергию и возобновляемую энергию, США были самодостаточными на 80 % в 2011 г.) За четыре без малого десятилетия, прошедшие с момента объявления стратегии Никсона, доля импорта в объеме потребляемой США нефти увеличилась с 30 % до пиковых 60%⁵.

И все же достижение «меньшей зависимости» реально. Добыча нефти в США выросла на 40 % с 2008 по 2013 г., а потребление значительно снизилось. В результате чистый импорт нефти упал до 42 % в 2013 г. по сравнению с 60 % в 2005 г. В перспективе наращивание добычи нефти в США и Канаде – в сочетании с повышением топливной эффективности автомобильного парка – должно приблизить Северную Америку к энергетической самодостаточности. А с учетом роста морской добычи в Бразилии импорт нефти из Восточного полушария в Западное должен снизиться очень заметно. Нефть Восточного полушария все больше будет идти на восток, в Азию.

Нефтяное эмбарго 1973 г. и последовавшее за ним сокращение поставок стали неожиданностью, вызвали панику, хаос, дефицит и экономические потрясения во всем мире. Компании, трейдеры и страны вступили в безумную схватку за нефть. Министры садились в самолеты и лично рыскали по миру в поисках источников обеспечения нефтью. Шок усугублялся глобальной тенденцией, предвестником которой, казалось, он стал – смещением глобального политического и экономического баланса от стран-импортеров и высокомерного «севера» в сторону стран-экспортеров и «юга», который тогда презрительно называли третьим миром.

Эмбарго породило дополнительную напряженность и антагонизм и в отношениях между самими западными правительствами, в условиях растущего давления они не скупились на взаимные обвинения и старались переиграть друг друга в борьбе за поставки. Некоторые пытались установить особые отношения со странами-экспортерами, чтобы заручиться привилегированным доступом к ресурсам. На самом деле происходящее рассматривалось многими как самый тяжелый и опасный кризис, с которым столкнулся западный альянс после Второй мировой войны.

Вся желчность и антагонизм того времени выплеснулись на поспешно созванной в 1974 г. в Вашингтоне энергетической конференции, когда министр иностранных дел Франции, раздраженный сотрудничеством других европейских стран с США, приветствовал своих коллег-министров фразой «Bonjour les traitres» – «Здравствуйте, предатели»⁶.

Несмотря на царившую враждебность, в результате вашингтонской конференции появилось Международное энергетическое соглашение 1974 г. В нем в общих чертах обрисовывалась новая система коллективной энергетической безопасности, нацеленная на предотвращение нарушения поставок, урегулирование кризисов и прекращение ожесточенной конкуренции за поставки, которая могла привести к расколу альянса. Она должна была координировать действия развитых стран в случае нарушения поставок и поощрять параллелизм и сотрудничество в области энергетической политики. В то же время она задумывалась как средство сдерживания попыток экспортеров использовать «нефтяное оружие» в будущем. Эта система, которая в последующие годы совершенствовалась, модернизировалась и расширялась, и сегодня остается фундаментом энергетической безопасности и уверенности во времена нестабильности и угроз. Задача системы – обеспечивать страны-участницы бесперебойным снабжением энергией, чтобы гарантировать нормальное функционирование мировой экономики и, следовательно, предотвращать глубокие рецессии и худшие сценарии.

Соглашением предусматривалось учреждение Международного энергетического агентства (МЭА) как основного механизма реализации обозначенных целей. Кроме того, объединяя страны – потребители нефти в единый фронт, МЭА должно было служить противовесом ОПЕК. ОПЕК была создана в 1960 г. в ответ на резкое снижение ведущими нефтяными компаниями цен на нефть, которая является основным источников доходов для этих стран. В первое десятилетие деятельность ОПЕК была малозаметна. Организация даже не сумела получить дипломатического признания в Швейцарии и была вынуждена перенести свою штаб-квартиру из Женевы в Вену. Но в начале 1970-х гг. в условиях дефицитного нефтяного рынка и всплеска ресурсного национализма ведущие страны – экспортеры нефти захватили контроль над мировым рынком. В 1970-е гг. ОПЕК настолько доминировала на нефтяном рынке, что некоторые заговорили об «империи ОПЕК». МЭА должно было стать силой, позволяющей странам-потребителям противостоять этой новой империи.

