АГЕНТ НЕ ПРИШЕЛ НА ЯВКУ
Д. Сверчевский, Д. Смирнов
Весной 1941 года прибалтийский немец Франц Петраускас, сменив фамилию на Петровски, вместе с женой и тремя сыновьями выехал из Литовской ССР в «фатерланд» на помощь фюреру — устанавливать «новый порядок». Там, в Германии, они поселились в небольшом городишке Пиленцике.
Прошло немного времени. Началась война против Советского Союза. Франц и старший сын Георг были мобилизованы в гитлеровский вермахт. Глава семьи Франц Петровски не вернулся с фронта. В Германию пришла Советская Армия. Еще через несколько месяцев капитулировала фашистская Германия.
Быть в числе победителей лучше, чем среди побежденных. Мать и братья «вспомнили», что они не немцы, а литовцы, и в 1945 году возвратились на жительство в Литву, восстановили свою прежнюю фамилию. Семья в составе матери и братьев Антона и Пранаса обосновалась в Клайпеде. Позже туда приехал Георг. Однако Георг с семьей почти не жил. Постоянно разъезжал, занимался спекуляцией, по три-четыре месяца не бывал дома, а затем и вовсе исчез.
Антон Петровски, превратившийся на время в Антанаса Петраускаса, приобрел специальность шофера, стал работать. Ясной жизненной цели он не имел, метался в погоне за длинным рублем. Поэтому ни на одном месте долго не задерживался. Начал выпивать, бросил семью, женился вновь. В общем, Антон к жизни относился довольно легкомысленно, и это, естественно, сказывалось на его материальном положении.
А знакомые, проживающие в Западной Германии, писали о хорошей жизни на Рейне, присылали и кое-какую одежонку, приглашали переехать в ФРГ на постоянное жительство. И Антон Петровски переехал. К нему перебралась и мать, которой там назначили пенсию за мужа, погибшего на Восточном фронте.
Западногерманская действительность оказалась не такой привлекательной, как представлялась издалека. Некоторое время его содержали в лагере для переселенцев. О комфорте нечего было и думать. К лагерным порядкам трудно было привыкнуть. Одинаковые по составу семьи получали неодинаковое пособие. Иногда его и вовсе не выдавали до тех пор, пока переселенец не побывает на богослужении в церкви. По лагерю сновали различные дельцы, готовые на каждом шагу обмануть доверчивых людей.
Власти не спешили с трудоустройством и определением на жительство. Однако без внимания не оставляли… Антону было безразлично, кто с ним беседовал и в каких целях. Переселенцам говорили, что беседы проводят представители ведомства по опросу граждан, переселившихся в ФРГ. Западногерманская разведка использовала это ведомство для сбора шпионской информации о Советском Союзе.
При беседе, которую вполне можно было считать и допросом, выяснялась не только собственная биография переселенца, но и его близких родственников. Требовалось рассказать, где и кем работал, что изготовляет предприятие. Если переселенец служил в Советской Армии, его допрашивали особенно тщательно. Усиленно интересовались связями в Советском Союзе. Отношение к переселенцу в значительной мере зависело от того, в чем и насколько он осведомлен, кто у него остался в СССР.
Наконец со всеми формальностями покончено, можно было начинать «настоящую» жизнь на новом месте. И тут выяснились новые обстоятельства. Оказалось, коренные жители относятся к «аусландерам» с чувством собственного превосходства, недолюбливают их, даже претендовать на получение приличной работы или хорошей квартиры переселенцы не могут.
Каждый из переселенцев в большей или меньшей степени испытал чувство разочарования и горечи после своего легкомысленного выезда в ФРГ. Ведь никто же не гнал на Запад, поехали сами, поддавшись на обман. Хорошо, что еще не все потеряно, двери назад не закрыты. И часто группы переселенцев, вкусив прелестей капиталистического «рая», возвращались в Советский Союз.
Подумывал об этом и Антон Петровски. На его долю выпали все невзгоды переселенческой жизни. Только через полтора года скитаний ему удалось получить квартиру в местечке Брухкёбель, недалеко от города Ханау. Там же он устроился электросварщиком на завод гидравлических прессов. А первое время перебивался случайными заработками, занимался скупкой попавших в аварию автомашин. На этом деле можно было подработать: аварий на дорогах Западной Германии много. Антон ремонтировал исковерканные машины и перепродавал их. Это был ненадежный заработок. Позже Петровски работал на заводе водоочистительных приборов во Франкфурте-на-Майне.
