2. Ненастоящий мир
Зал аукциона был на тридцатом этаже. Обитые деревом стены, ряды кресел, в дверях – человек с нервной улыбкой, зачеркивавший имена в списке посетителей. Джекоб взял из его рук каталог и отошел к одному из окон. Лес небоскребов, а за ними – обширные озера, похожие на зеркала из серебра. Он только сегодня утром прилетел в Чикаго из Нью-Йорка. В дилижансе путь занял бы недели. Внизу по стеклянным стенам и золоченым крышам гулял солнечный свет. Этот мир вполне мог соперничать по красоте с тем, зазеркальным, но Джекоб испытывал нечто вроде тоски по родине.
Он опустился в одно из кресел и принялся рассматривать окружавшие его лица. Многих он знал: вот – торговец-антиквар, а вот – попечители музеев, а там – коллекционеры произведений искусства. Все – охотники за сокровищами, совсем как он, с той только разницей, что сокровища мира сего не могут предложить никакого иного волшебства, кроме своей красоты и древности.
Между чайником китайского императора и серебряной трещоткой сына английского короля в каталоге аукциона значилась бутылка. Ее-то Джекоб и выслеживал. Выглядела она неброско, и он лелеял надежду, что на нее не найдется других охотников. Ее темное стекло защищал футляр из потертой кожи, а горлышко скрепляла восковая печать.
«Сосуд из Скандинавии, начало XIII в.» – значилось под фотографией. Описание принадлежало самому Джекобу, продавшему эту бутылку одному торговцу-антиквару в Лондоне. Тогда ему показалось очень забавным обезвредить ее узника подобным образом. В Зазеркалье его освобождение грозило благодетелю гибелью, но в этом мире обитатель бутылки был так же безобиден, как накачанный воздух, как пустота за темно-зеленым стеклом.
С тех пор как Джекоб ее продал, бутылка несколько раз меняла владельцев. Он потратил почти целый месяц, чтобы снова ее найти. Время, которого у него не было. Молодильное яблоко, источник вечной юности… Многие месяцы он потратил на поиски того, от чего не оказалось никакого проку, а в груди у него между тем гнездилась смерть. Пора обратиться к более могущественному средству.
Очертания моли над его сердцем делались с каждым днем все темнее: печать смертного приговора, назначенного Темной Феей за произнесение ее имени. Это имя Джекобу нашептала ее сестра между двумя поцелуями. Ни один мужчина на свете не был казнен упоительнее. Попранная любовь… Кроваво-красная кайма, обрамлявшая отпечаток моли, напоминала, за какое преступление он расплачивается жизнью.
Из первого ряда ему улыбнулась женщина-антиквар; несколько лет тому назад он продал ей графин из эльфова стекла (она приняла его за персидский хрусталь). Раньше Джекоб привозил из Зазеркалья много всякой всячины, чтобы погасить долги Уилла или уплатить по медицинским счетам матери. Оно и понятно. А его клиентам было даже невдомек, что на продажу идут предметы из другого мира.
Джекоб поглядел на часы и нетерпеливо покосился на аукциониста. Ну, давай же. Потерянное время. Он даже не знал, сколько ему осталось. Полгода, а может, и того меньше.
Чайник китайского императора снискал до смешного высокую цену, а бутылка, как и ожидалось, очутившись на столе аукциониста, особого ажиотажа не вызвала. Джекоб уже был почти уверен, что окажется единственным желающим ее приобрести, как вдруг в задних рядах поднялась еще одна рука.
На вид покупатель был очень хрупок, почти как ребенок. Бриллиантовые кольца, усыпавшие его короткие пальцы, по стоимости превосходили все, выставленное на аукционе, вместе взятое. Подстриженные ежиком волосы были черными, как вороново крыло, хотя на лицо он был старик. А улыбка, которой он ответил на взгляд Джекоба, свидетельствовала о чрезвычайной осведомленности ее обладателя.
Глупости, Джекоб.
