54. Одно ремесло

Бастард являлся каждую ночь – едва только он сменял караульного, а остальные засыпали. Он приносил Джекобу поесть, а иногда даже немного вина, оставшегося от трапез Высочества.

«Как ты пробрался через лабиринт? Как выжил Ханута в пещерах троллей? Доводилось ли тебе когда-нибудь находить свечи, чей свет вызывает железного человечка?»

В первую ночь Джекоб либо отмалчивался, либо врал. На вторую ему это прискучило, и он взял моду отвечать вопросом на вопрос: «А ты, как ты нашел руку? Как ты вычислил, где сможешь меня поймать и отнять голову? Где водятся ящерицы, из кожи которых пошиты ваши бронежилеты?»

Оба жили одним и тем же ремеслом.

Разумеется, Бастард вывернул ему карманы, и Джекоб впервые в жизни порадовался, что золотой платок больше не нес службу с прежней исправностью, когда гоил потер его каменными пальцами. Неррон. Только имя, как и у всякого гоила. На их языке оно значит «черный». Кто дал ему это имя? Его мать, желая затушевать малахит, прожилки которого проступали сквозь его кожу, или Ониксы, имевшие обыкновение топить своих бастардов? Неррон подробно изучил и визитку Ирлкинга, но в его пальцах она показывала только имя.

Неррон поднес к глазам шариковую авторучку – Джекоб носил ее с собой, чтобы не мучиться с перьями или старомодной самопиской, бывшими в ходу в Зазеркалье.

– А это для чего?

– Чернила желаний.

Джекоб положил в рот немного мяса, которое принес ему гоил. Водяной, вопреки указаниям Луи, все же ослабил ему веревки. Жучишка, по всей очевидности, – единственный, кто предан принцу беспрекословно. И все-таки недооценивать Луи было бы просчетом. В чертах его сквозила та же ушлость, что и у папаши, пусть даже он не унаследовал и половины отцовской смекалки.

– Чернила желаний? – Бастард положил авторучку в карман. – Ни разу не слышал.

– Все, что ты ею напишешь, когда-нибудь сбудется.

А что, удачная выдумка. По слухам, где-то на востоке имелось гусиное перо, которое именно этим и славилось.

– Когда-нибудь?

Джекоб пожал плечами и вытер жир со связанных пальцев.

– Все зависит от желания. Одна-две недели…

До тех пор, будем надеяться, наши пути разойдутся. Они уже четыре дня были в дороге. Ведьма должна была бы уже вылечить Доннерсмарка. Конечно, есть риск, что она укокошила его или обратила в насекомое, но взять его с собой, не дав ей завершить колдовство, означало для него верную смерть.

Каждую ночь они останавливались в какой-нибудь пещере. Гоил находил их повсюду, и Джекоб был за это ему очень признателен. Ночи по-прежнему стояли морозные, и он мерз даже под одеялом, которое ему приносил Бастард. Рука ныла от ведьминого ножа, горели порезы от шпаги Труаклера, но не раны, а страх за Лиску не давал ему заснуть. Снова и снова перед его глазами возникало ее изможденное лицо.

Слишком многого… Как часто страх был единственным его подарком: все, вместе пережитое, вместе завоеванное, было связано только со страхом и ни с чем другим. В хлеву у деткоежки все позабылось. Он жаждал лишь одного – защитить Лису. Но, как это часто бывало с ними, именно ей опять пришлось выручать его.

– А ты, наверное, тоже хотел бы, чтобы мы решили это дело без посторонних? – Гоил приглушил голос, хотя трое остальных, казалось, были погружены в глубокий и крепкий сон. – Никаких высочеств, никаких жуков, никаких водяных и даже никаких лисиц… только ты да я – соперники?

– Принц может пригодиться.

– Для чего?

– Он родственник Гуисмунда. Что, если для того, чтобы проникнуть во дворец, у одного из незваных гостей должна в жилах течь кровь Истребителя Ведьм? В конце концов, ведь это для его детей…

– Да, я тоже об этом думал. – Бастард посмотрел на летучих мышей, метавшихся под сводами пещеры. – Но мне ненавистна мысль, что я должен тащить на себе пустоголового аристократишку до самого конца. Нет! Всегда есть другой выход.

Джекоб закрыл глаза. Лицо гоила настойчиво напоминало ему о нефритовой коже брата, и это было невыносимо. Даже пещера, где они находились, была точь-в-точь как та, где они с Уиллом поссорились.

Внезапно в его груди вновь всколыхнулась боль, и он едва смог подавить крик, вот-вот готовый сорваться у него с губ.

Он прижал связанные руки к груди.

