Блудный сын

И почему непременно подвал?

Лишь воспоминания о железной камере, где он провел последнюю неделю – или все-таки больше? – помогали Джону кое-как сдерживать панический страх перед подземельями. Сюда, по крайней мере, проникало хоть немного света через зарешеченные окошки. Зато шибал в нос острый запах скипидара и масляной краски.

В подвале, где они укрылись, некий художник писал иконы. Не слишком, видно, он был избалован успехом, коль скоро ему приходилось довольствоваться такой темной мастерской.

Их освободители обсуждали возможные способы бегства из города. Джон не понимал по-варяжски, однако в разговоре то и дело мелькали альбийские фразы, поскольку по крайней мере один из команды точно был его соотечественником. И то, что понял Джон из этих скупых отрывков, не сделало провонявшийся скипидаром погреб более сносным. Судя по всему, царь поднял на ноги всю Москву. Теперь никому не дозволялось пересечь границу города в каком-либо направлении без специального разрешения. Полицейские перегораживали улицы, проводили в домах обыски. Все силы были брошены на то, чтобы схватить и расстрелять их.

Напрасно Джон уговаривал себя, что такое бывало с ним и раньше и каждый раз ему удавалось выйти из передряги невредимым. Одышка, сердцебиение, потливость – обычные симптомы проступали неумолимо. Врач из карликов, которого пригласили для его бывшего сокамерника, едва ли не посмеялся над бедами инженера. За это Джон обрушил на его крохотную головку все мыслимые проклятия – не вслух, разумеется.

Почти все сырье, необходимое для производства спроектированного Джоном оружия, гоилы получали от карликов. Даже в Альбионе они были главными поставщиками. Немало часов провел Джон в жарких спорах, обсуждая с ними цены и сроки доставки. В распоряжении карликов находилось больше шахт и рудников, чем у Альбиона и Лотарингии, вместе взятых, а их торговые дома имели представительства даже в самых отдаленных колониях.

«Богат как карлик» – эта поговорка звучала одинаково на разных языках по всему миру. И карлики не упускали случая намекнуть, что в отличие от людей сколотили свои состояния не на работорговле. Тем не менее Джон их не любил. И даже то, что двое из них приняли участие в его освобождении, ничего в этом плане не изменило.

Бесшабашному льстило, что Морж ради его спасения рисковал жизнью своего лучшего шпиона. В камере Орландо Теннант большую часть времени пролежал без сознания, тем не менее Джон его узнал. Каледонский акцент Овчарки бередил старые раны, напоминая ему о доме.

Он покосился на соломенные матрасы, валявшиеся между деревянными досками и сложенными мольбертами на запачканном краской полу. Он лежал там, другой пациент доктора-карлика. Твой сын, Джон, подумать только! Джекоб пришел в сознание и, как это бывало с ним еще в детстве, проявлял нетерпение в общении с врачом. Джон с трудом сдерживал желание открыто посмотреть в его сторону, он боялся, что человек-волк заметит его интерес и заподозрит неладное. Оборотень и без того, похоже, не радовался, что ему пришлось спасать виновника поражения своей родины в войне против гоилов. Даже предатели в этой стране остаются патриотами. С другой стороны, люди-волки всегда смотрят так, словно собираются тебя немедленно сожрать.

Джекоб оттолкнул руку оборотня и попытался встать. Но человек-волк мягко уложил его обратно.

Сколько же лет прошло, боже… А ведь как будто совсем недавно держал его на руках.

Запас семян морозного папоротника, который Джон вшил в подол своей рубахи, подошел к концу, а попытки синтезировать искусственную замену успеха не имели. Тем не менее новое лицо до поры надежно хранило тайну Джона, избавляя от необходимости объясняться с сыном. Собственно, зачем вообще нужно это объяснение? Джону нечего было сказать в свое оправдание. Честолюбие, эгоизм, разочарование в нем Розамунды – вот то, что заставило его бросить семью. Причины едва ли уважительные.

– Брюнель!

Хозяин подвала протягивал ему тарелку с борщом. Он рисовал только старых варяжских богов, быть может, именно поэтому его работы не имели успеха. Джон разглядывал прислоненные к стенам иконы: Василиса Премудрая, Николай Бессмертный… Нет, он всего лишь плохой художник.

Джон принял тарелку, хотя голодным себя не чувствовал.

Интересно, что заставило иконописца связаться с альбийскими шпионами?

Из всей команды один только Оборотень время от времени покидал подвал. Джекоб все еще спорил с ним. Хватит пялиться, Джон!

За мыслями о сыне Джон почти забыл о главном – он свободен! Еще в Голдсмуте Джон заметил, что с возрастом Джекоб стал походить на него даже больше, чем в детстве. Трогательно, конечно, но и тревожно. Иногда в его лице Джон видел и черты Розамунды. Неужели Джон Бесшабашный все еще способен любить? И ведь вовсе не Розамунда заронила в него искорку надежды на это. Сын, боровшийся с оборотнем в какой-нибудь паре шагов от него, – только он был еще способен пробудить в душе Бесшабашного живое чувство.

Разве сейчас он любил его? Едва ли – угрызения совести не оставляли места ни для чего другого. К тому же взрослый Джекоб был ему чужим. Джон хотел вернуть того мальчика, что с благоговением ловил каждое его слово. Нынешний Джекоб не будет питать к отцу такого почтения. И все же Джон жалел, что не нашел мужества открыться сыну прошедшей ночью. Мужество – то, чего ему всегда недоставало. Но его надо заслужить, карабкаясь по отвесным, каменистым тропам, Джон же всегда предпочитал более удобные дороги. Или отступление.

Вот и Джекоб тоже покосился в его сторону. Что он думает о человеке, называющем себя Джоном Брюнелем? Даже имя Джон украл у лучшего из инженеров его прежнего мира. Оборотень показал на Теннанта, и Джону почудилось, что Джекоб произнес имя брата. Младший навсегда остался любимцем матери. Доктор отсыпал Джекобу на ладонь несколько пилюль. В Альбионе лжеведьмы продают одну траву… она смывает воспоминания, точно морская волна следы на песке. Но вместе с памятью стираются и чувства, а любовью к сыну Джон дорожил – даже если не имел сил признаться себе в ее существовании. Потерять ее означало навсегда исчезнуть в пустоте, а он и без того ощущал ее в душе слишком часто.

На мгновение Джону захотелось, чтобы Джекоб сорвал с него фальшивое лицо, словно маску, как это сделал Хентцау. В конце концов, его старший сын тем и знаменит, что умеет отыскивать пропавшие вещи. Но Джекоб отвернулся от него и подвинулся к Теннанту.

И все же сын последовал за ним и в этот мир.