Влиятельные корпорации, оказывающие непосредственное воздействие на политику (речь идет о медиа-индустрии), по сути, несут прямую ответственность за современную безальтернативность и деградацию политического языка и коммуникации — факторы, в немалой степени определяющие текущее нездоровое состояние демократии. Причин здесь две. Во-первых, печать, а также, во все большей степени, радио и телевидение входят в коммерческий сектор общества— вместо, допустим, благотворительного или образовательного секторов, в которых они вполне могли бы оказаться. Это означает, что программы новостей и прочие политически значимые сообщения должны соответствовать формату, который диктуется какими-то определенными представлениями о рыночном продукте. Если медиакомпания хочет переманить клиентов у конкурента, ей следует быстро завладевать вниманием читателя, слушателя или зрителя. В результате сообщения крайне упрощаются и подаются в сенсационном ключе, что, в свою очередь, снижает уровень политических дискуссий и компетентность граждан. Чрезмерное упрощение и сенсационность сами по себе не обязательно сопутствуют рынку и коммерциализации: рынки редких книг, спортивных машин, дорогих вин и прочих подобных вещей уважают потребность клиента в принятии тщательно продуманного решения и предоставляют ему обширную информацию. Подобные рынки в ограниченной степени существуют даже в рамках СМИ —в виде газет и программ для высокообразованных людей, умеющих воспринимать сложную аргументацию без особых умственных усилий. Массовый рынок новостей непригоден для серьезной продукции исключительно вследствие его особого характера и эфемерности поставляемого товара. В результате политические деятели вынуждены следовать одному и тому же шаблону, если они хотят сохранить какой-то контроль за формулированием собственных высказываний: если они не овладеют умением изрекать лаконичные, броские банальности, журналисты начисто перепишут то, что они хотели сказать. Политики всегда рассчитывали, что их слова будут цитировать в заголовках.

Предлагаю провести небольшой мысленный эксперимент, чтобы понять суть этого процесса. Представим себе, что учителям поставлена задача доносить До своих учеников информацию в газетном стиле, и наоборот. Каждый день учителя будут сталкивать-ся с риском того, что если им не удастся быстро за-владеть вниманием учеников, то на следующее утро те отправятся в другую школу. Сомнительно, что кого-либо из учеников привлекут алгебра, строение атомов углерода или французские неправильные глаголы. По сути, этот кошмар отчасти уже происходит: учителям приходится бороться за внимание учеников с телевизором, перед которым те проводят долгие часы своего досуга. Интересно, что такая возможность почти никогда не упоминается в жалобах общественности на снижение уровня образования. Может быть, это связано с тем фактом, что подобные жалобы обычно организуются хозяевами СМИ?

Можно возразить, что рано или поздно родители и ученики сообразят, что образование, состоящее из занимательных, легко усваиваемых обрывков знаний, ни к чему не ведет и, в частности, не готовит учеников к тому, чтобы занять достойное место на рынке труда. Таким образом, рынок знаний произведет автокоррекцию, и хорошие школы будут вознаграждены увеличением числа учеников. Однако в случае массовой политической коммуникации такая коррекция неосуществима. Аналогом учеников, обнаруживших, что их поверхностное образование ни на что не годится, будут люди, обнаружившие, что газеты и телепрограммы не подготовили их к тому, чтобы стать политически подкованными гражданами. Но такой проверки никогда не произойдет, по крайней мере в какой-то осязаемой форме. Люди могут смутно догадываться, что они не понимают происходящего в политике и в управлении страной, а все, что они слышат о политиках, об окружающих их скандалах и дутых сенсациях, только сильнее их запутывает. Но они будут не в силах уловить здесь какую-либо связь с логикой определенных рыночных процессов.

