ГАЛАНТНЫЙ «ВОДОВОЗ»
В. Востоков

Вспоминается одно дело, возникшее в Казахстане. Оно начиналось так.

Однажды служебные дела привели меня в один из районов области, в совхоз «Красный луч». Директор совхоза в конторе принимал рабочих. Чтобы не мешать ему, я сел в сторонке на скамейку около окна и молча наблюдал за рабочими, обступившими стол директора. В кабинете стало сразу шумно. Я удивился, как в такой сутолоке директор мог решать деловые вопросы. Но, как видно, все шло хорошо, и люди, получив необходимые разъяснения, по одному покидали кабинет, громко хлопая дверью.

Мое внимание привлек посетитель, невозмутимо ожидавший своей очереди в противоположной стороне от меня. Среди толпившихся в кабинете людей он выделялся несколько необычными манерами. Я не сводил с него глаз. Он заметил мое любопытство и молча поприветствовал меня кивком головы. Когда отошел последний посетитель, мой незнакомец направился к директорскому столу. Мне не было слышно, о чем они говорили, но я видел, как он, почтительно наклонив голову, слушал директора. А когда он ушел и на прощание не забыл мне поклониться, я окончательно был им покорен.

— Кто это?

— Водовоз. Просил дров на зиму. Грамотный мужик, башковитый. Предлагали другую работу — отказался. А с дровами у нас целая проблема. Пришлось отказать.

Через неделю подошел конец моей командировке. Перед отъездом я зашел в райотдел госбезопасности. Начальник, майор Козинцев, уже немолодой человек, рассказал о делах, которыми был занят. В частности, упомянул о некоем Ли Ку из совхоза «Красный луч».

— Вот познакомьтесь с заявлением.

Я рассказал начальнику райотдела о моей встрече с водовозом.

— Это он, — сказал Козинцев.

— Любопытно.

Сигнал о Ли Ку заслуживал пристального внимания. Иностранная разведка имела агентурную сеть на Дальнем Востоке и особенно в районах, откуда прибыли переселенцы.

Спустя некоторое время в «Красный луч» под видом инспектора заготовок был направлен капитан Тен, наш оперативный работник, владевший корейским языком. Находился он в совхозе недолго, но сделать успел многое. Так, он узнал, что Ли Ку родился в Благовещенске. Там учился в школе, а позже с родителями переехал во Владивосток. Здесь женился, жил на станции Посьет. Работал разнорабочим на вагоноремонтном заводе. Очень любил жену, но она от него ушла. Тогда он уволился с работы и уехал подальше от этого места.

— Значит, ложная тревога? — спросил я капитана.

— Пока не знаю, — ответил Тен. — По-моему, этот Ли Ку не кореец. В его речи проскальзывают выражения, не свойственные корейскому языку. Настораживают и его манеры. Он прибыл на поселение в одиночном порядке. Одним словом, личность Ли Ку заслуживает дальнейшей проверки… Конечно, я нисколько не удивлюсь, если допустим, он бегает, например, от алиментов…

Майор Козинцев после этой беседы стал регулярно извещать нас о поведении Ли Ку в совхозе. «Никуда не ездит. Почти ни с кем не общается. После работы копается в палисаднике, поливает цветы».

Мы сделали запрос в Благовещенск и Владивосток, попросили проверить имевшиеся там сведения о Ли Ку. Ответы пришли быстро. Они в деталях совпадали с известными нам данными о корейце-водовозе, но одно обстоятельство нас озадачило. Из Владивостока на наш запрос прислали фотокарточку Ли Ку, который умер три года назад, и даже справку о месте его захоронения. На фотокарточке был изображен, без сомнения, водовоз из «Красного луча». Тот же овал лица, разлет бровей, глаза…

— Теперь что ты на это скажешь? Полюбуйся на своего алиментщика.

— Чертовщина какая-то! — воскликнул капитан Тен. — Умер во Владивостоке и через три года воскрес здесь, за тысячи километров от своей могилы. Вот так покойничек! Неужели напали на нелегала?

— Не похоже. Слишком легкомысленно для разведки, чтобы она могла допустить такой прокол. Не будем спешить с выводами. Оформляйте, капитан, командировку в Приморье, — сказал я Тену.

