Окрестности Хелма. Польша. 25 июля
Савва Фокин «вырубился» сразу, как только вылез из раскаленного безжалостным украинским солнцем «Барса», заправив своего стального друга и тщательно закутав его пыльной «накидкой». На большее сил уже не было и, едва устроившись в спальнике, Савва провалился в глубокий сон.
Едва прибыв на самый запад Украины, 20-я танковая бригада сразу оказалась втянута в водоворот грандиозных военных маневров. С востока прибывали все новые и новые части и соединения, и их сразу захватывала круговерть событий. Изнуряющие марши, боевые стрельбы, учебные бои. Боеприпасов, даже высокоточных, не жалели, также отцы-командиры особо упирали на взаимодействие мелких тактических подразделений, типа взвод-рота. Причем все это действо осуществлялось в обстановке, максимально приближенной к боевой.
Бойцов гоняли так, что казалось, у них взмокли даже шлемофоны. Естественно, все последние мировые события прошли мимо них незаметно. Успеть бы поспать, хотя бы руки с мордой помыть, пожрать да маме эсэмэску отправить. Хотя с последним особисты, мать их за ногу, боролись яростно. За обнаруженный телефон сразу назначали десять суток «губы». Причем отправляли отсиживать к хохлам в Ковель.
Глубокий летний сон сержанта Фокина прервал истеричный вой сирены. «Опять тренировка воздушной тревоги! Сколько можно?!» – про себя проорал Савва, выползая из маленькой палатки и путаясь ногами в спальнике и собственных, сваленных у полога берцах. Следом вывалившийся из палатки мехвод Горелкин первым делом наступил на руку Фокину, заставив сержанта заорать благим матом.
– Куда лезешь, Горелый… – завопил Савва, но тут ему в живот врезалась голова Ноздри.
Мат и возня продолжались еще несколько секунд, пока из темноты не возник взводный Сергей Черемисов.
– Молчать! – с ходу рявкнул он. – Что вы, как бараны, топчетесь, ей-богу. Личные вещи – в танк, палатку – в хозвзвод. Все, исполняйте, бегом…
Кивнув, экипаж стал лихорадочно искать «сидоры», затем опрометью бросился к своей угрюмой и замаскированной машине.
Фокин остался сидеть в командирском люке, вцепившись в гарнитуру рации, Ноздря сразу нырнул вниз, в башню, и Горелкин аккуратно тронул «Барс» с места, ориентируясь на машину взводного.
Рядом, на соседней просеке, с матюгами строилась рота гренадеров, уже готовая к погрузке на свои угловатые «бээмпэшки».
Через минуту взвод Черемисова, все четыре танка, пристроился в хвост ротной маршевой колонны и замер на узкой лесной дороге.
И тут Фокин услышал. Тот звук, который никогда ни с чем не спутаешь, если побывал хотя бы раз на крупных учениях. Смешанный со скрежетом рев реактивной артиллерии и гулкое буханье гаубиц крупного калибра.
– Смотри, командир! – ткнул его локтем Ноздря. – Смотри!
Над украинским приграничным городком с милым названием Любомль поднималось зарево пожаров.
И еще в небе были светлячки… Но не обычные, а с неживым, желтым светом. Именно эти светлячки со скрежетом неслись к земле.
Зарево над Любомлем вспыхнуло ярче, и земля задрожала под танком, несмотря на расстояние в несколько километров.
– Че встали! Каштан, почему встали? – ожила рация возмущенным хрипом Черемиса.
«Правильно! Чего встали, как тормозные?! Сейчас один залп, и всем – конец!» – дернулась в голове Саввы паническая мысль.
Головной танк колонны капитана Карпа плавно тронулся с места, следом потянулись остальные машины роты.
– Вроде тронулись! – облегченно вякнул Ноздря и снова нырнул в башню.
Не прошли и километра, как снова раздался гул артиллерии, теперь уже с нашей стороны. На сей раз лупила ствольная, похоже, что «Гиацинты».
Едва танки выбрались на шоссе, как тут же угодили в пробку. Пятнистый «Тигр» ВАИ врезался в древний «Фольксваген» с местными. Бронированный внедорожник лишь слегка оцарапан, а вот автомобиль хохлов можно было сразу списывать на металлолом. Хотя вообще-то это нужно было сделать еще лет пятнадцать назад.
Возле покалеченной машины стояли два парня и девица, которые размахивали руками и орали на двух ваишников с белыми шлемами. Те тоже орали и жестами показывали, что гражданским лицам надо убираться с дороги.