Для участия в аукционе Джекоб превратил в местные деньги пригоршню золотых талеров. Пачка купюр, полученная в обмен на них, казалась ему более чем достаточной. В конце концов, сам он на этой бутылке заработал не слишком-то много. И все же всякий раз, когда он повышал ставку, незнакомец тоже подымал руку, и Джекоб ощущал, как с каждой новой цифрой, которую оглашал аукционист, сердце его в негодовании начинает биться вдвое быстрее. По залу прокатился ропот, ведь сумма уже перевалила за цену императорского чайника. Тут включился со своей ставкой еще один участник – и вновь вышел из игры, когда цена поползла еще выше.
Сдавайся, Джекоб!
И что тогда? Ума не приложить, чего ему тогда искать в этом или в каком ином мире. Его пальцы непроизвольно скомкали в кармане носовой платок, но волшебная сила золотоносного талисмана здесь, в этом мире, так же ослабела, как и чары того, кто был узником бутылки.
К чему все это, Джекоб? Прежде чем до них наконец дойдет, что тебе нечем платить, твой след давным-давно простынет за зеркалом.
Он снова поднял руку, хотя от суммы, оглашенной аукционистом, ему сделалось дурно. Даже в обмен на собственную жизнь это было немало. Он обернулся к своему противнику. Ответившие на его взгляд глаза были изумрудными, как свежескошенный луг. Покупатель поправил галстук, снова улыбнулся Джекобу – и опустил усыпанную кольцами руку.
Ударил молоток аукциониста, и у Джекоба, прокладывавшего себе путь между рядов кресел, от облегчения закружилась голова. Коллекционер в переднем ряду поставил десять тысяч долларов на серебряную трещотку. Сокровища по ту и по эту сторону зеркала.
Кассирша изрядно потела в своей черной куртке, ее переспелая кожа была обильно присыпана пудрой.
Джекоб широко улыбнулся ей и пододвинул пачку купюр.
– Надеюсь, в качестве задатка этого достаточно?
К купюрам он добавил еще три золотых. В этом мире монеты, как правило, тоже охотно принимали в качестве оплаты. Большинство продавцов сочли бы его за простофилю, не имеющего ни малейшего понятия о ценности старинных золотых монет, для тех же, кто стал бы расспрашивать его об изображении императрицы на реверсе, у него была наготове увлекательная история. Но потеющая кассирша бросила на золотые недоверчивый взгляд и призвала на помощь одного из аукционистов.
Бутылка стояла едва ли не в двух шагах, среди прочих предметов, скупленных на торгах. Сквозь стекло даже вблизи нельзя было рассмотреть того, кто за ним скрывался. Джекоб чуть не поддался искушению, минуя охрану, броситься со своей добычей к дверям, но эти далекие от здравого смысла рассуждения прервало покашливание:
– Очень интересные монетки, господин… Как бишь ваше имя?
Изумрудные глаза. Конкурент ростом едва доходил Джекобу до плеча. В левом ухе у него поблескивал крошечный рубин.
– Бесшабашный. Джекоб Бесшабашный.
– Ага. – Незнакомец сунул руку под скроенную по фигуре куртку и осклабился в адрес аукциониста. – Я бы хотел выступить поручителем господина Бесшабашного, – сказал он, протягивая Джекобу свою визитку.
Голос был хриплый, с легким акцентом, который Джекоб никак не мог определить.
Аукционист почтительно опустил голову.
– Как вам будет угодно, господин Ирлкинг. – Он вопросительно посмотрел на Джекоба: – Куда прикажете доставить бутылку?
– Я возьму ее с собой.
– Разумеется. – Ирлкинг снова заулыбался. – Она и без того слишком долго пробыла не на своем месте, не так ли?
Крошечный человечек распрощался еще до того, как Джекоб успел что-либо ответить.
– Кланяйтесь от меня вашему брату, – сказал он. – С ним и с вашей матушкой я знаком очень коротко.
После этого он повернулся и исчез в пышно разодетой толпе.
Джекоб посмотрел на визитку в своей руке: Норебо Джон Ирлкинг. Только и всего.
Аукционист протянул ему бутылку.