Глава 32
Бобруйск

24 июля 1941 года в дневнике генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока появилась такая запись (РИ): «Утром позвонил Вейхс и дал весьма пессимистическое описание ситуации на своем южном крыле. Вейхс говорит, что если с его правого крыла и впредь будут снимать части, это создаст угрозу Бобруйску. Я сказал ему, что Бобруйск меня не волнует. На мой взгляд, Вейхсу давно пора побыстрей переправлять свои части на другой берег. Я сказал ему, что это в его же собственных интересах, так как в противном случае ему придется очищать от противника западный берег Днепра…»

Ночь на 24 июля для немцев в районе Бобруйска выдалась веселая. Около полуночи наша авиация нанесла мощный бомбовый удар по мостам в районе Щатково, аэродрому, позициям зенитчиков и гарнизонам Кличева и Кировска, железнодорожным станциям Татарки, Ясень, Бибковщины и Елизово. Ночных истребителей на авиаузле не было. Бомбардировщикам противостояли только зенитчики.

Непосредственный захват города начали с зачистки территории Бобруйского военно-тракторного училища, расположенного рядом с железнодорожной станцией Бобруйск на западной окраине города в Киселевичах. Бывшие курсанты были незаменимыми помощниками в этом деле. Показали, где проходят линии связи, а затем чуть ли не с закрытыми глазами провели штурмовые группы к одноэтажным казармам, рембазе, артиллерийским и танковым паркам, мастерским и складам. Помогли и с зачисткой территории. Штурмовые группы действовали в основном холодным и бесшумным оружием. Немецкие танкисты и артиллеристы были сами виноваты в том, что мы так быстро с ними покончили. Нечего служить по шаблону и расставлять посты там, где мы их и ожидали увидеть.

Железнодорожная станция Бобруйск пала быстро. В связи с перерезыванием дороги здесь скопился пяток грузовых и пассажирских составов. Из-за налета нашей авиации и захвата Осиповичей раненых из госпиталей в поезда не грузили, составы стояли пустыми. Охрану станции несли несколько взводов военной полиции, около сотни железнодорожников и зенитчики. Поэтому боя за станцию практически и не было. Тут нами были освобождены полторы тысячи наших пленных, ждавших отправки в Минск. У нас им нашлось лучшее применение.

Бобруйск – город небольшой, всего тысяч восемьдесят жителей. Конечно, он больше, чем города, взятые нами ранее, но у нас были проводники, хорошо знавшие его закоулки. Поэтому продвижение по городским улицам было быстрым и почти бесшумным. Ночной покой города обеспечивался несколькими десятками пеших патрулей, постами на въездах города и часовыми у военных объектов. За прошедшие дни гарнизон был в том числе и нами значительно ослаблен. Поэтому выбить патрули большого труда не стоило. Установить на перекрестках дорог свои заслоны, артиллерию и технику, блокировать наиболее важные объекты и казармы нам никто помешать не смог. В самом центре города не было следов разрушений, словно война и не коснулась этих мест, и мы получили возможность увидеть тихий и чистый уголок небольшого городка – вымощенная булыжником улица, деревянные тротуары, витрины магазинов.

Следующим объектом приложения наших сил стал Бобруйский аэродром, расположенный в южной части города. Тут дислоцировались 51-я истребительная эскадрилья Мельдерса и несколько штафелей штурмовиков. Действовали по уже отработанной схеме. Из-за налета нашей авиации и устранения ущерба от бомбардировки уставшие немцы легли спать поздно. За несколько часов до рассвета снайперы и егеря сняли часовых и дежурные зенитные расчеты, а штурмовые группы ворвались в казармы и палатки летного состава. Бой был скоротечным, оказать сопротивление противник практически не успел. Так, несколько выстрелов и взрывов, практически не слышных за стенами зданий. Против немцев в очередной раз сыграли свою роль большая рассредоточеность и удаленность друг от друга объектов. Дежурные подразделения не смогли вовремя прибыть для помощи атакуемым. Да и мы бы не дали этого сделать. Здесь нами были освобождены около полутысячи пленных рабочей команды, привлеченных немцами для работ на аэродроме. В качестве трофеев нам достались годными к эксплуатации порядка двенадцати зенитных орудий разного калибра, восемьдесят истребителей «Ме-109F», два десятка штурмовиков «Ю-87», несколько бомбардировщиков «Ю-88A», три связных «Шторьха» и два транспортных «Ю-52». Среди трофеев у ангаров нашлись выставленные в несколько линий вдоль дороги требующие ремонта советские самолеты. Среди них были – два «ДБ-3», десять – «СБ», четыре «И-16», пять «Чаек», шесть «Су-2», три «У-2», один «УТ» и шесть «Ил-2». Часть их не подлежала восстановлению, так как была взорвана при отступлении, но остальные были вполне ремонтопригодными. Как только аэродром оказался в наших руках, «летный штрафбат» приступил к работам по восстановлению и освоению трофейной техники. Остальным тут надолго задерживаться было нельзя, мы спешили дальше.

