Глава 2
Уроки моего отца
Не все мужчины хотят играть первую скрипку. Я усвоила эту простую истину в раннем детстве, наблюдая за отношениями родителей. Мой отец Арчи был подстраивающимся супругом, а все решения в семье принимала мама – Роуз. Она определяла, как расходовать деньги, как воспитывать нас с сестрой, что будет висеть на стенах и все остальное. Арчи позволял ей самой решать, будет он есть одно яйцо или два, можно ли ему вторую порцию десерта, достанется ли именно ему подгоревший тост. Я никогда не слышала, чтобы он протестовал, даже когда Роуз упаковывала ему с собой на обед оставшийся с вечера подсохший бутерброд.
Всякий раз, когда у меня или сестры Сьюзен был какой-то вопрос или нам требовалось разрешение, мы шли к маме. Так же поступал и Арчи, казалось, довольный своей детской покладистостью. Когда я выросла и обзавелась собственной семьей, родители навещали нас в Топике (штат Канзас). «Чего бы ты хотел на завтрак, папа?» – спрашивала я. «Спроси у мамы, что мне можно», – отвечал он благодушно, как будто передавать право решения более авторитетной инстанции было естественным порядком вещей.
В свою очередь, моя мать утверждала, что ей ничего не остается, кроме как относиться к Арчи, как к ребенку, потому что он вел себя именно так. Она считала, что за ним нужно следить, потому что мать его избаловала, и, предоставленный самому себе, он то и дело принимал неразумные решения. Кроме того, она была убеждена, что его уже не изменишь, мол, что с него взять. Арчи активно и всецело способствовал укреплению этой точки зрения на самого себя.
Тем не менее никто из тех, кто знал мою мать лично, не назвал бы ее властной, доминирующей. Она принадлежала к совершенно другому типу людей: была скромной, тихой, добродушной, молчаливым и внимательным слушателем. Несмотря на выдающийся интеллект, она предпочитала держаться в тени, создавая благодарную аудиторию для других. А вещать и выступать любил как раз мой отец.
Поэтому говорить о моем отце как о человеке, лишенном голоса, будет не совсем правдиво, по крайней мере, не в буквальном смысле. У Арчи был глубокий, звучный голос, и он гордился своей выдающейся, профессорской манерой речи. Одаренный, обаятельный, остроумный рассказчик, он брал на себя роль оратора на мероприятиях и семейных праздниках. Время от времени он с невинным видом отпускал возмутительные замечания, обижавшие людей и заставлявшие краснеть маму. «Посмотрите, какого размера зад у этой женщины!» – громко восклицал он, когда пресловутый зад находился прямо перед нами. Так он одновременно восставал против контроля со стороны мамы и усиливал его, поскольку эти выходки в обществе лишь укрепляли в ней веру, что ему требуется тщательный присмотр.
В узком семейном кругу Арчи предпочитал тишину и классическую музыку, уединяясь всякий раз, когда разговор выходил за рамки поверхностного. Или пропадал вечерами и по выходным в своей мастерской в подвале нашего дома в Бруклине, где мастерил мебель и чинил разные предметы. Отец любил компанию и беседы, но вообще ни с кем не имел душевной близости, никогда не доводилось ему по-настоящему узнать другого человека и быть узнанным самому. Как это влияло на тех, с кем рядом прошла его жизнь, иллюстрирует следующая история.