Прилетев во Владивосток, он сразу же отправился на кладбище и с помощью сторожа отыскал нужную могилу. А когда сторож удалился, достал фотографию «водовоза», сличил ее с той, что была на надгробии. Точно, это он, Ли Ку. Тен внимательно осматривал заросший могильный холмик, серый надгробный камень. И вдруг за спиной услышал голос:

— Что вас интересует, товарищ капитан? Вы не первый, кто интересуется этим покойником. Он вам не родственник?

Сторож, маленький, сухонький старичок в поношенном ватнике, стоял в нескольких шагах от капитана.

— Двоюродный дядя, — ответил Тен. — Когда он умер, я находился в загранплавании. Вернулся, зашел в квартиру, а там уже другие жильцы. Даже не удалось узнать, где живет его бывшая жена.

— Так она же умерла. Вот и ее могилка, рядом… — сторож показал рукой на соседний холмик. — Сначала — он, а через полгода примерно и она…

— Кто же их навещал?

— Двое мужчин. Русские. Постояли минуты две и ушли.

«Видимо, наши местные товарищи», — подумал Тен, а вслух спросил:

— А кто же поставил этот камень? И почему только над могилой дяди?

Сторож задумался, зажал в кулаке бороденку:

— Какие-то корейцы. Этак годика два назад.

— Надо бы поставить памятник и тете…

В доме, где жил Ли Ку, заявили, что человека, изображенного на фотографии, они не знают. Настоящий Ли Ку, который здесь жил, три года назад умер. Родственников у него не было, и памятника ему никто не ставил. Бывшая жена Ли Ку умерла вскоре после его смерти при обстоятельствах довольно загадочных: якобы покончила с собой, отравившись. Многие, в том числе и ее второй муж, считают, что это не самоубийство, но доказать этого не удалось…

На вагоноремонтном заводе Тену вручили фотографию настоящего Ли Ку.

Тем временем Козинцев сообщил о появлении новых странностей в поведении Ли Ку. Несколько раз водовоз выезжал в дальние села района, разыскивая будто бы то ли родственников, то ли знакомых, которые когда-то жили во Владивостоке.

Надо было спешить. Перед нами стояла задача со многими неизвестными, и было трудно предугадать дальнейший ход противника, если, конечно, мы имели дело с ним. Поэтому требовались более острые и оперативные меры проверки личности Ли Ку. Тогда-то и родилась идея, как побудить Ли Ку к активным действиям.

Тен снова срочно выехал в «Красный луч». Разработанный план увенчался успехом.

И вот меня вызвали в областное управление.

…Передо мной сидит Ли Ку. Рядом Тен. Я вижу, у Тена почему-то перевязана правая рука. Но он спокоен. Подчеркнуто вежливо Ли Ку отвечает на мои вопросы. Мы уже целый час добиваемся от него правдивых показаний. Однако он упорно твердит одно и то же.

— Скажите вашу настоящую фамилию.

— Я сказал Ли Ку, пожалуйста.

— Где вы проживали до приезда в совхоз «Красный луч»?

— Повторяю, во Владивостоке на Посьетской.

— А работали?

— На вагоноремонтном заводе чернорабочим, — невозмутимо повторяет Ли Ку.

— Сколько зарабатывали в месяц?

Здесь на какую-то долю секунды Ли Ку замешкался с ответом.

— Пожалуйста… Когда как… — наконец последовал неуверенный ответ.

— Отвечайте на вопрос конкретно.

— Примерно… около двух тысяч рублей.

— Что-то многовато. Где находится ваша жена?

— Не знаю. Я с ней развелся. Ушла к кому-то.

— Давно?

— Давно.

— А точнее?

— Не помню. Какое это имеет значение?

— А такое, Ли Ку, что вы не можете не помнить, если, конечно, вы тот, за кого себя выдаете, сколько зарабатывали в месяц, дату, когда развелись с женой. Понимаете?

— Было бы о чем хорошем помнить.

— Вот посмотрите на эту фотокарточку. Кто это? Скажите.

— Не знаю такого. Впервые вижу.

— А эту узнаете?

— Конечно. Моя, но откуда она у вас?

— По документам вы, Ли Ку, умерли три года тому назад и захоронены на кладбище. Вот, убедитесь, здесь официальные справки.

Ли Ку недоуменно смотрит на меня, затем на Тена, молча берет документы и громко смеется:

— Не Ли Ку я, а Ли Рим. Извините, что не сказал сразу. Жил в Сучане, на Лазо, 55. Работал на шахте в забое. Не женат. Что вас интересует еще? Ах, да, документы Ли Ку!.. Как они ко мне попали? Нашел на охоте, в тайге. Мои же сгорели при пожаре.

