5. Шванштайн

Мутный фонарный свет выплескивался на улицы Шванштайна, словно сбежавшее молоко. Газовое освещение, грохот деревянных колес по булыжным мостовым, на женщинах юбки до земли, подолы набухли от дождя. Влажный осенний воздух пропах угольным дымом, от которого чернеет белье, развешанное над улицей между островерхими домами. Прямо напротив почтовой станции водрузился железнодорожный вокзал, завелось в городе уже и свое телеграфное бюро, а также фотограф, запечатлевавший несминаемые цилиндры и пышные рюши на серебряных пластинках – дагеротипах. Тут и там можно было заметить и велосипеды, прислоненные к стенам домов под плакатами, призывающими остерегаться золотых воронов и водяных. Нигде больше зазеркальный мир не силился подражать жизни на той, другой стороне с таким неистовым усердием, как здесь, в Шванштайне. В городском музее было множество экспонатов весьма подозрительного, явно потустороннего происхождения, а компас и фотоаппарат Джекоб до сих пор почти наверняка опознавал как отцовские вещи, только никто так и не смог ему сказать, куда подевался оставивший их незнакомец.

Городские колокола возвещали наступление вечера, когда Джекоб вышел на улицу, ведущую к рыночной площади. Перед лавкой булочника карлица продавала жареные каштаны. Их сладковатый запах смешивался с ядреным ароматом конских яблок, обильно усыпавших мостовую кучками и поврозь. Изобретение автомотора пока что не просочилось сквозь зеркало, а конный памятник на рыночной площади увековечивал образ государя, который еще устраивал среди окрестных холмов охоты на настоящих великанов. Это был предок нынешней императрицы, Терезы Аустрийской, чей род столь успешно истреблял не только великанов, но и драконов, что и те и другие в пределах империи считались окончательно вымершими. Мальчишка, продававший возле памятника газеты, звонко оглашая вечер заголовками последних новостей, наверняка никогда не видел и уже не увидит ни отпечатка великанской ступни на мокрой глине, ни черной подпалины от огнедышащей драконьей пасти на городской стене.

Решающая битва… Тяжелые потери… Геройская гибель генерала… Секретные переговоры с гоилами…

В зазеркальном мире шла война, и побеждали в ней, увы, отнюдь не люди. Всего четыре дня назад они с Уиллом наткнулись на один из дозорных отрядов неприятеля, и встреча эта до сих пор стоит у Джекоба перед глазами: как из-под земли вынырнули они из леса, трое солдат и офицер, – каменные, мокрые от дождя лица, отливающие золотом глаза и жуткие руки-крюки, одним махом располосовавшие брату всю шею. Гоилы.

«Заботься о брате, Джекоб».

Он взял газету и сунул мальчишке три медных гроша в грязную ладонь. Лесовичок, пристроившийся у мальчишки на плече, пренебрежительно покосился на монетки. Многие лесовички прибивались к людям, позволяя одевать себя и кормить, что, впрочем, никак не сказывалось на их неизменно скверном характере.

– Гоилы далеко? – спросил Джекоб.

– Не дальше пяти миль отсюда. Когда ветер с той стороны, – мальчишка махнул на юго-восток, – даже выстрелы слышно. А со вчерашнего дня все тихо, – закончил он почти с обидой в голосе.

В его годы даже война – всего лишь приключение.

Императорские солдаты, выходившие из трактира, что возле церкви, наверняка были на сей счет другого мнения. «У ЛЮДОЕДА». Джекоб сам был свидетелем события, подарившего трактиру название, а хозяину стоившее правой руки.

Сейчас, когда Джекоб вошел в полутемную пивную, Альберт Ханута с мрачной миной стоял за стойкой. Это был до того толстый и крепкий коротышка, что поговаривали, будто в его в жилах течет кровь троллей, – слух в Зазеркалье отнюдь не лестный. Но до того как людоед оттяпал ему руку, Ханута слыл лучшим охотником за сокровищами во всей Аустрии, и Джекоб много лет пробыл у него в обучении. И Ханута действительно показал ему здешние пути-дорожки к богатству и славе, за что Джекоб отблагодарил учителя, успев спасти от людоеда если не его руку, то хотя бы голову.