В итоге подскочивший к месту образовавшегося затора лейтенант из соседней роты приказал ваишникам убрать с дороги местных и их рухлядь. Прежде чем те успели что-то возразить, оба солдата вытолкали парней на обочину и отправили туда же отчаянно брыкающуюся девицу.
Головной танк соседней роты рванулся вперед, в одно мгновение превратив «Фольксваген» в металлический блин неправильной формы. Следом за ним дернулась вся колонна, постепенно вытягиваясь по шоссе и огибая по дуге уже основательно горящий Любомль.
Вскоре появились беженцы, перепуганные мужики и бабы с детишками на разболтанных машинах, и несколько тракторов с прицепами. Возле очередного указателя стояли две милицейские машины и кучковались усатые менты, поглядывающие на проезжающую колонну с явным неодобрением.
Небо стремительно светлело, и теперь были отчетливо видны крошечные черные стрелы, летящие на запад.
– Крылатые ракеты, что ли? – сам у себя спросил Фокин и тут же услышал ответ. Где-то впереди, в десятках километров что-то загрохотало. Потом еще и еще…
Рация снова ожила. На сей раз голос был командира бригады генерала Разумовского:
– Солдаты, сержанты и офицеры двадцатой танковой бригады. Только что по каналам правительственной связи получен приказ. Совместно с частями украинской армии перейти границу и уничтожить агрессора, ведущего артиллерийский огонь по территории союзного с нами государства. Исполните свой долг, бойцы, четко выполняйте приказы командиров и Верховного главнокомандующего.
Еще через секунду эфир взорвался сотнями емких команд.
Ноздря снова вылез на башню, и вид у него был совершенно очумелый.
– Это что, война?
– Похоже на то, Ноздря, – отмахнулся Фокин. – Иди лучше дальномер и прицелы проверь.
– Да уже, командир…
– Еще проверь! – отрезал Савва. – Ты как там, Горелый?
– Да все тик-так. Горючка в норме. Идем по приборам! – заржал механик.
Кивнув, Фокин нырнул в башню к навигатору. Хорошая штука, только непонятно, что будет, если спутники «отрубятся». С картами намучаешься. Не зря старые офицеры, типа комбата из третьего батальона, к навигаторам относились с прохладцей, предпочитая старые, но надежные бумажные карты.
Движение маршевой колонны было чертовски медленным, так как братья-хохлы толком не расчистили шоссе от своих горластых и нахрапистых селян, потоком хлынувших на восток и основательно забивших машинами немногочисленные дороги. В довершение всего то ли в российском штабе, то ли в украинском какая-то гнида придумала выдвигать по одному маршруту сразу две бригады. Причем вторая бригада не из объединенного Славянского корпуса, а из соседнего, украинского. Теперь хохлы на своих БМП и БТР с изношенными движками тоже вылезли из лесов, практически парализовав выход Славянского корпуса к границе.
«Если бы по нам ударили с воздуха «Томагавками», а потом прошлись бы штурмовиками и «Апачами», – размышлял Савва, – то минимум половина нашей доблестной бригады там бы, на этих кривых дорожках, в этих гребаных заторах и осталась. Причем навсегда…»
Но дело спас Громов. Лихой он мужик, заместитель комбрига.
Он весь авангард развернул и бросил в обход по параллельной трассе, наплевав на утвержденный сверху план развертывания. Бросил, не стесняясь, откровенно давя гусеницами легковушки и сбрасывая на обочину заглохшие хохлятские бронетранспортеры.
Следом в пробитую дыру протиснулась вся бригада, чудом успев в срок.
Выходящая из перелесков и развертываемая перед броском танковая бригада – это зрелище, конечно, грандиозное. Его, наверно, из космоса даже видно. Хотя Фокин видел только маленький кусочек бригады, свой батальон, но фантазии, чтобы представить, как выглядит приготовившееся к прыжку через границу соединение, у него хватало. Словно огромная стальная змея застыла перед атакой на зазевавшегося кролика.
Впереди от самой границы уже слышалась отчаянная стрельба и хлопки, характерные для минометов. Видимо, пограничники сцепились.
Сзади, километрах в десяти от бригады, уже завыли, заскрежетали батареи РСЗО, выбрасывая тонны железа на сопредельную территорию.
– Каштан, выдвижение на три часа, на три часа…
– Принял, Титан, принял…
«Ага! Каштан – это мы, Титан – штаб батальона», – сообразил Савва. В небе проскользнуло сразу несколько беспилотных дронов. «Значит, сейчас ударит наша артиллерия, обеспечивая огневую завесу, и следом, по наводимым сейчас саперами понтонным мостам, вперед рванут наши «Барсы» и гренадеры».
