Царский бал

Зал гудел как пчелиный улей, и даже золото на стенах блестело, как мед.

А музыка! Когда в детстве Лиска заходила в лес и кружилась там между деревьями, представляя себя на таком балу, оркестр ей заменял птичий гомон да шелест листвы над головой. И теперь ей так не терпелось повторить этот танец здесь, в зале с малахитовыми колоннами, очевидно подаренными варяжскому царю какой-то волшебницей.

Зал был огромен, но гости потоком все шли и шли через высокие двери – впору испугаться, вместит ли он всех. Многие мужчины были в военной форме, от пестроты их мундиров – черных варяжских, голубых альбийских, алых лотарингских и изумрудных туркмарских – у Лиски рябило в глазах. Дамы, украсившие прически золотыми сеточками с русалкиными слезками, шуршали нарядами из шелка Поднебесной, отделанного лотарингским кружевом, расшитого эльфовым стеклом и бриллиантами.

Но и Лиска не затерялась среди этого великолепия. В платье цвета киновари она сразу оказалась в центре всеобщего внимания, когда шествовала через зал под руку с Джекобом.

– Я здесь как кровавое пятно на снегу, – прошептала она.

– Скорее как дикий мак в букете бумажных цветов, – ответил Джекоб и взял два бокала шампанского с подноса подвернувшегося слуги. – Я решил предложить царю свои услуги. Будь осторожна! Стоит мне отлучиться – и Барятинский, конечно, не упустит случая засвидетельствовать тебе свое почтение.

– Ну… если он действительно хороший танцор… – задумчиво рассудила Лиска, – хотя нет, я, конечно, отдавлю ему ноги. А туфли у нашего благодетеля о-очень дорогие.

Она уже пробовала танцевать с Джекобом на деревенском балу в Альбионе. Но не успели они сделать и пары шагов, как пьяные солдаты подпалили хвост крупнейшему альбийскому историку Роберту Данбару, и Джекоб тут же поспешил на помощь другу. А сейчас у Лиски из головы не шло проклятое соглашение с эльфом, лишившее ее того, что ей уже почти принадлежало. В последние месяцы они стали особенно близки, все чаще позволяли себе нежные прикосновения, взгляды… а теперь вот боялись лишний раз дотронуться друг до друга. И надежды на то, что все изменится, не было никакой. Лиса слишком хорошо знала Джекоба, чтобы сомневаться в его выдержке. Все бесполезно, пока он считает, что таким образом защищает ее счастье и душевный покой.

Известие о том, что знаменитый охотник за сокровищами прибыл в Москву, царь встретил с восторгом. Он не только пригласил Джекоба на бал, но и пообещал показать свои магические сокровищницы, недоступные, в отличие от коллекций аустрийской императрицы, широкой публике. Лиска поспорила в Сильвеном, что его величество поручит Джекобу поймать жар-птицу. Ханута же полагал, что первым заданием будет раздобыть оперение Василисы Премудрой – уже не первую сотню лет многие правители безуспешно пытались завлечь ко двору эту прославленную дочь царя морского.

Оплата в любом случае обещала быть достойной. А протекция царя позволит, ко всему прочему, беспрепятственно перемещаться в его владениях, избегая многочисленных трудностей, с которыми обычно сталкивались в Варягии иностранцы.

Варяжский офицер, пробегая мимо Лиски, едва не выбил у нее из руки бокал. Его улыбку можно было истолковать одновременно как извинение и комплимент. Швейцар Барятинского, коротавший дни за картами с мальчиками-посыльными, открыл Лиске, что здешние дворяне гордятся своим танцевальным искусством не меньше, чем дуэльными подвигами. У многих из них вошло в привычку плясать до утра каждую ночь, даже не на одном, а на нескольких балах подряд. На вопрос Лиски, приходится ли им так же часто стреляться, старик ответил многозначительным кивком.

Но глаза снова и снова останавливались на Джекобе, которого, судя по всему, что-то насторожило. Так и есть. Пять офицеров в серой форме. Ханута упомянул как-то, что в Москву собирался прибыть Кмен – не ради отвергнутой любовницы, как утверждали гоилы, но исключительно с целью заключения союза с царем. Двоих из них Лиска узнала сразу. Присутствие среди них Хентцау не стало для нее неожиданностью, Кмен редко показывался на людях без своего яшмового пса. Но офицер рядом с ним оказался женщиной, которую Лиска последний раз встречала в гоильской тюрьме, – не самые приятные воспоминания.