Штаб-квартира МЭА располагается на левом берегу в Париже с видом на Эйфелеву башню. Членами МЭА являются 28 промышленно развитых стран. Агентство занимается мониторингом и анализом энергетических рынков, политики, технологий и исследований и, таким образом, служит своего рода «коллективным разумом в области энергетики» для национальных правительств.

Одна из основных обязанностей МЭА состоит в координировании перераспределения имеющихся запасов нефти между участниками при прекращении поставок. В соответствии с международным соглашением каждая страна – член МЭА обязана иметь стратегические запасы нефти в собственности государства, как стратегический нефтяной резерв в США, или частных компаний, но под контролем государства. Решение об использовании резервов принимается совместно и, в случае серьезного нарушения поставок, может дополняться мерами по сокращению потребления нефти. Разумеется, решения о применении или не применении конкретных мер находятся в компетенции национальных правительств.

В настоящее время совокупные стратегические запасы стран – членов МЭА составляют примерно 1,5 млрд баррелей нефти, из которых около 700 млн баррелей находятся в стратегическом нефтяном резерве США. В случае прекращения иранских поставок на рынок эти 1,5 млрд баррелей позволят компенсировать возникший дефицит почти два года.

Стратегический нефтяной резерв США вкупе с резервными запасами МЭА может рассматриваться как гигантский страховой полис. Эти запасы служат противоядием от паники, источником уверенности и важным средством сдерживания тех действий, которые иначе могли бы привести к нарушению поставок⁷.

С момента создания системы 30 лет назад участники МЭА всего три раза распечатывали стратегические запасы в силу чрезвычайной необходимости. Первый раз резервы были открыты во время кризиса в Персидском заливе 1990–1991 гг. В январе 1991 г., как раз накануне военной операции, МЭА скоординировало использование стратегических запасов по всему миру. Второй раз агентство задействовало резервы летом 2005 г., чтобы справиться с нарушением поставок, вызванным причиной иного рода – ураганами «Катрина» и «Рита». Вряд ли основатели МЭА могли предполагать, что когда-нибудь система перераспределения запасов в чрезвычайных ситуациях будет использована для помощи самим США. В третий раз резервы были распечатаны в 2011 г. в связи с сокращением поставок из Ливии, где шла гражданская война, и опасениями, что дальнейший рост цен может подорвать восстановление мировой экономики.

МЭА не стоит на месте, и сегодня одна из его миссий заключается в налаживании диалога со странами-потребителями, не входящими в эту организацию, а также со странами-производителями, членами и не членами ОПЕК. Это отражает глубокую перемену в отношениях между импортерами и экспортерами нефти, заключающуюся в отходе от конфронтации 1970-х гг. и начале глобального диалога между потребителями и производителями энергии⁸. Если Международное энергетическое соглашение заложило фундамент для развития системы глобальной энергетической безопасности, то начало диалога стало новым этапом ее развития.

Первым шагом к налаживанию диалога между производителями и потребителями стал семинар в отеле Kleber в Париже в первые два июльских дня в 1991 г. Несколькими месяцами ранее закончилась война в Персидском заливе. Но если в свое время Октябрьская война породила конфронтацию, то теперь война в Персидском заливе 1991 г. перезагрузила систему и открыла дверь для диалога. Согласовав свои действия с потребителями, страны ОПЕК увеличили добычу, чтобы компенсировать потерю поставок из Ирака и Кувейта. (Кроме того, не надо забывать, что некоторые из них во главе с Саудовской Аравией являлись членами антииракской коалиции, одной из главных целей которой была защита саудовских нефтяных месторождений от Ирака.) Какой бы ни была подоплека, это продемонстрировало заинтересованность всех сторон в обеспечении энергетической безопасности и стабильности на нефтяных рынках. После встречи министр нефтяной промышленности Франции сообщил, что семинар позволил делегатам «преодолеть определенные табу. Эпоха конфронтации, мы надеемся, подошла к концу, ей на смену должны прийти диалог и коммуникация». Но не все были готовы ломать табу. Желая сохранить некоторую дистанцию, американская делегация настояла на том, чтобы сидеть не за общим столом переговоров, а за отдельным «детским столиком» чуть поодаль.

