Книга: Мертвым не больно
Назад: Глава двадцать первая
Дальше: Глава двадцать третья

Глава двадцать вторая

– Ну, может, и по третьей? Раз не повезло с гостиницей, так хоть выпьем, – раскрасневшись с лица и заметно подобрев, говорит Горбатюк. – А ты почему не ешь?
– Я ем.
– Что это за еда? Вспомни, как, бывало, на фронте ели. Котелок пшенки на двоих и – как вылизанный. Ординарцу и мыть не надо.
– Котелок давали на четверых. По крайней мере в пехоте.
– Ну, в пехоте я не был, – благодушно признается Горбатюк.
Перед нами еще что-то блестит в графине. Горбатюк наелся, полноватые его щеки сыто лоснятся, глаза щурятся в снисходительной доброте. Я также готов подобреть. В конце концов, черт с ним, с этим Сахно! Ошибся, так, может, и лучше. Зачем мне встречаться с ним?
Горбатюк откладывает нож и вилку и мнет в кулаке бумажную салфетку. Я облокачиваюсь на стол. Не терпится узнать о нем до конца. Чтоб уж без всяких сомнений.
– Скажите, вы не танкист?
– А как же! Танкист! – с горделивой радостью восклицает Горбатюк. – Три года в танковой армии. От Курска до Берлина. Все стежки-дорожки прошел. Что, может, тоже танкист?
– Нет, пехота, – отвечаю я.
Но мой ответ его не разочаровывает.
– Пехота – царица полей. Основной род войск.
Взрыв веселого смеха за соседним столом заставляет его оглянуться. Возле чернушки, положив ей на плечо широкую руку, улыбается плечистый блондин.
– А тише нельзя? – строго спрашивает Горбатюк.
– Можно, – отвечает крайний за столом, круглолицый и светлобровый, в темном костюме парень. – Эрна, просят на полтона ниже.
– На полтона ниже! – с озорной властностью приказывает Эрна соседу.
Тот, выждав, пока за столом уймется оживление, несколько тише, но все с тем же нарочитым пафосом продолжает:
– Ну скажите! Скажите, почему я ее люблю? Что в ней? Осанка? Грация? Красота? – наивно округляя глаза и жестикулируя широкими ладонями, спрашивает он. – Шпингалет! Кого она может родить, такая блоха? Разве что другую блоху! Это в биологическом, так сказать, плане. А в общественно-политическом?..
– Отставака! Хвост по политэкономии, – саморазоблачительно напоминает Эрна.
– Грубиянка! – подсказывает ближайшая к ней блондинка.
Остальные за столом кричат:
– Задира и насмешница!
– В стенгазете не зря продернули!
– Поспорила с ректором.
– Правильно! Все правильно! Спасибо за помощь. Сплошной пережиток прошлого. И частично будущего. А вот люблю. И все! Так объясните, почему? Вы! Философы! Моралисты! Комсорги! Почему, а?
Он притворно недоумевает. Ребята наперебой пробуют что-то объяснить. Одна Эрна лукаво улыбается. Она-то отлично понимает это его «почему».
– Ну так что? Взяли? – для приличия спрашивает Горбатюк и разливает остаток водки. – Как говорят, дай Бог не последнюю.
– Ну!
– А впрочем, куда спешить? Посидим до закрытия. – Он отставляет рюмку и закуривает. Жадно затягивается. Потом окидывает меня пристально-испытующим взглядом.
– Что-то невеселый, гляжу. Или характер такой?
– Характер.
– Откуда приехал?
– Да тут недалеко. Из-под Менска.
– Ага. Белорус, значит. А где работаешь?
– В клубе.
– Значит, по культурной линии?
Мне неприятен этот сухой допрос, и, чтобы прервать его, я, в свою очередь, спрашиваю:
– А вы по какой линии?
– Я? Юрисконсульт. На полставке. Больше не выгодно – пенсию режут.
– Понятно. Пенсионер?
– Вроде этого. Пятьдесят два года. Но у меня выслуга. Всего двадцать восемь. С льготными, конечно.
Ничего себе, как говорят, протрубил человек! Двадцать восемь лет солдатской лямки – не шуточки. У меня три – и то переживаний на всю жизнь.
– Эх, жаль, пивка не заказали. Духотища такая!
Он поворачивается к залу и зовет официантку:
– Девушка! Девушка! На минутку.
Но «девушка» не слышит или не хочет слышать и идет себе меж столов на кухню. Тогда он встает.
– Ты посиди. Я закажу все же...
За столом я остаюсь один.
Назад: Глава двадцать первая
Дальше: Глава двадцать третья