В «свободном мире» жизненное благополучие оценивают прежде всего по богатству. Такового у Антона Петровски не было. Приходилось экономить на питании и одежде, работать сверхурочно. Накопив некоторую сумму, Антон Петровски приобрел автомобиль «Форд-Таунуз-20». Денег не хватало. Поэтому, оставив детей на попечение матери, жена Антона тоже пошла работать на завод. Оба трудились не жалея ни сил, ни времени и рассчитывались с долгами.
Мать Антона, Анна Петровски, переписывалась с другим сыном, Пранасом, оставшимся в Литовской ССР. Его письма доставляли ей и радость и печаль. Сын писал, что скучает вдали от родных, мечтает увидеться с ними.
…Однажды летом на квартиру к Петровски пожаловал мужчина с большим кожаным портфелем. Он дождался хозяина и представился: «Макс Клют, сотрудник ведомства по опросу граждан, въезжающих в ФРГ». Гость торопился, ему нужно было посетить еще одну семью, и беседа была весьма короткой: как устроились, как живете, обычные вопросы о здоровье, семье, не скучаете ли по оставшимся в Советском Союзе родственникам и знакомым.
Потом о Клюте как будто забыли, но он напомнил о себе, приехав из Мюнхена в местечко Брухкёбель. Пошли более обстоятельные беседы о жизни, о работе, о преимуществах частной инициативы, о сильной единой несоциалистической Германии. Клют свободно владел и литовским языком, которому, по его словам, выучился еще до войны, когда приходилось бывать в Литве по служебным делам. Клют о себе почти ничего не говорил, но интересовался не только самим Петровски, а и его родственниками и знакомыми, особенно теми, кто проживал в Советском Союзе.
В общении он был вежлив и внимателен, а чтобы убедить Петровски в своей «добропорядочности», предъявил свой паспорт и даже предложил навести о нем справку в полиции. Петровски, не раз сталкивавшийся в ФРГ с жуликами, проходимцами и провокаторами, решил навести о Максе Клюте справки, и чиновник в полиции подтвердил, что Клют действительно работает на федеральное правительство и ему вполне можно доверять. Доверившись Клюту, Петровски рассказал, что проживающий в Советском Союзе его брат Пранас тоже хотел бы переехать в ФРГ. Клют одобрил это намерение и пообещал помочь.
Антон Петровски уже был как бы опутан паутиной: за его действиями наблюдали, знали его настроения и намерения. Стоило ему обратиться в Висбаденское бюро путешествий, а затем к властям за техническим паспортом и международным свидетельством на право вождения автомашины, как об этом стало известно в Мюнхене. Буквально через день в Брухкёбель приехал Макс Клют и, уединившись с Антоном, повел серьезный разговор. Дав понять, что ему известно о том, что Петровски наводил о нем справки в криминальной полиции, что ему известно и о намерении Петровски поехать в Советский Союз, Клют попросил Антона выполнить поручение. Подчеркнул, что это небезвозмездно. Намекнул также на возможные в случае отказа затруднения с получением разрешения на выезд из ФРГ. Клют хотел, чтобы Антон привлек брата Пранаса к сбору сведений военно-экономического характера. Петровски, подготовленный предыдущими встречами, безоговорочно согласился выполнить поручение. Клют взял с него подписку и присвоил ему кличку Пальмер.
Так Петровски стал шпионом, а гость превратился в хозяина, который уже не просил, а требовал выполнять его задания.
За этими требованиями, как показывал впоследствии Петровски, нередко чувствовалась угроза, намеки на то, что он должен быть исполнительным, чтобы не навлечь на себя и близких ему людей неприятностей.
Клют ознакомил Петровски с альбомом, в котором были иллюстрации, изображающие советские автомашины с артиллерийскими установками, танки, поезда с военной техникой. «Все это нужно запоминать, — говорил Клют, — а не записывать. Нужна осторожность во всем, в беседах с советскими людьми не откровенничайте».
Поездка в Советский Союз тщательно готовилась, принимались меры к тому, чтобы избежать провала. Макс Клют рекомендовал не брать с собой таких вещей, как фотоаппарат, бинокль, транзисторный радиоприемник, советовал не отклоняться от маршрута движения и не допускать нарушений режима пребывания иностранцев в СССР, подчеркивать свою лояльность к Советскому Союзу, словом, ничем не привлекать к себе внимание органов государственной безопасности.