Таково было начало ныне набирающего обороты глобального энергетического диалога, затрагивающего широкий спектр тем от энергетической безопасности и волатильности цен на нефть до старения рабочей силы, улавливания и связывания СО₂, и – в числе наиболее важного – улучшения прозрачности и качества энергетических данных. Сегодня страны-экспортеры хорошо понимают свою заинтересованность в росте и процветании глобальной экономики, которая в конечном итоге создает рынок для их нефти и куда инвестируют свои несметные богатства их фонды национального благосостояния. В 2009 г. промышленно развитые страны «Большой восьмерки» призвали «производителей и потребителей повысить прозрачность и углубить диалог»⁹.

Механизмом для диалога стал Международный энергетический форум. Одна из его миссий состоит в координации Совместной инициативы в области информации о нефти. Цель этой инициативы – обеспечить более полные и прозрачные данные о предложении и спросе и состоянии запасов, необходимые для лучшего функционирования мировых рынков. На страны, участвующие в форуме, приходится около 90 % глобального производства и потребления нефти и природного газа. В нем участвуют члены МЭА и ОПЕК.

Диалог между производителями и потребителями энергии задает конструктивный формат коммуникации, он отвечает интересам всех сторон, которые зависят друг от друга в этой жизненно важной сфере. Но, разумеется, у этого диалога есть свои пределы. Каким бы плодотворным он ни был во времена стабильности, подлинной проверкой всегда является работоспособность в трудные времена. Во время скачка цен на нефть в 2008 г. он обеспечил механизм для восстановления стабильности на рынке. Без него рост цен мог быть еще значительнее и ударить еще сильнее по мировой экономике. В 2012 г. в условиях высоких цен на нефть и санкций, ограничивающих экспорт нефти из Ирана, некоторые производители пришли к согласию с потребителями относительно рисков, которые высокие цены создают для глобальной экономики. Страны-экспортеры, прежде всего Саудовская Аравия, существенно увеличили добычу нефти и сбили цены. Это наглядно показало, что любой диалог на самом деле зависит от отношений не между блоками, а между конкретными странами, а также от того, какие интересы они преследуют и как далеко готовы зайти в преследовании своих интересов.

Опыт, накопленный за десятилетия после создания МЭА, позволил выделить общие принципы, которые должны лежать в основе системы реагирования на чрезвычайные ситуации и определять все аспекты энергетической безопасности.

Ключевой принцип был провозглашен Уинстоном Черчиллем 100 лет назад – диверсификация поставок. Наличие у страны множества источников нефти и множества разных источников энергии позволяет минимизировать последствия перебоев с поставками. Это отвечает не только интересам потребителей, но и интересам производителей, для которых важна долгосрочная стабильность на рынке.

Энергетическая система должна обладать устойчивостью, которая создает маржу безопасности, позволяет амортизировать удары и обеспечивает гибкость и восстановление после сбоев. Устойчивость системы подразумевает наличие достаточных резервных мощностей у стран-экспортеров и, конечно, адекватных стратегических запасов у стран-потребителей наподобие стратегического нефтяного резерва США. Необходимы также хранилища соответствующей емкости вдоль всей цепочки поставок и резервный запас оборудования и критически важных компонентов для систем производства и распределения электроэнергии, таких как трансформаторы для подстанций. Ураганы «Катрина» и «Рита» и землетрясение и цунами в Японии показали необходимость разработки планов восстановления энергосистем в случае масштабных катастроф, опустошающих целые регионы.