Стены корчмы украшали трофеи славного прошлого Хануты: голова бурого волка, печная дверца из пряничной избушки, волшебная дубинка в мешке, сама соскакивающая со стены проучить разбуянившегося гостя, чешуйчатая шкура водяного, а на самом видном месте, прямо над стойкой, висела на цепях ручища людоеда, положившего конец карьере Хануты-кладоискателя. Мертвенной голубизной эта конечность напоминала лапу гигантского варана.

– Гляди-ка! Джекоб Бесшабашный! – Сумрачная физиономия Хануты и впрямь расплылась в ухмылке. – А я думал, ты в Лотарингии, волшебные песочные часы разыскиваешь.

Как охотник за сокровищами, Ханута, разумеется, был ходячей легендой, однако и Джекоб со временем снискал на этом поприще неменьшую славу. Трое посетителей за столом с любопытством подняли головы.

– Спровадь-ка их поскорей, – шепнул Джекоб через стойку. – Разговор есть.

И поднялся наверх к себе в каморку – единственное убежище и в том, и в этом мире, которое он называл своим домом.

Скатерть-самобранка, хрустальный башмачок, золотой мяч принцессы – Джекоб уже много чего отыскал в этом мире и за хорошие деньги сбыл знатным покупателям и богатым купцам. Но в сундуке, что неприметно стоял за дверью его невзрачной каморки, он хранил те сокровища, что приберег для себя. Это были верные подручные в его ремесле, не раз вызволявшие своего хозяина из беды, вот только он не думал не гадал, что когда-нибудь придется прибегать к их помощи ради спасения родного брата.

Первым он извлек из сундука новосой платок, с виду – обычный льняной лоскут. Но стоило потереть платок между пальцами, и он безотказно выдавал владельцу один, а то и два золотых талера. Много лет назад Джекоб получил его от ведьмы в обмен на поцелуй, который потом еще много месяцев жег ему губы. Сунув платок в карман, он стал складывать в рюкзак другие вещицы, на первый взгляд тоже вполне обыкновенные: серебряную табакерку для нюхательного табака, медный ключ, оловянную миску, пузырек зеленого стекла. Но каждая из них по меньшей мере однажды уже спасала ему жизнь.

Когда Джекоб снова спустился вниз, в трактире было пусто. Хозяин, устроившийся за одним из столов, придвинул ему стакан вина.

– Ну? Что за беда с тобой на сей раз приключилась?

Ханута с вожделением глядел на вино – перед ним-то самим стоял стакан воды. В прежние времена он так напивался, что Джекоб прятал от него бутылки, невзирая на то что Ханута нещадно его за это бил. Он и в трезвом виде частенько его поколачивал, пока однажды Джекоб не наставил на него его же собственный пистолет. Он и в пещеру к людоеду спьяну поперся. Будь он тогда трезвый, может, без руки бы не остался. Зато после того случая с выпивкой завязал. Здесь, в Зазеркалье, старый охотник за сокровищами стал Джекобу вроде отца, пусть и никудышного, хотя Джекоб всегда относился к нему с легкой опаской, но если кто на свете и знал, как спасти Уилла, то только он, Альберт Ханута.

– Как бы ты поступил, если бы у твоего друга стало прорастать каменное мясо?

Ханута поперхнулся водой и уставился на Джекоба, словно желая удостовериться, уж не о себе ли тот говорит.

– Нету у меня друзей, – буркнул он. – И у тебя тоже. Друзьям, им верить надо, а мы по этой части не больно мастаки. Кто это?

Джекоб только покачал головой.