Хентцау тоже заметил их с Джекобом и вытаращил глаза, левый из которых оставался безжизненно-белым. Гоил сказал что-то своему товарищу и направился к ним. Женщина следовала за ним тенью.

Лиска видела, как напрягся Джекоб. Не каждому выпадает встретиться лицом к лицу со своим убийцей. Хентцау многозначительно усмехнулся, словно хотел напомнить о метком выстреле, поразившем когда-то Джекоба в самое сердце. Но это не Хентцау, а его «тень» едва не застрелила тогда Джекоба в долине Фей, а потом еще сажала скорпионов ему на грудь. Лицо Нессер оставалось непроницаемым, но Лиска чувствовала, ценой каких усилий ей это дается.

Воспоминания. Джекоб тоже выглядел невозмутимым, но Лиску ему было не провести. Ведь это Хентцау пытался тогда его сломить, а Уилла отослал к Темной Фее. Лиска замерла. Она буквально чувствовала исходивший от Джекоба холод – не знай она, что за ним стоит, то испугалась бы.

– А, угонщик самолетов. Или, лучше сказать, человек, который никак не хочет умирать. – Хентцау ударил себя кулаком в грудь – традиционное гоильское приветствие в этой ситуации можно было истолковать как напоминание о метком выстреле в долине Фей. – Мы отпраздновали твою героическую кончину уже после заварушки в Большом проливе. Говорят, после этого ты еще успел спалить Мертвый Город? Бастард божился, что видел тебя своими глазами, но я ему не верил.

– А, Бастард… – перебил его Джекоб. – Как он?

Лицо Бесшабашного не выражало ничего, кроме скуки и равнодушия.

– Откуда мне знать? – раздраженно отозвался Хентцау. – Он приходит и уходит. Я никогда не доверял ему – слишком много ониксовой крови течет в его жилах.

Похоже, Пес действительно не интересовался, где пропадает Бастард. Но после Кровавой Свадьбы гоилы с ног сбились в поисках нефритового гвардейца, и то, что Неррон до сих пор не выдал Уилла, наводило на тревожные размышления. Неужели Бастард действительно его не узнал?

Или он все-таки вынашивает план мести? Лиска не знала, какой из этих вариантов хуже. Даже ей было невероятно трудно читать по гоильским лицам – вот единственное, в чем она окончательно убедилась.

Хентцау взглянул на нее лишь мельком. Очевидно, он ее не узнал. Немудрено – в последний раз он видел ее грязной, тощей, заплаканной девчонкой.

– Ну и что же привело Бесшабашного в Москву?

– Я не изменил своему ремеслу, – отвечал Джекоб. – Как и вы своему. Но я вижу, вы обзавелись телохранительницей. Что ж, долгие месяцы под солнцем – тяжелое испытание для организма. Да и вы далеко не мальчик.

О, с каким наслаждением эти двое вцепились бы друг другу в глотки! Два бойцовых пса, так и не выяснившие, кто из них сильнее. Нессер смотрела на Джекоба с такой ненавистью, что Лиске захотелось встать между ними.

– Господин Бесшабашный? – Выросший словно из-под земли варяжский офицер произнес его имя почти без акцента. – Его величество царь Варягии Николай Третий желает с вами говорить.

Проводив взглядом Джекоба, Яшмовый Пес и не вспомнил о Лиске. Бежавшие пленники, угнанный самолет, Кровавая Свадьба, едва не стоившая жизни самому Хентцау, – эта встреча пробудила в нем воспоминания не менее тягостные, чем у Бесшабашного.

Но тут оркестр заиграл вальс. Гоил щелкнул каблуками и вместе со своей каменной дамой скрылся в гуще толпы. У Лиски отлегло от сердца.