На расходы, связанные с поездкой в СССР, Петровски получил от Клюта тысячу пятьсот западногерманских марок, выдав расписку, которую и подписал кличкой Пальмер. Это был аванс, а после выполнения задания Клют обещал ему ежемесячное вознаграждение в сумме двухсот пятидесяти марок, половина которых должна пойти брату, на его счет в банке.
Дальнейшую связь с братом следовало поддерживать по почте при помощи посылок, в которых будут находиться указания, исполненные тайнописью на подкладке брюк.
Петровски получил специальный инструктаж по вербовке Пранаса. В первую очередь рекомендовалось провести с братом обстоятельную беседу, в процессе которой изучить его настроения, отношение к советской действительности, выяснить, действительно ли он стремится переехать на жительство в ФРГ. Если такие намерения есть, их следует укрепить. Нарисовать обстановку так, чтобы Пранас серьезно думал и готовился к выезду. Следует рассказать брату, что в ФРГ у Антона есть хороший знакомый, который поможет в переезде за границу, но при условии, если Пранас согласится собирать и передавать некоторые сведения.
Антон Петровски хорошо знал своего брата, его завистливость, стремление к наживе, его желание перебраться на Запад, и ему не составляло большого труда толкнуть его на преступный путь.
«Я должен был внушить брату, — показывал следствию Антон Петровски, — что это является важным государственным делом и правительство ФРГ не поскупится на расходы. В случае согласия выполнять задания, на его имя в Западной Германии оформят банковский счет, который будет пополняться ежемесячно».
Вопрос о «туристской поездке» в Советский Союз был решен. Получены необходимые документы. Закуплены подарки. И вот небольшая группа: Антон, Анна Петровски и ее давняя подруга Банземир, тоже жившая раньше в Литве, отправилась в дорогу. Светло-малиновый «форд» держал курс на восток.
На пограничном КПП Антон вел себя нервозно. Хотя, как он потом рассудил, там совершались обычные, как их называют, формальности. Обычный досмотр, никаких претензий к нему не предъявили. Не спросили даже, зачем он везет в Советский Союз чернила. Может быть, их попросили привезти родственники. А то, что он нервничал… Мало ли почему может нервничать человек, которому предстоит встреча с близкими!
Срок пребывания на территории Советского Союза весьма ограничен. Только пять дней, а нужно так много успеть сделать. И Петровски спешил. Он вызвал брата Пранаса в Минск. Тот не заставил себя долго ждать и прибыл всей семьей. Вместе с ними в кемпинг приехали и родственники тетушки Банземир. В общем, радостные встречи, беседы о житье-бытье, есть что рассказать друг другу. Антон Петровски доволен всем: приездом в СССР, встречей с братом, обслуживанием в кемпинге. К Советскому Союзу он настроен не только лояльно, а даже доброжелательно. Говорит об этом во всеуслышание, не упускает возможности сообщить о своих настроениях официальным лицам. (А зачем? Ведь это его личное дело!)
Шпион Петровски выполнял предписания Клюта. Он быстро договорился с братом по всем вопросам, затем они обсудили способы ведения тайной переписки. Антон передал брату два флакона специальных чернил и научил его, как проявлять тайнопись.
Антон Петровски и его мать всячески убеждали Пранаса Петраускаса и его жену Пранцишку добиваться разрешения на выезд в ФРГ. Мать делала это, чтобы собрать родственников в одну семью. Антон Петровски тоже стремился укрепить брата в намерении эмигрировать. К такому выводу пришла Пранцишка, случайно услышав разговор между братьями о какой-то условной переписке. Когда Пранас попытался уклониться от разговора с ней о переписке, Пранцишка устроила скандал, и муж был вынужден рассказать, что он договорился с братом о переписке с целью получить от него рекомендации и оформить право на жительство в Западной Германии. Пранцишка чувствовала, что муж говорит ей неправду…
Антон был доволен всем. С братом — полное взаимопонимание. Вот только Пранцишка, жена брата, немного шумит. Оказывается, подарков маловато, да и не то, чего хотелось бы:
— Подумаешь, тоже мне родственник! Если бы и не приехал, то ничего бы не случилось. Могла бы мать приехать одна и побыла бы у нас. А то, что привез, можно было и посылкой прислать. Лучше бы побольше привез вещей, а чернила и вообще мог бы не привозить, их и здесь много… Да, я знаю, зачем приехал Антон!