Напротив границы, там, где располагались аккуратные и ухоженные польские местечки, уже бушевало пламя. Столбы серой и красной кирпичной пыли, смешиваясь с черным дымом и оранжевыми всполохами, образовывали жутковатый утренний пейзаж.
Реактивная артиллерия, особенно новенькие системы «Торнадо» и модернизированные «Ураганы» гвоздили от души, не жалея снарядов и превращая участок прорыва в аналог безжизненной лунной поверхности.
– Каштан. Движение на три часа. Соблюдать интервалы! – протрещало сквозь помехи в наушнике.
Танки роты, один за другим, принялись сползать вниз по пологому склону в направлении к наспех наведенному понтонному мосту. У моста на том, уже польском, берегу копошились казавшиеся издалека смешными фигурки пехотинцев, то ли наших, то ли украинских. Севернее отчетливо виделась громада моста, обрушенного в воду в первые минуты нападения польской артиллерией.
Горелкин осторожно, словно на ощупь, вел «Барса» по вихляющему от веса танков понтону на противоположный берег Буга. Впереди в двадцати с небольшим верстах лежал польский город Хелм, первая цель для 20-й танковой бригады.
* * *
Быстрое падение Хелма открывало дорогу на Люблин, а Люблин – это важнейший транспортный узел, через который идут магистрали как на Варшаву, так и на юг, к Кракову. Если русские с ходу возьмут Люблин, то они мгновенно рассекут восточные воеводства и сильно осложнят командованию НАТО маневр резервами. Русские будут наступать на столицу Польши, прикрыв фланг своей ударной группировки полноводной Вислой. Этого допустить нельзя, и поэтому люблинское направление перекрывала одиннадцатая бронекавалерийская дивизия войска польского, полностью перевооруженная после разгромной украинской кампании. Теперь, спустя четыре года, к дивизии были приписаны противотанковый, вертолетные полки и отдельный полк «коммандос». Командовал мощным и мобильным соединением дивизионный генерал Сигизмунд Баржиковски – вояка опытный, успевший поучиться и в советских, и в американских военных академиях.
Сейчас он уже получил первые данные о том, что десятки, если не сотни русских оперативно-тактических ракет типа Stone уже накрыли основные авиабазы ВВС Польши, а также коммерческие и вспомогательные аэродромы. Что связь, черт возьми, уже кое-где прервана, что валом идет информация о парашютных и вертолетных десантах, и весь тыл группировки НАТО буквально кишит злобными русскими диверсантами.
Генерал был не из тех людей, которые от плохих новостей впадают в уныние. Не надо быть новым Наполеоном, чтобы понять: основной удар русских придется на Хелм. Удерживать город статично не было ни малейшего смысла, и пан Баржиковски планировал фланговыми ударами при помощи французской бригады и американских «Апачей» отсечь наступающих и устроить им хорошую головомойку. Срыв наступления «иванов» в первые же часы мог привести к непоправимым для агрессора последствиям.
34-я бронекавалерийская бригада войска польского практически не пострадала от артиллерийского обстрела своих позиций. Бригадный генерал Владзимеж Зверковский всю украинскую кампанию командовал танковым батальоном и с тактикой русских был знаком отлично. Поэтому, едва прибыв под Хелм, приказал прикрепленной к бригаде роте жандармерии оцепить место дислокации и не пускать никого из посторонних. Также Зверковскому удалось выбить себе в штабе территориальной обороны дополнительную технику и людей для оборудования запасных и ложных позиций. Именно по ложным позициям и нанесли основной удар артиллерия «иванов» и их тактические ракеты. Едва Зверковский перевел дух, как его вызвали к лэптопу, на котором светились очередная, уже фронтовая, сводка и новый приказ.
Владзимеж усмехнулся. Ну что, похоже, пришло время рассчитаться с «москалями» за прошлые поражения.
Сотня с небольшим угловатых «Леопардов-2А5» с усиленным бронированием башни, подарок войску польскому от его европейских союзников, появилась южнее Хелма. «Леопарды» уже развернуты в боевой порядок.
По данным разведки, ответные удары польской артиллерии и авиации по агрессору создали у него в тылах хаос и чудовищные пробки, и соединения сил вторжения входят на территорию Польши по частям. Лучшего момента для контрудара не сыскать, и генералы Баржиковски и Зверковский не собирались этот момент упускать. Помощь союзников, американцев, французов и немцев, подоспеет позже, и тогда поляки точно купируют назревающий прорыв.
Отчасти и пан Зверковский, и верховное командование ОВС НАТО были правы. Хаос и пробки на забитых армейскими колоннами дорогах западной Украины имели место быть. Как имелся и 13-й армейский корпус Украины, который, запутавшись в старых топографических картах, влез в полосу наступления объединенного Славкора.