– Ах да, как же это я позабыл, Джекоб Бесшабашный любит скрытничать. – В уязвленном голосе Хануты слышалась горечь. Несмотря ни на что, он считал Джекоба сыном – своего-то сына у него не было. – И давно ли твоего друга цапнули?

– Четыре дня назад.

Гоилы напали на них неподалеку от деревни, где Джекоб и вправду искал волшебные песочные часы. Он просчитался, не предполагал, что их передовые отряды столь глубоко просочились в тылы императорской армии, а потом у Уилла начались такие боли, что возвращаться пришлось трое суток. Да и куда, зачем было возвращаться? Некуда и незачем. Но сказать об этом Уиллу у Джекоба просто не хватало духа.

Ханута запустил пятерню в седую щетину.

– Четверо суток? Тогда и думать забудь. Он считай что наполовину уже ихний. Помнишь времена, когда императрица их коллекционировала, всех цветов и оттенков? А крестьянина помнишь, который пытался всучить нам гоильского мертвеца, сажей его перемазал и уверял, что это огромный оникс?

Да, Джекоб помнит. Каменнолицые. Тогда их еще так называли, и детишек ими пугали, страшные сказки на ночь про них рассказывали. Как раз когда они с Ханутой стали вместе на поиски выходить, гоилы начали селиться в пещерах над землей, и чуть ли не каждая деревня устраивала на них облавы. Но с тех пор у них свой король появился, сумевший недавних охотников превратить в добычу.

У задней двери раздался шорох. Ханута мгновенно выхватил нож и метким броском пригвоздил к стене подскочившую от испуга крысу.

– Мир катится в тартарары, – пробурчал он, отодвигая стул. – Крысы вырастают величиной с собак. От всех этих фабрик на улице не продохнуть, как в вонючей норе у тролля, а гоилы стоят всего в нескольких милях от города.

Он подобрал дохлую крысу и бросил ее на стол.

– Против каменного мяса средства нет. – Рукавом он отер кровь с ножа. – Но если бы зацепило меня, я бы поскакал к хижине ведьмы и поискал бы в саду куст с черными ягодами. Правда, ведьма должна быть не абы какая, а деткоежка.

– Постой, разве все деткоежки не перебрались в Лотарингию с тех пор, как не только императрица, но и остальные ведьмы на них ополчились?

– Но дома-то еще стоят. И кусты все еще растут, аккурат там, где они детские косточки закапывали. Эти ягоды помогают от заклятий. Сильнее снадобья я не знаю.

Ведьмины ягоды. Взгляд Джекоба остановился на печной дверце, что висела на стене.

– А ведьма из Черного леса – она ведь деткоежка была, верно?

– Еще какая. Из самых прожорливых. Я у нее в дому как-то гребень искал, ну, который, если им причесаться, человека в ворону превращает.

– Помню-помню. Ты меня вперед послал.

– Правда? – Ханута смущенно потер свой мясистый нос.

Он тогда уверил Джекоба, что ведьмы нет дома.

– А потом раны мне водкой поливал.

Следы от ведьминых пальчиков до сих пор красовались у него на шее. Эти ожоги несколько месяцев не заживали.

Джекоб забросил мешок за плечи.

– Мне понадобится вьючная лошадь, провиант, две винтовки и патроны.

Ханута с безмятежным видом разглядывал свои трофеи, словно и не слышал.

– Добрые старые времена, – пробормотал он. – Сама императрица трижды удостоила меня аудиенции. А ты сколько раз сподобился?

Джекоб потер платок у себя в кармане, пока не нащупал между пальцами два золотых талера.

– Два раза, – сказал он, бросая талеры на стол.

На самом деле у него на счету было уже шесть высочайших аудиенций, но он знал, что эта маленькая ложь доставит Хануте огромное удовольствие.

– Припрячь свое золотишко, – пробурчал он. – С тебя я денег не возьму. – Потом протянул Джекобу нож: – Бери вот. Этот клинок режет все на свете. Сдается мне, тебе он сейчас нужнее будет.