В целом необходимо признать реальную потребность в интеграции. Существует один общий рынок нефти. Этот рынок – сложная международная система, в которой ежедневно перемещается и потребляется около 90 млн баррелей нефти. Перебои с поставками в одной точке земного шара отражаются на всем рынке. На таком рынке безопасность означает прежде всего стабильность. Изоляция от глобального рынка – не выход, она может обойтись очень дорого.

Практика неизменно показывает всю важность высококачественной информации и данных для нормального функционирования рынков и будущих инвестиций. Доступ к надежной и своевременной информации становится особенно актуальным в периоды кризисов, когда реальные нарушения поставок в сочетании со слухами, репортажами в СМИ и откровенными страхами порождают панику среди потребителей. Обвинения, нападки, негодование, нагнетание обстановки в новостях, попытки притянуть за уши похожие сценарии из прошлого и лихорадочный поиск тайных сговоров – все это может затмевать реальное положение дел на рынке и превращать трудную ситуацию в нечто гораздо худшее. В такие периоды правительство и частный сектор должны сотрудничать особенно тесно, чтобы предотвратить нарастание паники и слухов при помощи всестороннего своевременного информирования.

Рынки – большие, гибкие и хорошо функционирующие энергетические рынки – способствуют укреплению безопасности, амортизируя разного рода шоки и позволяя покупателям и потребителям реагировать намного быстрее и с большей изобретательностью, чем это возможно в регулируемых системах. Зачастую рынки более эффективно и рационально и гораздо быстрее решают проблему нарушения поставок, чем централизованное руководство.

Когда возникают проблемы и призывы «не сидеть сложа руки» звучат все громче, правительствам следует быть предельно осторожными, принимая решение уступить кратковременному политическому давлению и прибегнуть к микрорегулированию рынков. Какими бы благими ни были намерения, вмешательство и регулирование могут иметь обратный эффект, замедляя или даже препятствуя перераспределению поставок, которое минимизировало бы последствия сбоев и ускорило восстановление. Другими словами, политика могла мешать рынкам работать.

В 2005 г. серьезное нарушение поставок, вызванное ураганами «Катрина» и «Рита», казалось бы, должно было неизбежно создать дефицит и на слухах о повышении цен и о том, что на автозаправках заканчивается бензин, привести к очередям на АЗС. Но этого не произошло. В отличие от 1970-х гг. было сделано все, чтобы помочь рынкам быстро перераспределить поставки и уменьшить влияние кризиса.

Вместо введения новых ограничений были ослаблены два существующих и критически важных. Правительство не поддалось призывам установить контроль над ценами. Благодаря этим мерам рынки вернулись к равновесию, а цены к прежним уровням намного быстрее, чем кто-либо мог ожидать.

Определение энергетической безопасности требует дальнейшего расширения в свете развития ИТ-инфраструктуры, трансформации самой мировой экономики и необходимости защиты всей цепочки поставок.

Морские пути – не единственное уязвимое место глобальной системы поставок. Сегодня угрозы энергетической безопасности имеют географию иного рода – киберпространство. Директор американской национальной разведки назвал киберпреступность одной из главных угроз безопасности США. «Информационная инфраструктура, – говорилось в ежегодном докладе разведывательного сообщества, – находится под серьезной угрозой». И далее: «Мы не можем быть уверены в том, что наша опирающаяся на киберпространство инфраструктура останется доступной и надежной во времена кризиса». Более того, по словам одного из авторов доклада, «ситуация будет только ухудшаться». Даже те организации, которые должны иметь самую высокую степень защищенности, такие как финансовые институты и ИТ-компании, могут пострадать от кибератак. После того как компания Sony подверглась серьезной кибератаке, ее генеральный директор с горечью заявил: «Это не дивный новый мир, это новый преступный мир».