— Хорошо, поверим, что это действительно так. Но как ваша фотография очутилась на кладбище?

— Кто-нибудь пошутил.

— Нет, Ли Ку, или как вас там — Ли Рим? Не сходятся у вас концы с концами. Ответьте на такой вопрос: почему вы пытались бежать, когда услышали, что вас разыскивает жена? Вы холостяк, а жена Ли Ку… убита.

«Водовоз» вздрагивает, опускает глаза.

— И зачем вы ездили в совхоз «Рассвет»?

— Искал портняжную мастерскую, но ее там не оказалось.

— А вот Ким Сен, с которым вы там встречались, говорит другое. Кстати, он здесь, и вы можете продолжить с ним разговор. Но сначала скажите о том, почему вы, якобы переселенец, приехали в наши края не с основной группой?

— В то время я лежал в госпитале. Сломал ногу. На охоте.

— Вы военнослужащий?

— Ну, в больнице. Какая разница?

— А все-таки разницу улавливаете. Это хорошо. Адрес больницы?

— Пожалуйста… где-то на окраине Владивостока, точно не знаю.

— Владивостока или Сучана?

— Извините, Сучана.

— Вот видите, что получается. То Владивосток, то Сучан. Кем же вы там работали?

— Я сказал, на шахте. В забое.

— Покажите ваши руки. Покажите, не стесняйтесь. С такими-то ногтями да еще в забое! Вот что, Ли Ку, хватит валять дурака. Неужели не ясно — игра проиграна. Идите в камеру и на досуге подумайте обо всем. И не считайте нас простаками.

Ли Ку пожимает плечами, как-то странно улыбается, а затем встает, галантно кланяется.

Конвоир увел задержанного.

— Как прошла операция? Что с рукой? — обращаюсь я к Тену, когда захлопнулась дверь за конвоиром.

— Все в порядке. Директор совхоза вызвал к себе Ли Ку и в моем присутствии объявил ему, что он может оформлять накладную на топливо. И тут же обратился ко мне с вопросом: «Куда же вас определить на ночлег? Может, вот к нему, к Ли Ку? Он человек одинокий…» Водовоз поклонился. «Дом у меня большой, места хватит». Так я оказался в доме Ли Ку. Ничего подозрительного я там не обнаружил. Вечером водовоз пришел с работы, стал готовить ужин. Как было предусмотрено планом, включил радиоприемник. Как только Ли Ку услышал: «Внимание! Внимание! Товарища Ли Ку разыскивает жена…», он сразу выдал себя. Вздрогнул, сжал нож так, что побелели пальцы. И, поняв, что он попался, метнулся ко мне. Я уклонился от удара, перехватил руку с ножом… Все.

— Рана не опасная?

— Ерунда…

В тот вечер я пришел домой пораньше. Надо было подготовиться к семинару по философии. Поужинал, сел за изучение материалов. Долго не мог сосредоточиться. Из головы не выходил один и тот же вопрос. Как поведет себя дальше Ли Ку? Не рано ли я закончил его допрос и отпустил в камеру? Может быть, специально с ним еще поработать… Незаметно наступила полночь. Наконец тезисы для выступления были готовы, я собирался уже ложиться спать, как вдруг раздался телефонный звонок. Снимаю трубку.

— Владимир Александрович, докладывает дежурный по управлению. Ваш подопечный запросил встречу с вами. Причем срочно. Машина за вами послана.

— Спасибо. Еду.

Входя в кабинет, Ли Ку заявил:

— Хочу дать правдивые показания. Я офицер разведки… (назвал свое настоящее имя). Только теперь я окончательно понял, — продолжал он. — Меня послали сюда с документами, не позаботившись об их надежности. И это дело рук… Впрочем, все по порядку. Я послан сюда, чтобы восстановить резидентуру, и должен был разыскать нескольких агентов (он назвал их фамилии и пароль для связи).

Мне с самого начала не нравилась та спешка, при которой оформлялся мой отъезд. Не я же виноват, что наш шеф прозевал нужный момент и растерял связь с ценной агентурой. Я прямо высказывал свои сомнения. Меня пытались обвинить в трусости. Даже намекали, что могут отдать под суд. Близился момент, когда я мог спокойно уйти на пенсию. Что мне оставалось делать? Я согласился, но с условием: восстановлю связь с агентурой, создам резидентуру — и обратно. И вот я здесь.