Пранас на это ничего не ответил, только попросил не мешать ему поговорить с братом…
Поведение Петровски насторожило белорусских чекистов. Пранцишка пожаловалась, что Антон Петровски ведет с ее мужем длительные уединенные беседы и уговаривает выехать в Западную Германию, всячески расхваливает существующие там порядки. В то же время очень нелестно отзывается о жизни в СССР. Дальше — больше. Оказывается, она слышала, что Петровски учил ее мужа пользоваться приемами тайнописи. Подробностей она не знает, но об этом может рассказать муж…
Истинный смысл поведения Петровски начал проясняться. Значит, лояльность к нашей стране и критическое отношение к капиталистической действительности ФРГ — всего лишь камуфляж, скрывающий неблаговидные дела, которые, возможно, вершатся по поручению кого-то.
Настал срок, и братья расстались, каждый поехал своей дорогой. Для Антона решающий рубеж — граница. Вот и Варшавский мост на окраине Бреста. Светло-малиновый «форд-таунуз» остановился перед полосатым шлагбаумом. Последние пограничные формальности. Вдруг обнаружились грубые нарушения таможенных правил: недекларированная валюта, кое-какие вещи, запрещенные для вывоза; в машине было найдено письмо условного содержания, адресованное в Мюнхен, на литовском языке. Туристу Петровски приходится давать объяснения по этому поводу, а также и по другим вопросам, с учетом заявления жены Пранаса.
Вначале разговор не ладится: один из собеседников явно уклоняется от предложенной темы.
— Брата учить тайнописи? Что вы, я и не думал, это просто недоразумение!
— Письмо в Мюнхен? Это письмо в страховую компанию, с которой у меня договор, — делает «турист» невинное лицо.
— Возможно, вам и неизвестно, что за этим адресом в Мюнхене стоит далеко не страховая организация. Но чем объяснить, что письмо написано на литовском языке? Ведь в ФРГ говорят и пишут по-немецки. Что, и брат будет писать письма в эту страховую компанию на литовском языке, да притом еще теми чернилами, которые вы ему оставили для проявления тайнописи?..
Еще два-три часа тому назад Антону Петровски казалось, что все идет хорошо. Машина пересечет границу, а там не за горами и местечко Брухкёбель, на земле Гессен. Но вот дело повернулось по-другому. Шаг за шагом шло разоблачение этого «туриста», и остался один-единственный путь — рассказывать следователю Комитета государственной безопасности об истинных целях приезда.
Взвесив все «за» и «против», Антон Петровски заговорил. Он рассказал, что действительно является агентом западногерманской разведки и приезжал в Советский Союз для выполнения ее задания.
Давал показания и Пранас Петраускас. Он подтвердил то, что сообщила Пранцишка, и сознался, что дал согласие заниматься сбором шпионских сведений в расчете на то, что это могло значительно ускорить его выезд из Советского Союза.
— Вы инструктировали брата Пранаса, как писать донесения с последующим их направлением вам в Западную Германию?
— Да, это было, но я допустил неосторожность: жена Пранаса, услышав этот разговор, начала кричать и упрекать меня в том, что я приехал шпионить.
Агент западногерманской разведки Клют, писал Петровски в своих показаниях, «сделал из меня такого же мерзкого шпиона, как и он сам… Я совершил самое большое преступление и очень глубоко об этом сожалею…».
Да, преступление совершено тяжкое, и все же советский суд принял в отношении Антона Петровски снисходительное решение. Он был осужден на семь лет лишения свободы. Что же касается брата — Петраускаса Пранаса, то он не был привлечен к уголовной ответственности с учетом того, что вербовка не повлекла за собой тяжелых последствий.
Суд над Петровски был судом и над теми, кто послал этого шпиона, эту пешку в коварной игре западногерманской разведки против Советского Союза. Жадность и зависть влекли Антона Петровски на Запад, в «свободный мир», там он и подобные ему становятся на преступный путь с неизбежным для них финалом — разоблачением и наказанием.
*
Примерно в это же время, когда происходило разоблачение Пальмера, в далеком западногерманском городе Ханау в условленном месте его ожидал Макс Клют. Шло время, а всегда аккуратного Пальмера все не было. Он так и не пришел на явку.