Что могут представлять собой уязвимости новой эпохи стало ясно в 11:08 15 августа 2012 г. в Саудовской Аравии. Работники Saudi Aramco, крупнейшей в мире нефтяной компании, спокойно готовились к выходным. Однако в этот момент после неудачных попыток на протяжении месяца вирус Shamoon все же проник в корпоративные компьютеры. Он стер все, что находилось на жестких дисках более чем 30 000 компьютеров. Вся информация была потеряна. Аналогичная атака была осуществлена против газодобывающей отрасли Катара.

Один из представителей компании сказал, что вирус оставил после себя «выжженную землю». Последствия, однако, могли быть еще плачевнее. Атака не повлияла на производственные компьютерные системы Saudi Aramco, поскольку они были изолированными, а кроме того, как объяснил министр нефти Саудовской Аравии, «существуют защитные устройства, которые не позволяют нарушить их работу». Хотя атаки были запущены с четырех континентов группой, которая называет себя «Разящим мечом ислама», считается, что за организаторами атаки стоит одна страна – Иран¹⁰.

Два месяца спустя тогдашний министр обороны США Леон Панетта назвал эту атаку тревожным сигналом. Он заявил, что США стоят «перед новым 9/11» и что «кибернетический Перл-Харбор» в критической инфраструктуре в сочетании с «физической атакой» может «парализовать страну». Больше всего его беспокоила уязвимость «транспортных систем, систем электроснабжения, систем подачи энергии»¹¹. По очевидным причинам система электроснабжения считается наиболее важной. В своем послании о положении в стране в 2013 г. президент Барак Обама поставил систему электроснабжения на первое место в списке объектов инфраструктуры, которым угрожают кибератаки¹².

Потенциальными инициаторами кибератак могут быть обычные хакеры, которые просто ищут развлечений, но, несмотря на кажущуюся невинность своих намерений, способны нанести серьезный ущерб. Или недовольные сотрудники. Это могут быть киберпреступники, которые хотят украсть деньги или интеллектуальную собственность, получить коммерческое преимущество или создать ситуации, позволяющие извлечь выгоду. Это могут быть иностранные державы, которые занимаются шпионажем, готовятся к кибервойне или уже ведут ее. Или это могут быть террористы, анархисты и другие заинтересованные лица, которые хотят нанести удар по своим заклятым врагам. Для них электроэнергетическая система – очевидная мишень, так как ее сбой может парализовать значительную часть страны и нанести весомый ущерб.

В распоряжении кибервзломщиков богатый арсенал инструментов. Они могут мобилизовать целые сети компьютеров для проведения массированных «бот-атак», чтобы добиться отказа атакуемой компьютерной системы. Они могут похищать данные, конфиденциальную информацию и интеллектуальную собственность. Или заражать системы вредоносными программами, которые приводят к нарушению их нормальной работы. Или даже пытаться удаленно захватить контроль над системами.

Одна из точек входа – системы диспетчерского контроля и сбора данных, которые используются для мониторинга, контроля и управления во многих производственных процессах и все больше объединяются в информационные сети. Злоумышленники могут получить к ним доступ при помощи настольных ПК. Множество новых точек для входа создается популярными ныне беспроводными устройствами и даже так называемыми «умными счетчиками», которые являются частью интеллектуальных сетей и обеспечивают двухстороннюю связь между домами и распределительными сетями¹³.

В американской национальной лаборатории был проведен тест, который показал, что может случиться, когда хакер проникает в электроэнергетическую систему. Компьютерная система была использована для получения контроля над дизельным генератором и задания неправильного режима работы – на глазах у исследователей генератор начал вибрировать, стучать и сотрясаться, пока наконец не взорвался, выбросив облако дыма. Вирус Stuxnet, заразивший в 2010 г. иранские центрифуги по обогащению урана, заставлял их вращаться на критической частоте, пока они не разваливались.