В полукилометре от аэродрома и станции Березина в Форштате размещался 314-й дулаг, в котором, по показаниям немцев, содержалось порядка лести тысяч человек. Их охрану осуществляло две роты 221-й охранной дивизии. Лагерь был огорожен двойным рядом колючей проволоки, сторожевыми вышками с прожекторами и пулеметами, между рядов проволоки прохаживались часовые. В укреплении «Фридрих Вильгельм» находился 131-й дулаг, он же «Бергдулаг». Укрепление состояло из высоких крепостных стен, глубоких рвов, земляных и кирпичных огневых сооружений. Возле реки размещался пятиугольный земляной вал – люнет с казематами внутри. В тыльной части укрепления была устроена каменная стенка с двумя рядами бойниц и въездными воротами. Кроме люнета, укрепление включало в себя два бастиона с башнями-редюитами, равелин, капониры и другие оборонительные постройки. Снаружи оно было окружено валом. В башне «Оппермана» размещался дулаг-1, южнее к улице Парковой примыкал дулаг-2. При необходимости пространство вокруг укрепления затапливалось рекой Бобруйкой. От города и крепости укрепление было отделено рекой Бобруйкой и железной дорогой. Несмотря на малочисленность охраны, штурмовать данное укрепление без уничтожения гарнизона города было неразумно.

Еще два лагеря военнопленных находились на территории самой Бобруйской крепости. В них содержалось около сорока тысяч военнопленных. Их охрану несли еще несколько рот той же 221-й охранной дивизии. Численность администрации лагерей не превышала восьмидесяти человек. По словам пленного, комендант лагеря жаловался командованию на недостаточность персонала, а в ответ получил указание привлекать украинцев и обученную вспомогательную полицию. Но пока их прибытие не отмечалось.

Бобруйскую крепость называли старшим братом Брестской крепости. И это действительно было так. Укрепления и казармы очень напоминали те, на каких мы тренировались до войны. Очень возможно, что они строились по одному проекту.

С рассветом началась зачистка города. Бой сразу же принял ожесточенный характер. Несмотря на то что в городе были расквартированы в основном тыловые и охранные части, немцы сопротивлялись отчаянно, но мы, лишив их тяжелого вооружения, не оставили им шансов на победу. На нашей стороне было лучшее знание города и захваченная у врага артиллерия и танки. Тем не менее бой за город шел весь день и обошелся нам дорогой ценой. Только убитыми потери составили более четырехсот человек, в основном из числа бывших пленных из штурмового и штрафного батальонов. Самые тяжелые бои развернулись в крепости и форштате, где немцы, закрепившись на валах, отражали все попытки прорываться внутрь. У обороняющихся было слишком много пулеметов и боеприпасов. Находившиеся в лагерях пленные нам помочь не могли. Только с окончанием боев в городе и ликвидацией очагов сопротивления на станции Березина, штабе 53-го армейского корпуса, абверкоманды, казармах охранного и артиллерийского полков, полицейского батальона мы смогли перебросить силы для штурма крепости.

Крепость и форштат взяли изнутри. Среди бывших курсантов нашелся местный житель, знавший о подземных ходах крепости. Оказывается, все укрепления были связаны между собой подземными ходами, расположенными под нижними ярусами казематов. Он в свое время по ним немало налазился и вызвался быть проводником. Грех было не воспользоваться его предложением. Немцы знали о подземных ходах и охраняли выходы из подвалов, но это им не особо помогло. Охраны на все выходы им просто не хватало, да и не все они знали. Парень провел штурмовой отряд непосредственно в штаб обороняющихся, расположенный в доме коменданта крепости. Захватив центр и юго-восточную часть крепости, отряд, получив подкрепление, продолжил наступление в сторону Слуцких ворот. Это послужило сигналом для остатков гарнизона к бегству в сторону Минских ворот, другого выхода им не оставалось. Здесь мы их и «успокоили».

Из форштата немцы пытались прорваться к своим через аэродром, но были остановлены пулеметным и артиллерийским огнем блокирующей группы. Пришлось им отступать к мосту через Березину, а там их ждали десантники Левашова.

Командир IX армейского корпуса Герман Гейер вспоминал:

«24 июля пришли ошеломляющие известия: мы будем подчинены 2-й танковой группе. Она находится в очень опасном положении, и мы должны немедленно ей помочь».