В совхозе «Рассвет» я нащупал Ким Сена. У меня сложилось впечатление о нем как о толковом человеке. Можно было бы на его кандидатуре для роли резидента и остановиться, но привычка все делать основательно подвела меня. Я решил с ним познакомиться поближе. Он мне помог установить еще двух человек. Я потерял много времени. Надо было на этом кончать. И все повернулось бы иначе…

— Но тогда бы вы не выполнили до конца свою задачу, — сказал я.

— А разве они со мной лучше поступили? Ведь я собирался уходить из «Красного луча».

— Вызвали подозрение у кого-нибудь?

— Так показалось мне. Я заметил это во время встречи с вами у директора совхоза… Подвело аристократическое воспитание.

— Игра в рабочего, конечно, вам не по плечу. Кого вы имели в виду, когда говорили о том, что ваш провал был делом чьих-то рук?

— Моего шефа. Он возненавидел меня после того, как я отказался выдать свою дочь за его сына — кретина, развратника и наркомана! С тех пор меня преследовали одни неприятности. Тогда я твердо решил: доработаю до пенсии и уйду из разведки. Мне не хватало всего полгода. Сперва меня отвели от активной работы. Занимался бумагами. Потом перевели в одну из разведшкол. Преподавал русский язык. А тут вдруг вспомнили обо мне и послали сюда. Все это дело его рук.

— Где вы работали до приезда в Советский Союз?

— Специализировался по России. Работал в разных службах разведки, затем в школе. Там тоже готовят агентуру для заброски в Советский Союз.

Он долго по памяти перечислял фамилии преподавателей и слушателей, давал их словесные портреты.

— Кроме названных вами, кто еще из действующих агентов, известных вам, был заброшен в Советский Союз?

— Пожалуйста… Я устал… Позвольте мне уйти… Прошу вас… как джентльмена…

— Хорошо. Ответьте на этот вопрос и я вас отпущу.

— Четырех я знаю в лицо, готовил их. Думаю, что они еще в строю… Об остальных узнаете сами… Пожалуйста…

По тактическим соображениям мне надо было продолжать допрос, пока у задержанного не прошел запал, пока в нем еще не остыло чувство обиды и ненависти к своим шефам за его провал. Но нельзя было не считаться с его нервным перенапряжением. Можно было понять, каких трудов стоило ему принять решение говорить правду. Дежурный надзиратель увел задержанного. Я составил документы на получение санкции прокурора на арест, направил телеграмму в центр и уехал домой.

На следующий день поступило указание этапировать Ли Ку.

Узнав об этом, Тен настоял, чтобы его послали сопровождать арестованного.

— А как же палец? — спросил я.

— Ерунда. Я же буду не один, — ответил Тен.

В этот же день, занимая отдельное купе, Тен с двумя солдатами повез арестованного в центр. В дороге Тен неожиданно почувствовал себя плохо. Превозмогая боль в желудке, он терпел двое суток. На третьи сутки совсем выбился из сил.

На большой станции солдат сбегал в медпункт. Врач констатировал у Тена приступ острого аппендицита. Но Тен отказался сойти с поезда. Однако на всякий случай проинструктировал солдат, как вести себя с арестованным, если вдруг не дотянет до пункта назначения.

Как доехал до следующей станции, Тен уже не помнит. Его в бессознательном состоянии высадили из поезда и увезли в больницу. Солдаты остались с арестованным одни. Наступила ночь. Один из солдат расположился на полке внизу вместе с арестованным, другой полез отдыхать наверх. Дежуривший солдат ничего подозрительного в поведении арестованного не замечал. Тот спокойно лежал на своей полке. Только один раз солдат отметил, как арестованный застонал во сне, а затем, накрывшись одеялом с головой, затих. Заступивший на дежурство солдат, поглядывая на арестованного, не переставал удивляться его безмятежному сну. Так прошло еще некоторое время. Проснулся второй солдат. Сладко потягиваясь, он спустился с верхней полки.

— Все еще спит? Можно подумать, что его везут в санаторий.

— Пусть. Меньше хлопот.

Солдаты позавтракали. Потом наступил обед. Когда уже начало смеркаться, решили разбудить арестованного. Тот, что остался за старшего, подошел к полке, сдернул одеяло с его головы и в испуге отшатнулся назад.

Ли Ку неподвижно лежал на залитой кровью подушке.

Так закончилось дело о «водовозе» из совхоза «Красный луч».