Под риском находится не только электроэнергетическая система. Очевидно, что другие системы, включая производство энергии, трубопроводы и водоснабжение, имеют похожие уязвимости, как, впрочем, и все остальные ключевые системы в экономике.

Страны предпринимают шаги, чтобы противостоять этим киберугрозам. Министерство обороны США создало специальную структуру – так называемое Киберкомадование. Министерство также разрабатывает новую доктрину, в соответствии с которой серьезная атака на критические объекты инфраструктуры, включая энергетическую, может рассматриваться как «военная акция», оправдывающая нанесение удара возмездия с использованием традиционных военных средств. Советом Европы принята конвенция о кибербезопасности, призванная координировать политику на уровне отдельных государств. Но такая политика должна подкрепляться усилиями со стороны частных компаний, значительными инвестициями и пристальным вниманием. Необходимо внедрить новую архитектуру в системы, которые были разработаны без учета потребности в такой безопасности. И все эти усилия должны координироваться с другими странами. В конце концов, чтобы нанести удар по какому-нибудь серверу из любой точки земного шара, требуется всего одна 135-тысячная доля миллисекунды.

Может ли активная защита предотвратить кибератаку, способную вызвать серьезное нарушение в системе электроэнергоснабжения или любой другой энергетической системе, со всеми вытекающими опасными последствиями? Можно ли предвидеть и надлежащим образом предотвратить все риски? Или мы будем ждать «кибернетического Перл-Харбора», после которого федеральная комиссия проанализирует произошедшее и вынесет вердикт, что было сделано неправильно, что вообще не было сделано и что можно было сделать. На встрече, где собралось 120 экспертов по кибербезопасности, был задан вопрос: сколько времени осталось до того момента, как страна подвергнется разрушительной кибератаке? Ответ вряд ли можно назвать утешительным: около трех лет¹⁴.

Одной из главных причин создания МЭА в 1970-е гг. была необходимость предотвратить ожесточенную схватку за баррели, которая взвинчивала цены и угрожала расколоть западный альянс. Это сработало, позволив создать систему для долгосрочного и конструктивного сотрудничества. Теперь такой же подход требуется в отношении Китая и Индии во избежание перерастания коммерческой конкуренции в соперничество и для предотвращения схваток за нефть в будущем, которые могут накалять отношения между странами вплоть до их разрыва перед лицом кризиса или непосредственной угрозы. Энергопотребление в обеих странах быстро растет – в 2009 г. Китай вышел на первое место в мире по масштабам потребления энергии и в 2013 г. стал крупнейшим импортером нефти в мире. Ни Китай, ни Индия не являются членами МЭА и вряд ли станут ими в обозримом будущем, учитывая правила членства и их собственные интересы.

Но они могут тесно сотрудничать и без присоединения. Чтобы подключиться к обеспечению энергетической безопасности, эти страны должны прийти к выводу, что глобальные рынки служат их интересам и защищают их, что система не направлена против них и что они не окажутся в ущемленном положении по сравнению с другими странами, если вдруг возникнут проблемы. Более того, они должны осознать, что участие, как формальное, так и неформальное, в международной системе энергетической безопасности гораздо лучше защищает их интересы в чрезвычайных ситуациях, чем они могут сделать это в одиночку. Китай, Индия и Россия уже подписали меморандумы о взаимопонимании с МЭА. Учитывая растущий масштаб и важность этих игроков, их участие является принципиально важным для эффективного функционирования системы.

Энергетическая безопасность должна рассматриваться не только с точки зрения поставок энергоносителей, но и с точки зрения защиты всей цепочки, по которой энергоносители перемещаются от производителя к конечному потребителю. Это невероятно трудная задача, поскольку инфраструктура и цепочки поставок формировались в течение многих десятилетий без акцента на безопасности, которая так важна сегодня. Система огромна – электростанции, перерабатывающие предприятия, морские платформы, терминалы, порты, трубопроводы, высоковольтные линии, линии распределительной сети, газохранилища, подстанции и т. д. Уязвимости в такой обширной инфраструктуре принимают разные формы от прямых вооруженный нападений до казалось бы незначительных событий, способных вызвать масштабные отключения электричества.