Немецкое командование пыталось оказать помощь своему гарнизону в Бобруйске и вернуть контроль над городом. Но сделать этого не удалось. Отступая, наши войска взорвали все мосты через Березину. Немцами было наведено восемь временных мостов, по которым шло снабжение войск на Рогачевском и Могилевском направлениях. Захватив город, они приняли меры для восстановления железнодорожного моста. Недалеко от него возвели временный деревянный мост. Его охраняли пехотный взвод и зенитная батарея. С началом атаки на город мост захватили десантники. Один из батальонов 214-й бригады переправился через реку и закрепился на восточном берегу, усилив свою оборону захваченными у врага зенитными орудиями. То же самое произошло и с остальными мостами. Прорваться в город через позиции десантников посланные немецким командованием подкрепления, не смогли. Не смогли они это сделать и с юга. Кавалеристы 47-й кав. дивизии прочно удерживали занятые позиции.

После разгрома немецких гарнизонов на станции Татарка и в поселке Ясень 32-я кав. дивизия продолжила наступление и к вечеру 24 июля очистила от оккупантов всю территорию от железной дороги до реки Березины. Полковник Бацкалевич ввел в бой части 43-й кав. дивизии генерал-майора Синельникова. Переправившись через Березину, кавалеристы перерезали трассу Бобруйск – Могилев в районе Кировска и Столпище.

В Бобруйске кроме авиационной техники нами были захвачены запасы продовольствия, обмундирования, боеприпасов, вооружения, в том числе три десятка танков «Т-26», «БТ», «Т-2» и «Т-3», требующий ремонта бронепоезд. Пленных по устоявшейся традиции никто из-за колючей проволоки до прохождения фильтра выпускать не стал. Петрищев со своей командой вновь засел за разбор немецкой картотеки и формирование очередного штрафбата.

Получив сообщение о взятии Бобруйска, командование Западного фронта потребовало от нас продолжить наступление на Рогачев и Жлобин. Не знаю, на что они там, в штабе, рассчитывали. Видимо, думали, что мы настолько сильны и круты, что вот так спокойно, легким прогулочным шагом пройдем через немецкие позиции к линии фронта и соединимся с нашими войсками, попутно окружив два немецких корпуса. По-моему, у них началось головокружение от успехов. Только вот мы тут смотрели на все другими глазами. Нам непомерно долго везло. Повезло с тем, что на первоначальном этапе немецкое командование не считало действия моего отряда чем-то сверхъестественным. Были и большие по численности и вооружению отряды окруженцев, что шли по немецким тылам и отбивали поселки и местечки, входили на окраины Минска и других городов. Но они не были настолько наглы и не имели столько тяжелого вооружения, как мы. Их уничтожали или рассеивали охранные и полицейские части. Мы тоже с ними встречались, но были более подготовленными, чем они, и давили части охраны тыла огнем и металлом, стараясь разбивать их из засад и по отдельности. Но всему хорошему приходит конец. Теперь вместо тыловых и охранных частей перед нами стоял совсем другой враг. Ударные и полевые части вермахта, обученные и закаленные в боях, опьяненные своими успехами и уверенные в своей непобедимости. К боям с ними мы были пока не совсем готовы. Кавалерийские дивизии отправились в рейд без танковых полков и тяжелого вооружения, что делало их более слабыми при встрече с пехотными частями противника. Что мой отряд, что десантники, что кавалеристы в бою за город и его окрестности понесли значительные потери, их требовалось восполнить. Пополниться мы могли только за счет бывших пленных. Что сразу сделать было нереально. Требовалось хотя бы двое-трое суток более или менее спокойного времени для приведения людей в чувство, проведения фильтра, эвакуации раненых и больных. Захват Бобруйска, Кировска и Осиповичей был лебединой песней нашей Бобруйской группы. Базировавшаяся в Слуцке группа войск нам ничем помочь не могла. В районе Ляховичей немцы, получив подкрепление, активизировались, прорвали оборону; бой шел на окраинах города. Все имеющиеся резервы Константинову пришлось бросать туда. Аналогичное положение сложилось и у нас в районе Осиповичей, усилился напор и на части 47-й кав. дивизии комбрига Кузьмина.

Свои доводы о невозможности продолжить наступление мы сообщили в штаб фронта. Но там их не восприняли и лишь подтвердили необходимость удара на Рогачев. В связи с этим ночью в здании бывшего штаба 47-го корпуса состоялось совещание старшего командного состава Бобруйской группы войск. На нем присутствовали все три командира кав. дивизий (генерал-майор, комбриг и полковник), командиры 214-й десантной бригады (полковник Левашов) и боевой группы 121-й дивизии (полковник Ложкин), ну и мы с Николаем Козловым. Я как командир ударного отряда НКВД (численностью в мотобригаду) и комендант Бобруйска, а Николай как мой заместитель и командир бронегруппы.