Хотя «фактор дурака» никто не учитывал ни в Москве, ни в Брюсселе, ни в Вашингтоне, но генерал-лейтенант Федор Покатило, командующий «13 АК», несомненно этим фактором являлся. Отличившийся при обороне Киева четыре года назад, вислоусый и горластый полковник Покатило был переведен из внутренних войск в армию с повышением, возглавив корпус, расквартированный в Яворове. Однако командовать соединением из четырех бригад, не считая частей усиления, было ему явно не по силам.
Уязвленный тем, как «москальская» 20-я танковая бесцеремонно обошлась с колоннами 51-й механизированной бригады его корпуса, спихивая их с дороги, Покатило буквально осатанел и, наплевав на приказы сверху, потребовал ввести в бой подвижной резерв корпуса: 17-ю отдельную танковую бригаду. С целью опередить «борзых москаликов» и доказать, что украинцы тоже не лыком шиты. Командир танковой бригады полковник Молярчук в лучших традициях взял под козырек и двинул свои батальоны «Т-64БМ Булат» строго на запад, в зону ответственности русской 20-й танковой.
Такой лихой маневр вызвал оторопь в штабе Западного фронта! Вырвавшиеся из-за спин русских украинские «Булаты» устремились к Хелму.
Длинные маршевые колонны 17-й танковой бригады заметили беспилотные дроны, и «Леопарды» Зверковского атаковали украинцев даже без предварительной артиллерийской подготовки, стараясь по максимуму использовать выигрышное тактическое положение. Украинцы оказались как на ладони, и с первых выстрелов бой превратился в форменное побоище.
Не в меру исполнительный полковник Молярчук одним из первых погиб в начинающемся сражении у Хелма. Польские танки открыли огонь бронебойно-подкалиберными снарядами с дистанции чуть больше двух километров, и сразу же в колоннах украинцев началась паника. Штабная колонна была уничтожена одной из первых, и управление бригадой было потеряно. Все соединение стало напоминать бронированное стадо. За считаные минуты 17-я танковая бригада потеряла полсотни танков и три десятка бронемашин и, не пытаясь развернуться к противнику лицом, бросилась обратно.
Правофланговый танковый батальон подполковника Олейника пострадал от огня поляков меньше, но едва не угодил под удар русских «барсов».
Остановив КШМ, потея и отчаянно матерясь, Олейник вышел на частоту русской бригады и буквально за секунду успел передать в эфир свои позывные.
– Отбой, Каштан… – завопил в эфире Титан. – Это хохлы, тьфу… Это Степь…
Бронекавалерийская бригада войска польского, смяв и опрокинув украинцев, с удивлением обнаружила на сгоревших танках эмблемы трезубцев. Беглый допрос взятых пленных подтвердил, что вместо 20-й танковой бригады русских под сокрушительный фланговый удар попала невесть откуда взявшаяся под Хелмом украинская часть. Она была разбита и отброшена, но основные силы русских даже не вступили в бой, ожидая уточненных данных разведки.
* * *
Свой первый бой в начавшейся третьей мировой сержант Савва Фокин запомнил навсегда. Тактическая боевая группа, в которую входила их танковая рота, внезапно развернулась на юг и выстроилась в классический боевой порядок, сначала разведка на БРМ, затем, уступом, четыре танковые роты, сзади – четыре гренадерские роты.
Обойдя скопление украинской техники, горевшей в узкой лощине, тактическая группа 20-й отдельной танковой бригады выскочила во фланг растянувшейся при охоте на украинцев 34-й бронекавалерийской бригады.
До противника – более трех километров, и первый залп атакующие «Барсы» сделали из модернизированных «Рефлексов» – управляемых ракет, бьющих прицельно на пять километров.
Савва, словно завороженный, наблюдал в прицел, как выпущенный им «Рефлекс», сделав «горку», спикировал на крышу «Леопарда», угодив, словно по заказу, в заднюю часть башни. Над польским танком тут же вырос огненный столб, и «Леопард» стал притормаживать. Еще через несколько секунд внутри польского танка стал рваться боекомплект, и вскоре огромный «Леопард» исчез в ярком багровом сполохе.
Появление полусотни ревущих турбинами «восьмидесяток» на своем левом фланге пан Зверковский ожидать никак не мог. Его фланговый батальон подвергся ожесточенному обстрелу с предельной дистанции танковыми управляемыми ракетами, ставшими настоящим проклятием союзников еще на Украине. Бригадный генерал немедленно нанес на электронный планшет обнаруженные цели, затребовал поддержки артиллерии и авиации и начал перестраивать боевой порядок навстречу новой угрозе.