В это время Джекоб уже стоял перед царем. Николай III расположился на хорах в противоположном конце зала. Волосы его новой фаворитки отливали зеленым – верный признак русалочьей крови. Мужчину, с которым она сейчас беседовала, Лиска впервые видела не в военной форме. Кмен, первый король гоилов, надел фрак. Вероятно, таким образом он хотел лишний раз напомнить, что его визит преследует исключительно мирные цели. Пламя свечей мерцало на карнеоловой коже Кмена, придавая ей медный оттенок.

Как ни напрягалась Лиска, не расслышала ни слова из того, что царь говорил Джекобу. Лейб-гвардейцы заметно нервничали, глядя на напиравшую у подножия хоров толпу. Неудивительно: с последнего организованного Ониксами покушения на Кмена прошло не так много времени, а ведь тогда погибли трое гвардейцев. И все-таки что заставило короля пуститься в столь дальний путь? Неужели все это только ради того, чтобы заручиться царской дружбой? Или сыграл роль страх перед брошенной любовницей и всем тем, что она может предложить варягам? «Кмен не знает, что такое страх», – так говорили о короле гоилов даже его враги. Но есть еще любовь, ревность, гнев, наконец… Хотя Джекоб с самого начала не верил, что Фея убила мальчика. И не он один. Тем не менее эта версия уже стоила жизни многим смельчакам, пытавшимся преградить ей путь.

Москва затаила дыхание в ожидании могущественной ведьмы. И где ей было еще явить себя, как не на царском балу. Поэтому зал на мгновение замирал всякий раз, стоило церемониймейстеру распахнуть дверь перед очередным гостем.

– Вы позволите?

Перед Лиской почтительно склонился офицер в варяжской форме. Красивый, как картинка.

Она положила руку ему на плечо. Танец легко развязывает языки. Возможно, таким образом ей удастся разведать больше, чем Джекобу. Самые ценные сведения порой удается добыть при весьма неожиданных обстоятельствах. Дирижер взмахнул палочкой – и музыка разлилась по залу, как дурманящий аромат, противостоять которому и Селесте, и Лиске было одинаково невозможно. Красивый офицер ни слова не понимал на ее родном языке, равно как и по-альбийски, и по-аустрийски. Поэтому он только молчал и улыбался, не давая этим Лиске забыть, что она находится в далекой, чужой стране. Впрочем, и как танцор он сильно уступал Людовику Ренсману, который как-то раз, во время устроенного его отцом праздника, обучил Лиску нескольким новомодным виеннским па. Начищенные офицерские сапоги выглядели угрожающе, и Лиске приходилось быть начеку, чтобы спасти туфли и платье от их неумолимой поступи. А Джекоб все еще беседовал с царем и Кменом.

Красивого офицера сменил министр – не в пример лучший танцор, к тому же бегло изъяснявшийся по-лотарингски. Но из него ничего не удалось выудить, кроме дворцовых сплетен. О новой любовнице царя – о, совсем не та дама, что сейчас рядом с ним! – лучшей московской портнихе, знаменитом шляпном мастере… очевидно, министр полагал, будто круг женских интересов ограничивается подобными темами. Лиска пожалела, что музыка не может заглушить его болтовни. Голос министра встревал между струнными и кларнетом, как плохо настроенный инструмент.

Третьим был адмирал, чьи потные пальцы оставляли пятна на ее красном платье. Когда, с чувством чмокнув руку партнерши, он спросил «адресок», Лиске больше всего на свете захотелось поменяться с Джекобом местами.

В самом деле, почему она должна здесь отдуваться, пока он там обсуждает с царем сокровища Варягии?

Но тут прямо у нее над ухом кто-то прокашлялся:

– Простите… не уверен, что покажу себя достойным танцором… но обещаю стараться.

Овчарка – хотя его русское прозвище, Борзой, нравилось Лиске куда больше – все так же мало походил на шпиона. Он заговорил с ней по-лотарингски, и этот язык звучал в его устах так же естественно, как и не менее дюжины других. В то же время все в нем напоминало о Каледонии: о серо-зеленых склонах ее гор и аккуратных охряных домиках, об испещренных великаньими следами долинах, о руинах замков, отражающихся в соленых озерах, из которых древние чудовища выуживают рыбу при помощи железных лопат. Русалкины слезки – главное богатство тамошних рек, а из тумана в горных ущельях рождаются воины. Лиска любила Каледонию и искренне радовалась встрече с Овчаркой.