Сейчас пройдет. Сейчас пройдет. В который уже раз? Вспоминай, Джекоб! В пятый. Это в пятый раз. Еще один укус. Вряд ли от сердца осталось слишком много.

– Что с тобой? – Бастард озабоченно глядел в его искаженное болью лицо. – Это Луи тебя чем-то напоил?

Джекоб улыбнулся бы, если бы у него на это хватило сил. Не столь уж и необоснованное подозрение. Королевский дом в Лотарингии издавна славился традицией отравлять врагов.

Бастард отодрал ему руки от груди и разорвал рубашку. Моль сделалась уже совсем черной, как ониксовая кожа Неррона, а красная кайма вокруг ее украшенных черепами крыльев напоминала свежую кровь.

Неррон отпрянул, словно боялся заразиться.

Джекоб в изнеможении оперся спиной на стену пещеры. Боль отступала, но он, должно быть, являл собой жалкое зрелище. Значит, так представляла себе это Красная Фея, когда нашептывала ему имя своей сестры? Неужели она придумала все это, пока он ее целовал? Что он будет метаться, словно раненый зверь, расплачиваясь за ее боль своими страданиями? Пусть он разбил ей сердце, но она-то от этого не умерла.

Неррон выплеснул вино, которое он принес Джекобу, и вместо него наполнил бокал какой-то коричневой жидкостью.

– Пей понемножку, – проинструктировал он Джекоба, перед тем как вложить бокал в связанные руки. – Сомневаюсь, что ваши желудки приспособлены к гоильской выпивке.

На вкус питье было как подслащенная лава.

Бастард снова закупорил бутылку.

– Приходится следить, чтобы бутылку не нашел Луи. А то упьется насмерть, и отец его меня за это четвертует. Это проделки Темной, да? Я-то все гадал, как тебе удалось у нее из-под носа увести братца. – Он спрятал бутылку обратно в сумку. – Третий выстрел… Так арбалет тебе самому нужен! А что, если это только сказки?

– Все остальное я уже испробовал.

Джекоб с трудом сделал еще один глоток гоильского спиртного. Согревало оно лучше, чем любое одеяло.

– Яблоко? Источник?

– Тоже.

– А как насчет крови бутылочного джинна? Того, с Севера. Довольно-таки опасное предприятие, но…

– Не помогло.

Бастард покачал головой.

– Разве вас матери не учат, что от фей лучше держаться подальше?

– Моя мать в феях не разбиралась.

Любопытство в золотом взгляде Джекоб оставил без внимания. И что с ним такое? Никак он намерен поведать гоилу историю своей жизни? Еще один укус… Может статься, он умрет раньше, чем увидит Лиску. А он-то всегда думал, что она окажется рядом, когда он будет при смерти. Не Уилл и не фея. А Лиса.

Неррон поднялся.

– Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы полагать, что теперь я из благородства уступлю тебе арбалет.

Джекоб запахнул рубашку, пряча отпечаток моли.

– Ты его еще не нашел.

Гоил улыбнулся.

«Я найду его, – говорил его взгляд. – До тебя. А ты – умрешь».

– За каким сокровищем ты бы отправился после этого? Если бы, конечно, за тобой не следовала по пятам смерть?

Он даже сам удивился собственному ответу.

– За волшебными часами.

Бастард почесал свою растрескавшуюся кожу.

– Это я оставлю тебе. Разве есть такое мгновение, которое стоило бы останавливать?

Погрузившись в размышления, он провел рукой по скалистой стене, словно разыскивая в памяти момент, заслуживающий такого.

– А ты, что бы ты хотел найти?

Грудь Джекоба была все еще в онемении от боли.

Гоил долго молча глядел на него.

– Дверь, – произнес он наконец, – в другой мир.

Джекоб подавил улыбку.

– Правда? А этот что, так плох? И почему другой мир должен оказаться лучше?

Бастард пожал плечами и стал разглядывать свою руку с малахитовыми прожилками:

– Это все моя мать… Она мне рассказывала слишком много историй. В них миры были лучше.

Позади них храпел Луи. С каждым днем он становился все капризнее и вспыльчивее. Это только одно из побочных действий жабьей икры, как Джекоб слышал от Альмы. Другое – мания преследования. Но и то и другое и без того часто встречается у королевских детей.

– Ведь мне не так уж много надо! – продолжал Неррон. – Просто мир, где нет никаких принцев. И никаких лордов Ониксов. Без дупляков я бы тоже обошелся… Но зато в том мире обязательно должны быть глубокие пещеры, где никто не живет… – Он обернулся: – У каждого свои мечты, да?