Николай прибыл в Бобруйск на поезде, доставившем из Осипович раненых и трофейные танки. В боях за Осиповичи бронегруппа понесла существенные потери в людях и технике. Треть танков были утрачены полностью и не подлежали восстановлению. Из оставшихся в строю машин половина требовала ремонта и технического обслуживания. Ремонтники не покладая рук вкалывали для восстановления машин. Запчасти они брали с подбитых и не подлежащих восстановлению танков, а таких становилось все больше и больше. Несмотря на наличие в городе нескольких предприятий и депо, восстанавливать танки в Осиповичах не представлялось возможным. Город и станция находились под обстрелом вражеской артиллерии, действовавшей со стороны станции Марьина Горка и Елизово. Потому у сержанта вся надежда была на захваченные в Бобруйске трофеи и возможность организации тут ремонта поврежденных машин.

На совещании обсуждался вопрос наших дальнейших действий. В тех условиях, в которых мы находились, вести наступательные действия было нереально. Это понимали все присутствующие, но и ослушаться приказа штаба фронта не могли. Задача нам ставилась четкая и однозначная. Вопрос был только в одном – кем и чем наступать? Теоретически из захваченного в Бобруйске вооружения и техники можно было сформировать два истребительных, штурмовой и бомбардировочный авиационные полки, артиллерийский полк, танковый и автомобильный батальоны, тяжелый и противотанковый артдивизионы, артиллерийский и два зенитных бронепоезда. Из бывших пленных собрать до пяти стрелковых полков. Вот только проблема была в том, что освобожденных из лагерей людей нельзя было просто так взять и поставить в строй. Среди них было много больных, раненых, сломленных и истощенных пребыванием в лагере людей. Решать вопрос с ними надо было «еще вчера». По примерным подсчетам, только раненых и больных среди бывших пленных было около трех тысяч человек, а ведь были еще бойцы из наших подразделений. С таким количеством эвакуируемых наша авиация даже с учетом захваченных в Бобруйске самолетов справиться не смогла бы. Общими усилиями решение этой проблемы было найдено. Коридор, пробитый кавалеристами через линию фронта, еще действовал, проводники, что вели дивизии через болота, были живы. А раз так, то решили всех раненых и больных, тех, кто мог передвигаться и стоять на своих ногах, отправить за линию фронта на гужевом транспорте. Благо этого добра хватало. Охранять и сопровождать раненых до линии фронта должны были бойцы 41-го кав. полка 47-й кав. дивизии, тем более что конники в пехотном строю смотрелись откровенно плохо. Вместо них позиции должны были занять два «офицерских штрафных батальона».

За счет бывших пленных решился и вопрос доукомплектации боевых частей. Туда были направлены все бывшие пленные, кто принимал участие в боях за город и прошедшие фильтр. Для фильтрации лагерей были задействованы сотрудники особых отделов частей и команда Петрищева.

За вечер и ночь на 25 июля было сформировано шесть штрафных батальонов. Командирами взводов в них стали выжившие в бою за Бобруйск курсанты. За счет этих батальонов решался вопрос с наступлением на Рогачев. Наступление должно было вестись вдоль шоссе Бобруйск – Рогачев. Вместе со штрафниками в бой шли отряд 121-й дивизии, танковый взвод и противотанковый дивизион. Наступление должен был поддерживать артиллерийский полк, сформированный из орудий врага, захваченных в Бобруйске. Авиационную поддержку осуществляло звено наших «Чаек» и «Ишачков» с местного аэродрома. Летуны клятвенно мне обещали к утру собрать из авиационного хлама, стоявшего на площадке у ангаров, еще пару машин и подготовить к вылету «Су-2». Использовать немецкие самолеты не стали – не было специалистов. Правда, с аэродрома Н. Гутков позже приехали в качестве инструкторов летчики-истребители (потерявшие своих «Фридрихов» в боях над Слуцком) и транспортники из отряда Паршина. Они же должны были перегнать часть самолетов за линию фронта. А пока часть свободных от восстановительных работ технарей активно закрашивала опознавательные знаки врага.

В случае успеха в прорыв должны были вводиться мой отряд, десантники и танковая рота. Использовать в атаке кавалерийские части посчитали неразумным. В линейном бою силы кавалерийского полка равны в лучшем случае пехотному батальону. Их дело – рейды по тылам, перерезание коммуникаций врага, а не гибнуть под огнем пулеметов и орудий окопавшейся пехоты. Не задействовалась в наступлении и бронегруппа Козлова. Ей надо было решать свою задачу – удерживать Осиповичи. Николай, правда, выторговал себе возможность вывести своих бойцов из боя для отдыха, ремонта, восстановления и обслуживания техники.