Письмо ваше, милый друг Владимир Григорьевич, произвело на меня тяжелое впечатление. Я вполне согласен с тем, что вы пишете, что мною была сделана ошибка и что надо поправить ее, но дело в том, что все это представляется мне в гораздо более сложном и трудно разрешимом виде, чем оно может представиться даже самому близкому, как вы, другу. Решать это дело должен я один в своей душе, перед богом, я и пытаюсь это делать, всякое же чужое участие затрудняет эту работу. Мне было больно от письма, я почувствовал, что меня разрывают на две стороны, верно, оттого, что я, верно или неверно, почувствовал личную нотку в вашем письме. Пожалуйста, если хотите сделать мне добро, – а я знаю, что вы всей душой хотите этого, – не будем больше говорить об этом вашем письме, а будем пока переписываться, как будто его не было, как и прежде, и о моем испытании, и о наших общих и духовных и практических, – главное, духовных делах.

Никогда мне так не нужно было и я так не понимал ясно благодетельность сознания того, что жизнь наша только в настоящем, а в настоящем, если цель, дело твоей жизни – движение вперед к доброй, любовной жизни, то все, что бы с тобой ни случилось, может, или, скорее, не может, не быть обращено в достижение цели твоей жизни – в благо. Я повторяю вам то, что сотни раз вы слышали и знаете, но, испытав благодетельность этого сознания, мне хочется всем рассказывать, что 2 × 2 = 4.

Пожалуйста, сделайте, как я прошу, и чтоб в наших отношениях не осталось и тени какого-нибудь неудовольствия друг на друга.

Спасибо за все очень большое, все надеюсь до свидания.

Привет Гале и всем друзьям.

25 утром.