Он был красив и некрасив одновременно. Стройный, как тростинка. В Варягии ошибочно полагали, что прозвищем он обязан своей тонкокостности, придававшей ему сходство с борзой. Пепельного цвета волосы топорщились в разные стороны, так что Овчарка постоянно откидывал их со лба, когда говорил. Карие глаза – редкость для уроженца Каледонии – светились такой проницательностью, что это внушало беспокойство. Бесстрашие Овчарки давно вошло в поговорку. Равно как и беспощадность к себе и другим.

– Могу ли я узнать имя алой дамы?

Этот вопрос разочаровал Лиску. Она-то надеялась, что Овчарка ее узнал.

– Селеста Оже. А ваше?

Он улыбнулся. Как видно, был доволен, что правильно угадал ее родной язык.

– Теннант. Орландо.

Лиска удивилась. Она ждала услышать одно из его многочисленных прозвищ.

Хотя кто сказал, что это не прозвище?

– Мадемуазель Оже… – он подставил локоть, – к вашим услугам.

Орландо Теннант так и сиял. Игра ему явно нравилась. Лиска подозревала, что ко всему остальному он относится так же несерьезно. Совсем не то, что Бесшабашный.

– Мадемуазель чем-то обеспокоена?

Лиска как бы невзначай посмотрела в сторону Джекоба, все еще занятого беседой с царем. Фаворитка его величества так и пожирала глазами Кмена.

– Видите ли, – отвечала Лиска Теннанту, – я устала от бестолковой болтовни. Не могу больше обсуждать моду на шляпки.

Борзой рассмеялся:

– Жаль, это моя любимая тема. Но если вам так угодно, я постараюсь подыскать другую.

Лиска уверенно положила ладонь на его руку:

– И где веселее служится шпиону Уилфреда Альбийского, в Москве или Метрагрите?

Лицо Овчарки вытянулось. «Ах, ты знаешь обо мне больше, чем я о тебе! – говорил его взгляд. – Так не пойдет».

– Служить вообще невесело, – отвечал он.

Ответ Лиске понравился: вполне искренний, он в то же время не открывал всей правды. И в нем не было ни злости, ни угрозы. Хотя тогда, с Синей Бородой, она тоже не почувствовала угрозы. Лиска содрогнулась, но тут же одумалась. Неужели до конца ее дней малейший знак внимания со стороны мужчины будет напоминать ей о том страшном замке? Даже лицо Джекоба навсегда осталось связано с Красной комнатой.

В свете люстр пол мерцал, как замерзшее озеро. Оркестр заиграл польку. Сердце Лиски забилось в ритме веселой музыки.

– Правда ли, что царь сделал своей любовницей дочь крепостного?

– О да. Он велел выстроить дворец для тайных встреч с нею. У девушки чудный голос, но она поет только для его величества. Всех остальных любовниц он держит для вида. Аристократы не должны думать, что царь пренебрегает их дочерьми ради крестьянки.

Отличный танцор, просто отличный! Никогда еще Лиска не получала такого удовольствия от своего человеческого облика.

– А вас устроила бы такая жизнь? Ну… быть любовницей царя, жить в отдельном дверце… это ведь все равно что плен!

– Любовь всегда плен, – вздохнула Лиска.

Слова, самовольно сорвавшиеся с ее губ, прозвучали как выстраданная истина.

– Вот как? – удивился Овчарка. – Интересно, что за этим стоит. Горький опыт?

– Мне не нравится эта тема.

– Touche. Мы уже поговорили о господах, которым служим, о женщинах, которых любим… что вы хотите обсудить со мной еще, мадемуазель?

– Это правда, что Темная Фея скоро прибудет в Москву?

Даже такому опытному шпиону, как Борзой, не хватило самообладания сохранить невозмутимый вид. Правда, если он и сбился с ритма, то лишь на пару мгновений.

– Сожалею, но мне об этом известно немногим больше, чем царским секретным службам. – Овчарка наклонился к самому ее уху и продолжил шепотом: – Ответ на этот вопрос я обещал телеграфировать Уилфреду Моржу самое позднее через неделю. Вы узнаете его раньше, обещаю.

