14. Всего лишь визитка

Он мчался, давно не чуя под собою ног, карабкаясь все дальше, по кочкам, раздирающим в кровь кожу; через лес, гораздо темнее того леса, где ему повстречался Портняга; вслед за человеком, который, как он думал, был его отцом, хотя тот ни разу не обернулся. Иногда ему хотелось его только нагнать. Иногда – убить. Это был мрачный лес.

– Джекоб! Проснись!

Он вскочил. Рубаха на нем взмокла от пота, так что он озяб в холодном воздухе ночи. В первую минуту он не помнил, где находится. Он даже не знал, в котором из миров, пока не увидал над собой между ветвей две луны и Лиску, склонившуюся к нему на коленах.

Топкие луга. Ветряные мельницы. Широкие реки. В последней гостинице их сожрали постельные клопы, а потому они решили ночевать под открытым небом. Путь их лежал к побережью, где они намеревались сесть на паром в Альбион.

– Все в порядке? – Лиска смотрела на него в тревоге.

– Да. Всего лишь страшный сон.

С дуба над ними заухала сова. У Лиски был все еще озабоченный вид. Конечно, Джекоб.

Он взял ее руку и положил себе на сердце.

– Слышишь? Бьется. Ясно и ровно. Может статься, проклятия фей действуют только на тех, кто родился по эту сторону зеркала.

Лиска попыталась улыбнуться, но вышло не очень убедительно. Они оба знали, о чем она подумала: его брат был вовсе не из этого мира, а кожа его все-таки превратилась в нефрит.

Четыре дня назад они покинули месторождение и с тех пор на отдых почти не останавливались. Что означали надписи на полу в склепе, Джекобу было более или менее понятно, но доказательство этому они получат лишь тогда, когда в руках у них окажется арбалет. То, что голова, сердце и рука мертвеца понадобились, чтобы что-то спрятать, они оба поняли, едва увидали изуродованный труп, – это было очень распространенное колдовство. Но то, что Гуисмунд таким образом спрятал не только арбалет, им поведали алебастровые слова. Они с Лиской крутили их и так и эдак и сошлись на том, что они могли значить только одно.

У Истребителя Ведьм было трое детей. Когда их отец лежал на смертном одре, его старший сын Фейрефис (или Файрфист, Огненный Кулак, как он себя позже именовал) притязал на корону Альбиона, располагавшегося к западу. Его младший брат Гарумет, тот, кого якобы спас арбалет, сделался королем Лотарингии, южной части владений Гуисмунда, а единственная дочь Гуисмунда Оргелюза основала династию императоров аустрийских на востоке, выйдя замуж за одного из рыцарей своего отца и родив от него двух сыновей.

Фейрефис получил голову своего отца. Гарумет – руку. Оргелюза – сердце.

Нетрудно было догадаться, что здесь имеется в виду арбалет.

Все дети Истребителя Ведьм родились во дворце, который Гуисмунд приказал выстроить в верхней части Мертвого Города, но на том месте, где он стоял, после его смерти осталась только пустая площадка. Чтобы скрыть арбалет, Истребитель Ведьм сделал так, что дворец исчез, а три жутких ключа к разгадке тайны доверил своим детям. Безумие, владевшее им в последние годы жизни, утвердило его в мысли, что таким образом он установит между ними мир, но это его желание так и не исполнилось. Они ненавидели друг друга так же яростно, как и своего отца. Некоторые предания утверждают, что их мать была ведьмой и стала причиной ненависти Гуисмунда ко всем остальным ведьмам. В других рассказывается, что ведьмой была вторая его жена; она-то и поведала ему про средство, сделавшее его чародеем.

Как бы то ни было, а дети Гуисмунда сражались друг с другом, однако разгадать загадку своего отца не смогли и надписи в склепе, видимо, вовсе не читали. Но Бастард надписи видел, и Джекоб не питал ни малейших иллюзий относительно того, что гоил их не расшифровал. Оставался только вопрос, кто из них в поиске трех ключей окажется проворнее.

Голова, рука, сердце. Запад, юг, восток.

Лиска предложила пуститься сначала в самый далекий путь. Иными словами, в Альбион. Если счастье им улыбнется, они уже через два дня прибудут туда – только бы ходили корабли.

В начале года частенько случалось, что штормы задерживали их в гавани. Месяца два-три, может быть, меньше. Времени в обрез, даже если Бастарду не удастся первым найти ужасное наследство Гуисмунда.

Лиска вынула рыжее платье из седельной сумки.

– Как ты думаешь, на кого Бастард работает?