Случившееся пока не казалось катастрофой, особенно на волне эйфории, связанной с молниеносным разгромом удачно подвернувшейся под руку украинской танковой бригады. Прозрение к командованию союзников пришло чуть позже, когда вслед за одной боевой тактической группой к месту боя подоспели остальные силы 20-й танковой бригады, с ходу вцепившейся в загривок польской бронекавалерии.
Когда в тылу оторвавшихся от основных сил дивизии танкистов пана Зверковского появились русские «Барсы» с БМП, стало понятно, что лихо начавшаяся атака на неорганизованного противника спустя каких-то полчаса превратилась в смертельную ловушку.
Гудя турбиной «ГТД-1400» на предельных оборотах, танк Фокина полз на запад, стараясь держаться лобовой броней к исчезающим в поставленной дымовой завесе «Леопардам». Поляки стали быстро отступать, стремясь вырваться из образующегося котла и соединиться с основными силами 11-й дивизии.
– Каштан! Не отпускать противника, не отпускать!
В этот момент танк Фокина и словил БОПС. Такое впечатление, что по танку ударили чудовищной кувалдой. Навстречу брызнул огонь, и машина вздрогнула.
– Дрянь! – выругался Фокин, тряся головой. – Все живы?
– Вроде все, – отозвался Ноздря.
– Тогда вперед, чего стоим?
Горелкин осторожно тронул «Барс», и тот, загудев, сдвинулся с места. И в этот момент расположение их атакующей тактической группы накрыла польская артиллерия, пытающаяся огневой завесой прикрыть отход своей бронекавалерии.
Осколки и комья земли дробью забарабанили по броне, разрывая маскировочную ткань «накидок». Идущий чуть слева танк их взводного Черемисова вздрогнул, когда ему в башню вертикально спикировал польский снаряд. Подбитый «Барс» крутанулся на месте, и огненный столб рванулся вверх, начисто отрывая башню.
– Все! Черемис спекся! – неожиданно жалобно прохрипел Ноздря.
Объехав горящий танк взводного, Фокин поймал в прицел отставшую от своих колесную бронемашину «Росомаха» и с каким-то злорадством приказал Ноздре всадить снаряд в борт. Бронемашину пробило насквозь, и она, потеряв управление, въехала в стоящий дом, проломив стену.
Бронекавалерийской бригаде Зверковского так и не удалось вырваться из окружения, две боевые тактические группы обошли ее с флангов и зажали в клещи. Попав под перекрестный огонь сначала «Рефлексов», потом уже бронебойно-подкалиберных снарядов, польские «Леопарды» стали один за другим превращаться в жирно чадящие костры, и эфир наполнился истерическими криками о помощи.
Генерал дивизии Баржиковски уже многократно успел обругать себя за авантюризм и, собственно, за решение уйти от заранее утвержденного плана обороны Хелма. Теперь 34-я бригада Зверковского угодила в ловушку и методично добивалась русскими, и командиру дивизии предстояло сделать выбор. Либо бросить все остальные силы вперед, спасая окруженных, либо дождаться прихода основных сил союзников по НАТО и стоять на месте, удерживая позиции.
Слыша по рации крики о помощи, дивизионный генерал Баржиковски скрепя сердце приказал своим основным силам удерживать позиции и прикрывать Люблин, бросив 34-ю бригаду на произвол судьбы.
Польский генерал еще не знал, что совершил роковую ошибку с самыми печальными для его Родины последствиями. Мало того, что за неполные сутки почти полностью погибла одна из самых хорошо оснащенных и обученных бригад, так еще и переброшенная к месту сражения французская бронетанковая бригада не успеет закрыть брешь, образовавшуюся на левом фланге Баржиковски.
Именно в эту брешь и прорвалась полнокровная русская танковая бригада, что впоследствии привело к крушению всего люблинского фронта и глубокому прорыву на запад.
Так столь неудачно начавшийся для русских день внезапно закончился весьма убедительной победой и поступательным движением в направлении Люблина. Хелм был захвачен на следующий день после тяжелых уличных боев. Пан Зверковский, будучи уже раненным, пошел с остатками своей бригады на прорыв и вывел два неполных батальона из кольца.
Рота капитана Карпа, кроме потери танка взводного Черемисова, потеряла еще одну машину, но уничтожила семь польских «Леопардов» и показала, что постоянная «дрессировка» личного состава на стрельбищах, танкодромах и маршах не была напрасной.
Огромное уставшее солнце катилось вниз, завершая первый день начавшейся третьей мировой войны.
notes