Поскольку торговля энергией приобретает все более глобальный характер и пересекает все больше границ, увеличивая торговые потоки на суше и на воде, особенно остро встает проблема обеспечения безопасности цепочек поставок. Эта проблема может быть решена только совместными усилиями производителей и потребителей. Традиционные узкие места на морских путях наиболее уязвимы в системе транспортировки нефти и СПГ с точки зрения аварий, террористических атак и военных конфликтов.

Самым известным узким местом является Ормузский пролив, соединяющий Персидский залив (где добывается более четверти мировой нефти) с Индийским океаном. Другое критическое место – Малаккский пролив – узкий коридор длиной 805 км, зажатый между Малайским полуостровом и островом Суматра, который сужается воронкой со стороны Индийского океана, огибает Сингапур и затем выходит на просторы Южно-Китайского моря. В самом узком месте его ширина составляет всего 2,5 км. По этому водному пути ежедневно проходит примерно 14 млн баррелей нефти, две трети мировых поставок сжиженного газа и половина объема мировой торговли. Примерно 80 % импортируемой Японией и Южной Кореей нефти и 40 % китайского нефтяного импорта идет через Малаккский пролив. Все это делает его чрезвычайно привлекательным местом для пиратов и террористов, и даже были сообщения о том, что террористы планируют захватить нефтяной танкер и перекрыть пролив.

Еще одно ключевое бутылочное горло – Босфорский пролив. Этот извилистый коридор длиной всего 31 км, шириной чуть больше 3 км в самой широкой части и всего 700 м в самой узкой, соединяет Черное море с Мраморным и дальше со Средиземным морем. Ежедневно через него, прямо через центр Стамбула, проходит более 3 млн баррелей российской и центральноазиатской нефти. Два других узких места находятся на Ближнем Востоке: Баб-эль-Мандебский пролив («врата слез»), по которому из Красного моря вдоль побережья Йемена и Сомали каждый день перевозится около 3 млн баррелей нефти, и Суэцкий канал вместе с трубопроводом Sumed, которые вместе соединяют регион Красного моря со Средиземным морем и ежедневно обеспечивают транспортировку около 2 млн баррелей нефти плюс крупные поставки СПГ. Наконец, стоит упомянуть и Панамский канал с его 0,6 млн баррелей в день¹⁵.

В последние годы появился новый риск или, точнее, вернулся забытый старый. Воды открытого океана – пространство, не принадлежащее ни одному государству – стали значительно более опасными. Зона вокруг Африканского Рога – Аденский залив, ведущий в Баб-эль-Мандебский пролив, и западная часть Индийского океана к югу от Аравийского полуострова – стала излюбленной ареной для пиратов, базирующихся на территории Сомали и соседних стран. При этом наблюдается крайне негативная тенденция так называемой «радикализации морского пиратства» вследствие слияния пиратских и террористических групп. В настоящее время нападения пиратов на транспортные суда, включая перевозящие нефть и сжиженный газ танкеры, происходят едва ли не ежедневно. Используя плавучие базы, пираты действуют за тысячи миль от своих берегов. Европейские страны, США, Россия, Китай и Индия вынуждены направлять военные корабли в эти воды, чтобы отражать и сдерживать пиратские нападения¹⁶.

Поскольку по этим водам пролегает путь танкеров, перевозящих нефть и сжиженный газ из Персидского залива в Европу и Северную Америку, а также учитывая их близость к самому Персидскому заливу, всплеск пиратской активности еще больше осложняет проблему обеспечения безопасности в регионе, где находится более половины доказанных запасов нефти в мире. Принимая во внимание последнее, энергетическая безопасность этого региона является поистине проблемой мирового значения.