Лиска рассмеялась. Как бы то ни было, рядом с ним ей сразу полегчало.

Она продолжала спрашивать, чтобы Овчарка чего доброго не подумал, что Темная Фея интересует ее больше всего остального. «Какое сокровище в магических запасниках царя самое ценное?» «Правда ли, что у него есть крылатый конь?» «Правда ли, что царь сослал в Якутию сводного брата, потому что тот хотел заполучить его трон?»

Они танцевали и танцевали. И Борзой рассказал Лиске о Железном волке и ковре-самолете и описал ледяной дворец в Якутии, который Николай III велел выстроить для своего брата. Он вспомнил, как неделю назад под ногами москвичей вдруг содрогнулась земля и царь повелел искать в подземельях драконов, но там ничего не нашли, кроме крыс и сконструированной анархистами бомбы.

На последней фразе Лиска уловила в его голосе нотку разочарования.

Когда музыканты отложили инструменты, в зале стало непривычно тихо и неуютно. Лиска почувствовала себя одинокой, когда Борзой убрал руку с ее талии.

– Три дня, – говорил он. – Дайте мне три дня. В конце концов, я не спрашиваю, почему вам это так интересно.

Стоило Орландо Теннанту коснуться губами лискиной щеки, как признак Синей Бороды снова встал у нее перед глазами. Но она тут же отогнала его – назад, в Красную комнату, в прошлое.

– Смотрите-ка, Орландо Теннант! – Джекоб появился так неожиданно, что Лиска вздрогнула. – Или тебе прискучило жаркое солнце Метрагрита?

– Джекоб? – То есть его Овчарка все-таки вспомнил. Он наморщил лоб и с головы до ног оглядел Лиску. – Но это невозможно!

– Знаю, знаю… – закивал Джекоб. – Она по-прежнему слишком часто надевает шкуру. Скажи ей, может, хоть тебя послушает.

Лиска недоумевала, как ей истолковать взгляд Орландо. Одно было ясно: обличий у этого человека было гораздо больше, чем у нее. И за каждым стояла жизнь и целый мир с множеством людей.

– Боюсь, это не так просто, – ответил Орландо. – Извини, что держу ее так долго. Если бы я только знал, что это девушка Джекоба Бесшабашного…

– О нет, – перебил его Джекоб. – Лиска сама по себе.

Забота, нежность… что-то еще было в этом голосе. Боль, раскаяние, страх… Иди и будь свободна. Ты свободна, Лиска. Избавь меня от этого, я не хочу причинять тебе боль.

Музыканты снова взяли в руки инструменты. Царь поднялся, чтобы покинуть зал. Толпа расступилась перед ним, точно стая птиц перед ястребом, и оркестр заиграл гимн Варягии. Проходя мимо Джекоба, его величество кивнул ему, как старому знакомому.

Николай III был выше большинства своих офицеров, с вьющимися темными волосами и профилем, которому позавидовал бы и изображенный на гербе его страны двуглавый орел. Публика провожала его восторженными взглядами. «Он сделает Варягию великой!» «Он напомнит варяжскому дворянству, где его корни», «Он примирит сословия и даст свободу крестьянам».

За весь вечер Лиска не слышала ни одного худого слова в адрес царя. Хотя с другой стороны, это был его бал и его дворец.

Следом за Николаем III вышло не меньше дюжины офицеров его лейб-гвардии и Кмен. Хентцау с гоилами присоединились к ним уже возле двери.

– То есть союз дело решенное… – задумчиво проговорил Джекоб. – Твоему королю не понравится такой поворот.

– Еще бы, – отозвался Орландо. – Они ведь приготовили царю сюрприз. Поценней сувенирных мечей, которыми одаривали его до сих пор. Но это страшная тайна. Ты-то чего здесь ищешь? Жар-птицу, молодильные яблоки или череп с частокола Бабы-яги? А может, ты явился в Москву ради своей спутницы? – Орландо промолчал и продолжил, не дождавшись ответа: – Не думаю, что Темная Фея уж очень сюда торопится. – Он нагнулся к самому уху Лиски: – Может, хоть это задержит вас в Москве.

С этими словами Орландо Теннант оставил их и быстро смешался с толпой.