Для того чтобы перейти к противоположной аналогии, когда СМИ действуют по принципу школы, особого воображения не требуется. Именно так поначалу работали британская ВВС и некоторые другие широковещательные компании демократического мира. Задача этих СМИ, в формулировке ВВС, состояла в том, чтобы «информировать, просвещать и развлекать». Рудименты этой модели сохранились в работе ВВС и, в некоторой степени, в контролируемом секторе частного телевидения. Различные виды общественного контроля, весьма далекие от политического вмешательства, с одной стороны, обеспечивают известную защиту от непосредственного давления рынка, а с другой — обязывают к уважению иных целей, помимо быстрого привлечения внимания. Но эта модель уже довольно долгое время пребывает в упадке. Возлагаемые на работников СМИ из общественного сектора обязательства следить за соотношением своего зрительского рейтинга и рейтинга их конкурентов из частного сектора неизбежно толкают первых именно к борьбе за привлечение внимания. Этот процесс интенсифицировался после того, как технологические достижения устранили прежнее ограничение на число каналов, присущее системе эфирного вещания, создав возможности для спутниковых, кабельных и цифровых услуг. Кроме того, печать и вещательные средства массовой информации начинают относиться друг к другу как к источнику сюжетов, но этот процесс становится односторонним: приоритеты печатной журналистики и частного вещания проникают и в сектор общественного вещания, в то время как необходимость быстрого привлечения внимания мешает первым двум заимствовать много новостей у последнего, если только те еще не приобрели форму, отвечающую этому требованию.

В результате коммерческая модель берет верх над Другими способами осуществления массовой политической коммуникации. Политика и прочие новости все чаще рассматриваются как крайне скоропортящиеся предметы потребления. Потребитель берет верх над гражданином.

Вторая причина для обеспокоенности той ролью, которую печать, радио и телевидение играют в осуществлении политической коммуникации, состоит в том, что контроль над этими СМИ сосредоточен в руках чрезвычайно узкой группы лиц. Как ни странно, развитие новых технологий передачи информации не привело к увеличению разнообразия среди ее поставщиков, если только не принимать в расчет крайне узкоспециализированные каналы. Проблема в том, что технологии, необходимые для реально массового вещания, чрезвычайно дороги, и ими могут воспользоваться лишь огромные корпорации. В Великобритании, представляющей крайний случай в этом отношении, одна-единственная компания (News Corporation) монополизировала спутниковое телевидение (BSkyB), владеет такими разными газетами, как The Times и The Sun, и обладает тесными взаимоотношениями с другими поставщиками новостей. Кроме того, News Corporation — международная компания лишь с частичным участием британского капитала. В Италии премьер-министр является крупнейшей, не знающей себе равных фигурой в секторе частных СМИ (а помимо этого он пользуется все большим влиянием и в секторе общественного вещания).

Даже там, где есть конкуренция, она едва ли приведет к разнообразию вследствие экономических условий, царящих на рынках СМИ. Когда поставщики новостей выявляют крупный, примерно однородный массовый рынок потребителей, они единодушно стремятся сделать его мишенью своих усилий, а это значит, что все они предлагают приблизительно одно и то же. Разнообразие появится лишь в одном из двух случаев. Во-первых, могут существовать иные формы подачи новостей, что формально наблюдалось в случае многих общественных СМИ, в чью задачу не входил охват максимально большой однородной аудитории. Во-вторых, коммерческие поставщики будут выдавать разнообразную продукцию, если в состоянии увидеть сегментированный рынок вместо однородной массы; соответственно, они могут сделать выбор в пользу охвата отдельных сегментов. Такое происходит в случае «качественной» печати, которая нацелена на небольшой, но обычно процветающий слой высокообразованных читателей.

Контроль за политически значимыми новостями и информацией, представляющий собой жизненно необходимый ресурс демократии, оказывается в руках у очень узкой группы исключительно богатых лиц. А богатые люди, как бы сильно они ни конкурировали друг с другом, как правило, разделяют одно политическое мировоззрение и очень сильно заинтересованы в том, чтобы использовать находящиеся под их контролем ресурсы для борьбы за свои убеждения. Это не просто означает, что одни партии получат в СМИ более благоприятное освещение, чем другие; вожди всех партий знают об этой власти и чувствуют себя связанными ею при формулировании своих программ. Разумеется, наблюдаемая нами концентрация СМИ в руках немногих не произошла бы, если бы правительства полагали, что их вмешательство необходимо в интересах большего разнообразия и конкуренции. Аналогичные факторы лежат за раздающимися сейчас в большинстве демократий призывами резко ограничить роль общественных СМИ в пользу частного вещания.