Она все еще превращалась почти каждую ночь, хотя уже и сама заметила, как сильно сокращает лисий мех ее годы. Но она была права: это ее дело и Джекоб не должен вмешиваться. Ни ради матери, ни ради Уилла он не отказался от вылазок за зеркало, и не отказался бы от них даже в расчете на менее опасную и, может быть, более продолжительную жизнь. Есть вещи, которых сердце жаждет так сильно, что рассудок оказывается лишь беспомощным наблюдателем. Сердце, душа, что бы это ни было…

– Насколько мне известно, по большей части на Ониксов, – сказал он, вытягивая из седельной сумки оловянную миску, которая его уже не раз избавляла от перспективы ложиться спать на голодный желудок. – Его отец был одним из самых знатных лордов. В случае если Бастард найдет арбалет, у гоилов, пожалуй, скоро появится другой король.

Миска наполнилась хлебом и сыром, едва Джекоб потер ее рукавом. Настоящего голода он не испытывал, просто боялся заснуть и опять оказаться в лесу, где бежал за своим отцом. Его рассудок отмахивался от этой мысли, но она свербила, как досадное нашептывание: Ты и в самом деле умрешь, так с ним и не увидевшись, Джекоб.

Лиска сбросила человеческую одежду и снова переоделась в лисье платье. Оно сделалось ее второй кожей и шелковисто поблескивало, совсем как в тот день, когда Джекоб впервые ее в нем увидел.

– Джекоб…

– Что? – Он не мог отвести глаз.

– Ляг поспи. Мы уже столько дней не останавливались на ночлег. Паром ведь отходит только завтра.

Она права. Он взялся за свой рюкзак. Где-то у него припасено снотворное из другого мира. Кажется, таблетки были с ночного столика матери. Она много лет страдала бессонницей. Он поднял визитную карточку, выпавшую из рюкзака на покрытую инеем траву. Норебо Джон Ирлкинг. Странный незнакомец, поручившийся за него на аукционе и воспылавший интересом к пропыленному наследству его семейства.

Лисица поменяла облик и теперь вылизывала шерсть, словно хотела во что бы то ни стало изгнать человеческий запах. На одно мгновение она прижалась к нему, как прежде, когда под лисьей шкурой еще скрывался ребенок. Когда он нашел ее в капкане, они оба были детьми. Джекоб почесал ее за острыми ушами. Такая красавица. В любом из образов.

– Будь осторожна. Охотники уже в пути.

Словно ей надо было об этом напоминать.

Она легонько куснула его за руку – лисий способ продемонстрировать свою любовь – и бесшумно скрылась на невесомых лапах среди деревьев.

Джекоб уставился на визитку, которую все еще держал в руках. Надо было попросить Уилла побольше разузнать про его странного благодетеля. И где были его мозги?

Он бросил карточку в траву. Месяца два-три… Два дня на пароме – и кто знает, сколько времени еще, – чтобы отыскать в Альбионе голову. Потом обратно в Лотарингию и в Аустрию, на поиски сердца и руки. Сотни миль со смертью на закорках. Вполне может статься, он получил этот свой последний шанс слишком поздно.

Ветерок, пробежавший по его мокрой от пота рубахе, принес с собой вонь близкого болота. Две луны исчезли за темными облаками, и мир вокруг на миг показался таким мрачным и чужим, словно хотел напомнить ему, что он здесь в гостях.

Ветер сдул в огонь несколько вялых листьев, а с ними и карточку Ирлкинга.

Она не горела.

Листья, лежавшие сверху, рассыпались в прах, но визитка осталась невредимой, такой же, какой Ирлкинг ее сунул ему в руку. Джекоб обнажил саблю и поддел карточку острием из пламени. Подняв визитку, он обнаружил, что бумага оставалась белоснежной.

Волшебная вещица.

И как она попала в другой мир? Что за вопрос, Джекоб? А как попал туда бутылочный джинн? Но кто пронес визитку сквозь зеркало? И знал ли Ирлкинг вообще, что такое он сунул ему в руку? Слишком много вопросов, и у Джекоба было недоброе чувство, что ответы на них будут ему не по вкусу.

Он повернул карточку. Ее обратная сторона была сплошь испещрена словами, и когда он провел по ним пальцами, на них остался след от чернил.

Едва Джекоб дочитал до конца, надпись поблекла, осталось только имя Ирлкинга.

Глаза цвета травы.

Лепрекон? Или один из гильхов, которых ведьмы на севере, где-то в Суоми, согласно поверьям, лепили из глины и вызывали к жизни своим хохотом? В Чикаго? Нет. Должно быть, это какой-то дешевый трюк, шутка старикашки, случайно завладевшего волшебной вещицей. Сначала Джекоб хотел выбросить карточку, но потом завернул ее в золотоносный платок и сунул обратно в карман. Лиска права. Надо поспать. Но едва он улегся рядом с умирающим огнем, как откуда-то раздались выстрелы, а он все лежал и вслушивался в темноту, пока спустя несколько часов не услышал тихую поступь лисицы, после чего Лиска расстелила подле него свое одеяло.

Скоро она задышала так тихо и ровно, как дышат только во сне, и Джекоб, окутанный ее теплом, наконец тоже уснул, позабыв о кошмарах, его поджидавших, и о карточке, принесшей слова из другого мира.